Валентин Пикуль - Из пантеона славы
Корабельные оркестры не переставая наигрывали мелодию "Правь, Британия, морями!".
- Что может быть слаще этих минут! - говорил Нельсон.
В роскошном палаццо Сесса его чествовали праздничным обедом, а Эмма отпаивала тщедушного победителя жирным ослиным молоком. Скоро составилось поэтическое трио: Каролина, Нельсон и леди Гамильтон, на совести которых лежала трагическая судьба Неаполя... Леопольд II прислал на помощь сестре генерала Макка, Фердинанд устроил парад своих голодранцев, и Нельсон парад принял.
- По-моему, - заявил он, - это лучшая армия мира.
Макк был солидарен с мнением адмирала:
- Не стоит и ждать, пока французы расшевелятся. Мы сами пойдем на Рим, где и всыплем этим поганым республиканцам...
Английские историки цитируют слова Нельсона, обращенные к королю Фердинанду: "Вам остается либо идти вперед, доверившись божьему благословению правого дела, либо быть вышвырнутым из своих владений". Подле адмирала, произносящего эти слова, могучая Эмма Гамильтон казалась богатырем... Фердинанд заплакал:
- Вы не знаете моих неаполитанцев. Все они - первейшие в мире трусы, а я средь них - главный и коронованный трус!
Оркестры заиграли, и "лучшая армия мира" пошла отвоевывать Рим у французов. Сэр Уильям сказал, что скоро они увидят короля в авангарде дезертиров; дальновидный политик, он сразу просил у Нельсона корабль, дабы заранее погрузить на него свои антики - для отправки их в Англию.
- Поход на Рим кончится революцией в Неаполе... Эти босяки не станут воевать ради предначертаний нашего Питта!
В декабре Неаполь увидел своего короля.
- Мои вояки разбежались кто куда... Французы скоро будут в Неаполе! Спасите нас, - умолял он Нельсона.
Королевские сокровища спешно погрузили на корабли британской эскадры.
Фердинанд умолил адмирала Караччиоли следовать в конвое эскадры. Была страшная буря. Флагманский корабль Нельсона чуть не погиб. Зато неаполитанские корабли легко преодолевали волну, у них не было ни аварий, ни поломок рангоута. Фердинанд, страдая, сделал Нельсону выговор:
- Мой адмирал лучше вас, англичан, знает свое дело... Мне бы следовало плыть не с вами, а с Караччиоли. Вы показали себя мастером сражений на море, но перед стихией вы жалкий ученик...
Нельсон это запомнил! Эскадра наконец достигла Палермо; придворные сразу раскинули карточные столы, началась игра, Эмма и Нельсон швыряли золото горстями. Капитан Трубридж, флаг-офицер Нельсона, заметил своему адмиралу:
- Милорд, неужели вы испытываете удовольствие от азарта в этом гнезде королевского позора? Англия, знайте это, уже извещена, когда и с кем вы проводите время.
- Трубридж, еще одно слово, и вас ждет отставка...
К удивлению всех, Караччиоли покидал Палермо - он пожелал вернуться в Неаполь. Нельсон осудил его за это:
- Король считает вас своим другом, а вы бросаете его величество ради неаполитанских голодранцев. Мне не стоит труда доломать и дожечь остатки вашего полудохлого флота.
- Прощайте! - отвечал Караччиоли. - Мой неаполитанский патриотизм дороже любой королевской благосклонности...
Неаполь он застал встревоженным, все ждали прихода французов, а Чимароза ожидал их даже с нетерпением:
- Я родился в грязном подвале прачечной, где стирала моя мать. Моим отцом был каменщик, упавший с высоты храма на мостовую... Мне ли, сыну прачки и каменщика, отворачиваться от идей свободы, равенства и братства!
- Браво, маэстро, браво! - отвечал князь Караччиоли. - После бегства Бурбонов в Палермо я, как и вы, уже не считаю себя связанным с ними былою присягой...
Театр "Сан-Карло", поражавший помпезным великолепием, уже огласился революционным гимном Доменико Чимарозы:
Народ, не знай порабощенья,
Освобождайся от цепей,
В огонь бросай изображенья
Тиранов гнусных - королей.
Перед дворцом в пламени костров корчились королевские портреты, сгорали их знамена, здесь Чимароза встретил Паизиелло:
- Как я рад, что ты остался с нами, Джованни!
- С вами? Я остался со своей музыкой и своей женой...
В январе 1799 года на обломках Королевства обеих Сицилий французы образовали Партснопейскую республику. Народ ожидал райской жизни, но получил от пришельцев грабежи, мародерство, насилия... Даже нищие лаццарони были растерянны:
- Французы посадили "деревья свободы", но деревья не успели прижиться к земле, как у нас отняли даже остатки свободы...
Чимароза не терял веры в торжество новых идеалов:
- Эскадра адмирала Ушакова образумит этих грубых невеж, русские люди всегда справедливы.
