Отменённые историей - Леонид Ефимович Шепелев
Иногда с особенностями титулования связаны литературоведческие загадки. Читая пушкинского «Дубровского», читатель убедится в том, что генерал-аншеф Троекуров называется там то «ваше высокопревосходительство», то просто «ваше превосходительство». Что это: невнимательность А. С. Пушкина, непонятный нам его умысел или существовавшая в действительности возможность разного титулования? Надо учесть, что генерал-аншеф пользовался правом на более высокий титул — «ваше высокопревосходительство», так что применение второго было равносильно умалению его достоинства. Поэтому последнее предположение, казалось бы, отпадает. Какое же из первых двух верно, мы не знаем.
В обществе дореволюционной России отношение к чинам, званиям и титулам было разным. В бюрократической и обывательской среде им придавалось очень большое значение. В демократической же среде (особенно в последней четверти XIX и в начале XX в.) отношение к ним (и особенно к гражданским чинам) было негативным, хотя их важная объективная роль в современной жизни страны — роль отрицательная — вполне осознавалась.
В чем же проявлялось значение чинов, званий и титулов? Разъяснить это современному нам читателю оказывается довольно сложным. Любопытно, что, предвидя это, государственный секретарь А. А. Половцов писал Александру III в 1886 г.: «Настанет время» когда историку трудно будет объяснить, что такое был чин, но сегодня нельзя не считаться с этим полтораста лет слагавшимся, вросшим в привычки русского честолюбия фактом».{4}
Прежде всего это значение определялось, конечно, теми правами, которые давали чины, звания и титулы — правами на вступление в привилегированное сословие, на занятие должностей государственной службы, на близость ко двору, на некоторую независимость от самоуправства местных властей, на почетное положение в обществе (выражавшееся, в частности, в праве на мундир и знаки отличия, на почетную форму обращения, на старшинство среди коллег). По справедливому замечанию одного из современников — В. Я. Стоюнина, чины были важны потому, что давали их обладателям «по крайней мере хоть те права, без которых человеку, хоть несколько развитому и образованному, невыносимо было жить в обществе» того времени.{5}
Русская литература прекрасно отразила общественное значение чинов.
В «Горе от ума» А. С. Грибоедова отказ от искания чинов и критическое отношение к ним воспринимаются персонажами как неразумность, как антиобщественные поступки и признак вольнодумства. Княгиня Тугоуховская с ужасом говорит о своем племяннике Федоре:
Чинов не хочет знать!
Скалозуб рассказывает о брате:
Но крепко набрался каких-то новых правил.
Чин следовал ему: он службу вдруг оставил.
Сам он считает, что для того, «чтобы чины добыть, есть многие каналы». Свой путь в полковники он разъясняет с наивным цинизмом:
Довольно счастлив я в товарищах моих,
Вакансии как раз открыты;
То старших выключат иных,
Другие, смотришь, перебиты.
Молчалин, пытаясь выяснить причины иронической раздражительности Чацкого, спрашивает его:
Вам не дались чины, по службе неуспех?
И получает в ответ;
Чины людьми даются,
А люди могут обмануться.
Но, пожалуй, наиболее ярко разлагающее влияние чинов и чинопочитания раскрыл А. П. Чехов. В рассказе «Торжество победителя» выводится «его превосходительство» Козулин, который, обойдя чином и должностью своего бывшего начальника Курицына, унижающе мстит ему за прошлые издевательства, пригласив к себе на блины. «Вот что прежде бывало! Вот как живали!» — заключает Козулин рассказ о своих мытарствах в прошлом. «А теперь? — продолжает он. — Пфи! А теперь я… я лад ним… Хе-хе-хе… Я ему в жизнь перчику… перчику!». В «Толстом и тонком» Чехов рассказывает о более типичной ситуации — о том, как разница в чинах воспринималась младшим по чину, коверкая человеческие отношения. Диалог между двумя друзьями детства начинается так:
— Порфирий! — воскликнул толстый, увидев тонкого. — Ты ли это? Голубчик мой! Сколько зим, сколько лет!
— Батюшки! — изумился тонкий. — Миша! Друг детства! Откуда ты взялся?
Кульминация же истории излагается автором следующим образом:
— Ну, как живешь, друг? — спросил толстый, восторженно глядя на друга. — Служишь где? Дослужился?
— Служу, милый мой! Коллежсским асессором уже второй год и Станислава имею […] Ну а ты как? Небось уже статский? А?
— Нет, милый мой, поднимай повыше, — сказал толстый. — Я уже до тайного дослужился… Две звезды имею.
Тонкий вдруг побледнел, окаменел, но скоро лицо его искривилось во все стороны широчайшей улыбкой; казалось, что от лица и глаз его посыпались искры. Сам он съежился, сгорбился, сузился… […]
— Я, ваше превосходительство… Очень приятно-с! Друг, можно сказать, детства и вдруг вышли в такие вельможи-с! Хи-хи-с.
— Ну, полно! — поморщился толстый. — Для чего этот тон? Мы с тобой друзья детства — и к чему тут это чинопочитание!
— Помилуйте… Что вы-с… — захихикал тонкий, еще более съеживаясь. — Милостивое внимание вашего превосходительства… вроде как бы живительной влаги…» и т. д.
Все то, что было замечено относительно чинов и чинопочитания художниками слова, многократно подтверждают мемуарные источники. Характерный случай, например, рассказывает в своем дневнике государственный секретарь Е. А. Перетц. В конце 1880 г. на обеде у принца Ольденбургского московский генерал-губернатор «полный генерал» князь В. А. Долгоруков выразил неудовольствие по поводу того, что был посажен по левую руку от хозяйки, тогда как, по его мнению, он раньше был произведен в чин, чем равный ему по классу чина, но посаженный по правую руку от принцессы сенатор действительный тайный советник М. П. Щербинин. Принцессе пришлось оспорить старшинство Долгорукова, сославшись на то, что она «сама назначает места по спискам старшинства». При этом она заметила Е. А. Перетцу: «Вы считаете это пустяками, а между тем, поверьте, оно не так. Немногие, как Долгоруков, прямо заявляют о своем старшинстве. Но если они не следуют его примеру, то это вовсе не доказывает, чтобы они о старшинстве своем не думали».{6}
В правительственных кругах царской России чинам также придавалось громадное значение. Наиболее ярко необходимость их (в особенности гражданских чинов) для самодержавия выразил министр народного просвещения граф С. С. Уваров — автор известной реакционной формулы «православие, самодержавие и народность». В 1847 г. он подал Николаю I записку, в которой доказывал, что система чинов является «силою, не бывалою в руках других государей и составляющею твердую опору… власти». Чины есть
