Игорь Шафаревич - О Данииле Андрееве
Не подскажут мне закатившиеся эпохи
Злу всемирному соответствующий размер,
Не помогут во всеохватывающем вздохе
Ритмом выразить величайшую из химер.
И далее:
Я работаю, чтоб улавливали потомки
Шаг огромнее и могущественнее, чем людской.
Чтобы в грузных, нечеловеческих интервалах
Была тяжесть, как во внутренностях земли,
Ход чудовищ, необъяснимых и небывалых,
Из-под магмы приподнимающихся вдали.
То есть он рисует картину каких-то геологических катаклизмов, выпустивших на свет чудовищ, скрывавшихся в недрах земли. Обращаясь к новому стиху, - "Сверх-пеону", автор восклицает:
Наши судороги под расплющивающей пятою,
Наши пытки и наши казни запечатлей!
И свидетельство о склонившемся к нашим мукам
Темном демоне, угашающем все огни,
Ты преемникам - нашим детям и нашим внукам
Как чугунная усыпальница, сохрани.
Я до сих пор помню, как впервые читал это. стихотворение. Когда я дошел до "склонившемся к нашим мукам", то мысль, забегая вперед, рисовала что-то вроде образа плачущей Богородицы, и он казался мне очень трогательным, сильным. Но образ "темного демона, угашающего огни", был совершенно неожиданным и поразил меня. Действительно, кроме, так сказать, внешних форм воздействия зла - мучительства, обмана - существует и более глубинное его воздействие, когда оно убивает добро и красоту, "угашает огни". И если сейчас эпоха "пыток и казней" может быть (но лишь может быть!) для нас позади, то апогей "гашения огней" лишь приближается. В кино, театре, литературе появляется все больше произведений, где нет хороших, симпатичных людей, рисуется темный, безблагодатный мир. На нас надвигается образ жизни, в котором дети не будут знать ни колыбельных, ни сказок, а воспитываться на "мультиках по телеку", когда первая любовь, описанная Шиллером и Тургеневым, заменится половым актом, увиденным в кино, а любовь к своей родине, устарелый "патриотизм" уступит место более "прогрессивной" концепции космополитизма. Один видный атомник несколько лет назад рисовал картину мира, в котором из всех живых существ останутся лишь люди и бактерии. У нас на глазах действительно кто-то "угашает все огни" - один за другим. Я говорил выше о том грузе, который жизнь возложила на плечи поколения Д. Андреева. Конечно, не он один это ощутил. По крайней мере еще один великий художник посвятил всю свою творческую жизнь попыткам ответить на те же вопросы: Д. Шостакович. Они даже родились с Д. Андреевым в один год и шли одним путем - или параллельными путями. Несомненно, что центральной в творчестве Шостаковича является концепция зла, злой силы, с поразительной яркостью выраженная в седьмой и восьмой симфониях, трио и многих других его произведениях. Причем чувствуется, что явление, о котором он пишет, выходит далеко за пределы обыденных человеческих несчастий, имеет космический характер. Но есть и существенное различие в самом характере творчества Д. Андреева и Д. Шостаковича. Почти вся музыка Шостаковича трагична, в ней много мрака. У Андреева же множество светлых стихов о песне соловья, мычании теленочка, об игрушечном мишеньке, о закате и о летнем ливне. Даже самые его трагические стихи трагически оптимистичны. Шостакович кажется мне подобным человеку, который взял на себя подвиг - вошел в горящее здание или в отравленную зону. Он вышел опаленным или отравленным, но смог этой ценой передать людям нечто для них бесконечно важное. У Андреева же была какая-то гораздо более надежная защита, быть может, в его глубокой и твердой вере. Он сам говорит об этом:
Тихо печальница Русского края
Рядом с тобой
Шла,
Если прошел ты, не умирая,
Сквозь этот строй
Зла.
Известно высказывание Достоевского, что Тютчев - поэт-философ. Таким же поэтом-философом был и Даниил Андреев. Благодаря этому восприятие его стихов отличается одной особенностью. Чисто эстетическое, душевное их восприятие затем будит мысль, дает работу интеллекту. Обдумывание произведения, в свою очередь, увеличивает его эстетическое воздействие, открывает новые его художественные стороны. Это ставит новые вопросы перед интеллектом - и так возникает диалог, превращающий в принципе восприятие его произведений в бесконечный процесс. Я боюсь, что это свойство творчества Даниила Андреева зачаровало и меня и мое выступление, задуманное как очень короткое, тоже почти превратилось в бесконечный процесс.
Впервые опубликовано в журнале "Москва", 1990, No 10.
