…А теперь музей - Борис Ионович Бродский
Московский Кремль. Акварель Кваренги.
Иван Грозный рассматривал кремлевскую звонницу как триумфальное сооружение. Покорив Новгород, он перенес сюда большой печеной колокол, а затем во время войны с Лифляндией свез сюда все Крупные колокола из покоренных русским войском городов.
Годунов выбрал для своей колокольни место, связанное с рядом великих государей, но снести для удобства постройки национальную святыню даже человек, у которого хватило духа поджечь Москву, не посмел; он решил надстроить церковь святого Ивана.
Всего через два года после восшествия Бориса на престол посреди Кремля поднялся гордый и стройный гигант в золотом шлеме-куполе, и, если прежняя церковь звалась просто Иваном, надстроенная - она стала Иваном Великим. Три нижних восьмигранных яруса как бы вырастают один из другого. Грани украшены плоскими вертикальными выступами «лопатками», что придает зданию одновременно мощь и нарядность. Лопатки переходят в декоративный пояс, состоящий из маленьких, словно игрушечных арочек, - любимый мотив древнерусских зодчих. Выше темнеют проемы, в которых висят колокола и поднимается верхний круглый ярус со щелевидными окнами. Когда были сняты леса, на страшной высоте под самым куполом глазам восторженных москвичей предстала золотая надпись:
«Изволением святые Троицы повелением великого господаря царя и великого князя Бориса Федоровича всея Руси самодержца и сына его благоверного великого господаря царевича князя Федора Борисовича всея Руси сей храм совершен и позлащен во второе лето господарства их».
«На вызолоченных досках золотыми буквами он [Годунов] обозначил свое имя, положив его как некое чудо на подставке, чтобы всякий мог, смотря в высоту, прочитать крупные буквы, как будто имея их у себя в руках», - пишет современник.
Мы не знаем ни имени великого зодчего, построившего колокольню, ни имени гениального художника-каллиграфа, сумевшего рассчитать надпись так, чтобы она, не нарушая масштаба архитектуры, читалась с колоссального расстояния, чтобы золотые буквы связывались в единый ритмический орнамент и в то же время сохраняли самостоятельность и изысканное начертание.
Колокольня и впрямь как бы служила «подставкой» надписи. Золотые буквы, подобно ожерелью, украшали красавицу-башню тремя ярусами, прославляя в веках царя Бориса и утверждая его сына Федора соправителем и наследником. Надпись сияла золотом над Москвой и над всей Россией, показывая, как велик и могуществен тот, кто поставил посреди Кремля эту гигантскую белую свечу и зажег ее червонным золотом похожего на шлем купола.
Имя Годунова теперь возвышалось над Иваном Калитой, Иваном 111, Иваном IV Грозным, утверждая самое важное для Бориса - преемственность его власти. Годунов создавал династию, рассчитывая, что людская память неустойчива. И правда, по прошествии нескольких лет стали забываться и гибель царевича, и пожар Москвы, и нашествие хана, а белая колокольня стояла перед глазами москвичей и должна была стоять, пронося в вечность память о Борисе.
Колокольня «собрала» в единое и неразрывное целое три главных собора Кремля, воцарившись над золотом и серебром луковичных куполов. Объединение Руси, победа над татарами, стремительный рост культуры и самоуважение нации, сбросившей трехсотлетнее иго, воплощались в простых и суровых белокаменных массах Успенского, Архангельского и Благовещенского соборов. Теперь к ним прибавилась башня, казавшаяся гигантской на фоне нагромождений деревянных срубов, крылец, тесовых и гонтовых крыш, обступивших Соборную площадь.
В жизни древнего москвича все было непрочным: сегодня - враги, завтра - пожар, послезавтра - голод и моровая язва. Только застывшие в нерушимом покое белокаменные соборы и устремившаяся ввысь белая колокольня как бы говорили о иной, вечной и неизменной жизни. Колокольня медленно, но неудержимо, ярус за ярусом растущая к небу, казалось, сливается с ним; в зависимости от погоды, она представлялась то ласковой, то угрюмой и недоброй, то полной какого-то внутреннего напряжения, которое разряжалось сначала наводящим страх и тоску гудением большого колокола, а затем рассыпалась в веселом перезвоне.
Среди тревог повседневной жизни, неуверенности в будущем, золотой купол колокольни, мерцание которого, казалось, проникало в каждое слюдяное оконце разбросанного по косогорам города, напоминал о боге, всевидящем и карающем. А царь Борис, мудрый и строгий, все ведающий, все понимающий, получивший власть из рук самого бога и отблагодаривший его возведением удивительной башни, как бы объявлялся богоравным.
Иван Великий был по-прежнему главной дозорной вышкой Москвы. Здесь принимались сигналы с башни Симонова монастыря, а там в свою очередь с церкви в селе Коломенском. Система сигнализации тянулась далеко на юг и позволяла за несколько часов предупредить Москву о приближении врага, находящегося на расстоянии нескольких сот километров. Иван Великий завершал цепь башен, но «рабочими» у него были только три нижних восьмигранных яруса, построенные до Бориса. Верхний круглый ярус с декоративными щелевидными окнами служил, действительно, «подставкой» для надписи. Военного значения он не имел.
III
Все лето 1601 года шли невиданные дожди, а в середине августа ударил мороз. Мерзлое зерно оказалось невсхожим, и в следующем году все семена погибли в земле. Начался голод. Он был столь страшен, что в одной Москве от него умерло, судя по захоронению в трех назначенных для этого местах, 26 тысяч человек.
Колокольни Иван Великий и звонница после взрыва. Рисунок Бакарева.
«Свидетельствую истиной и Богом, что в Москве я видел собственными глазами людей, которые валялись на улицах. Летом они щипали траву, подобно животным, а зимою ели сено», - пишет француз Маржерет. «В то время по воле Божией, во всей московской земле наступила такая дороговизна и голод, что подобного еще не приходилось описывать ни одному историку. Все крестьяне и поселяне, у которых были коровы, лошади, овцы и куры, съели их, невзирая на пост, собирали в лесах различные коренья, грибы и многое другое и ели их с большой жадностью; ели также мякину, кошек и собак», - писал английский посланник.
В 1605 году Борис Годунов неожиданно умирает. Вскоре москвичи встретили Самозванца как избавителя от бедствий.
Семья Годуновых вместе с царевичем Федором была казнена, а тело Бориса, объявленного цареубийцей, было вывезено из усыпальницы русских царей - Архангельского собора. Самозванец обосновался в Кремле, над которым продолжали сиять, словно отлитые из золота, имена Бориса и его сына Федора. Поэтому Лжедмитрий повелел немедленно забелить ненавистную ему надпись под куполом Ивана Великого. В дальнейшем в планы Самозванца, занявшего русский трон с помощью