Караччиоли сомневался в помощи русских:
- Ушаков сражается на Корфу, а Нельсон торчит в Палермо, и он всегда может вернуться в Неаполь раньше Ушакова.
Вы забываете, маэстро, что эскадра Нельсона сейчас союзна эскадре Ушакова, они обязаны действовать заодно - против нас!
- Но что меж ними общего? - не уступал Чимароза. - Нельсон из Палермо угрожает Неаполю, поддерживая королей, а Ушаков создает для греков демократическую республику...
***
Весною в Неаполь ворвались банды кардинала Руффо - личная гвардия Каролины, набранная из подонков и религиозных фанатиков. С моря их прикрывали английские корабли под флатом капитана Фута... Началась страшная резня! Французский гарнизон затворился в крепости. Неаполитанский флот, неся штандарт князя Караччиоли, помогал осажденным корабельными пушками. В эти дни были умерщвлены лучшие люди Италии - поэты и врачи, мыслители и художники. Бандиты ворвались и в дом Доменико Чимарозы, который в ужасе закрыл глаза, чтобы не видеть, как его волшебные клавичембало вылетали из окон на мостовую. Ему было сказано:
- Теперь запоешь другие гимны... Пошли, пес!
Адмирал Ушаков высадил близ Неаполя матросский десант во главе с капитан-лейтенантом Г. Г. Белли: этот десант на юге страны смыкался с войсками Суворова в Италии Северной. С боями двигаясь от Портичи, Белли вступил в Неаполь - уже растерзанный, полумертвый. Павел I извещал Суворова: "Сделанное Белли в Италии доказывает, что русские люди на войне всех прочих бить будут..." Но кого бить тут?
Средь улиц несчастного Неаполя лежали неубранные груды тел, и над ними роились мириады гудящих мух.
- Что делать-то нам? - оторопело спрашивали матросы.
- Людей спасать, - отвечал им Белли...
"Русские, - сообщал очевидец, - одни охраняли спокойствие в Неаполе и общим голосом народа провозглашены спасителями города". Дома в Неаполе, занятые ими, стали единственным прибежищем для республиканцев - французов и жителей Неаполя; Белли никого не выдавал на расправу, а его матросы без лишних разговоров били бандитов в морду:
- Иди, иди.., бог подаст! А я добавлю...
Появление русских ускорило капитуляцию. Французы сложили оружие перед капитаном Футом, который и обещал им:
- Клянусь честью джентльмена и честью короля Англии, что все вы и ваши семьи будете отпущены в Тулон...
Но кардинал Руффо арестовал Караччиоли:
- Князь! Вас высоко чтил мой король, потому я дарую вам жизнь, которую вы и закончите в тюрьме на соломе...
Только теперь синеву Неаполитанской бухты возмутили якоря, брошенные кораблями Нельсона; с берега видели, как ветер раздувает широченное платье леди Гамильтон, стоявшей на палубе подле адмирала. Нельсон пребывал в ярости - русские опередили его в Неаполе; теперь ни он сам, ни его Трубридж, ни даже кардинал Руффо ничего не могли с ними поделать.
Белли подчинялся только Ушакову:
- Я имею приказ своего адмирала - избавить несчастных от истязаний, после чего мой десант пойдет на Рим...
Руффо поднес в презент Трубриджу отрубленную голову французского офицера. Эмма Гамильтон была возмущена:
- Как вы осмелились принять ее, если этот великолепный сувенир по праву принадлежит Нельсону.., только Нельсону!
Нельсон сказал, что милосердие можно оставить за кормою.
- Всем пленным сразу же отрубайте головы!
- Но я поручился честью джентльмена, - возразил Фут.
- Этот товар мало чего стоит на войне.
- Я поручился и честью короля Англии! - негодовал Фут.
- В Неаполе один король - я, - отвечал Нельсон. Он велел вытащить из темницы адмирала Караччиоли. - Вы собирались там отсидеться, но вам предстоит повисеть. Смотрите, какие высокие мачты, а их длинные реи - это готовые виселицы...
Даже злодей и мерзавец Руффо вступился за адмирала:
- Оставьте старого человека в покое, он помрет и без вас.
Или судите его, но приговор пусть конфирмует сам король.
- Мне некогда ждать вашего короля, - огрызнулся Нельсон...
Франческо Караччиоли было семьдесят лет. Он не хотел умирать, умоляя о пощаде не адмирала, а Эмму Гамильтон:
- Ваше нежное женское сердце доступнее жалости...
- У меня нет сердца! - отвечала ему красавица. Эмма Гамильтон закрылась в каюте, из которой вышла на палубу только затем, чтобы насладиться сценой повешения. Когда адмирал-республиканец, с безумным воем взвился на веревке под самые небеса, все услышали рукоплескания женщины:
