Александр Формозов - Исследователи древностей Москвы и Подмосковья
Внешний вид археологических памятников Подмосковья и встречающихся в них находок неизмеримо скромней, чем у аналогичных объектов в Сибири или на Украине. Для всех трех районов типичны курганы. Но в Поднепровье и на Среднем Енисее они достигают колоссальных размеров – до 20 метров в высоту. Там при раскопках находят золотые вещи художественной работы, иногда привезенные из Греции или Передней Азии, иногда изготовленные местными мастерами. В Подмосковье ничего подобного нет. Насыпи здесь маленькие, не выше полутора—двух метров, находки же бедны. Тоненькое височное кольцо из низкопробного серебра не привлекает ни как материальная ценность, ни как яркий образец прикладного искусства.
Не забудем и еще одно обстоятельство: на сибирские и причерноморские курганы люди XVII–XVIII веков смотрели как на могилы неведомых народов – язычников, а на подмосковные, – если не как на гробницы предков, то, во всяком случае, как на что-то не совсем чужое. Тревожить прах мертвых казалось здесь кощунством.
Что касается других видов археологических памятников, то в Подмосковье никогда не было ни наскальных рисунков, ни каменных изваяний, ни горных разработок, обративших на себя внимание путешественников по Сибири в XVII–XVIII веках.
Остаются следы древних поселений. Из них особый интерес издавна вызывали руины заброшенных городов с каменными и кирпичными постройками. Уже в XVIII веке русские ученые издали описания нескольких запустевших городов: Болгара под Казанью, Аблаинкита на Иртыше, Сарая на Нижней Волге, Маджар на Северном Кавказе, Херсонеса и Пантикапея в Крыму. В Подмосковье таких развалин нет. Стоянки охотников и рыболовов каменного века, рядовые селища вятичей и кривичей не имеют никаких выраженных признаков на поверхности. Разыскать эти памятники прошлого сумели только специалисты-археологи в XX веке. Городища с их валами и рвами хорошо заметны, и в народе о них всегда знали, но в размывах на краю береговых укреплений можно увидеть лишь полусгнившие кости да черепки грубо слепленных горшков – на обывательский взгляд, вещи нестоящие. Это не Херсонес с его мраморными колоннами, находками расписных ваз и античных монет.
Наконец, раскопки в Сибири позволяли надеяться, что с их помощью проясняться какие-то темные места в истории Азии – материка для европейцев все еще малоизвестного. Об истории греческих городов в Причерноморье вполне можно было судить по книгам древних авторов. Но людей XVIII века, воспитанных на идеях классицизма, на преклонении перед античностью, занимало все, что говорило о высокой культуре того времени, – и глиняные светильники, и терракотовые статуэтки, и монеты, и детали каменных зданий. Ну а прошлое Центральной России ученые XVIII века рассчитывали с достаточной полнотой восстановить, используя одни летописи и грамоты.
Так и получилось, что археологические памятники Подмосковья на десятилетия выпали из круга внимания первых русских исследователей отечественной истории.
Положение изменилось в начале XIX века.
Глава 1
Первые исследователи подмосковных городищ Ходаковский и Калайдович
В конце 1819 года в Москве вышел очередной– двадцатый – номер популярнейшего русского журнала «Вестник Европы». Он был основан в 1802 году Николаем Михайловичем Карамзиным (1766–1826), а затем перешел в руки его литературного противника Михаила Трофимовича Каченовского (1775–1842). Новый редактор – профессор Московского университета по кафедре истории – в отличие от своего предшественника заполнял страницы журнала не столько произведениями поэтов и прозаиков, сколько специальными исследованиями, посвященными тем или иным явлениям древности и средневековья. Это вызывало нарекания читателей. Пушкин иронизировал, что «Вестник Европы» целиком ушел в обсуждение таких «животрепещущих» тем, как упомянутые в летописях «куньи мордки».[3]
И на этот раз в журнале была помещена большая статья, озаглавленная «Разыскания касательно русской истории», но вряд ли кто из подписчиков счел ее малоинтересной. Здесь поднимается вопрос, далеко не безразличный для русского общества в период национального подъема после Отечественной войны 1812 года и в начале движения декабристов. Вопрос состоит в том, была ли культура древнейших славян примитивной или она достигла высокого уровня. Рассматривались тут и пути решения этой проблемы.
Сказав несколько комплиментов «Истории государства Российского» Карамзина, изданной всего год назад и пользовавшейся огромным успехом, автор статьи упрекал историографа в малом внимании к истокам славянства, по сути дела в отказе от их поисков и характеристики (вероятно, это и привлекало в «Разысканиях» редактора Каченовского). Те, кто пользуется только летописями, составленными христианскими монахами, говорилось далее, неминуемо видят более ранний языческий период в искаженном свете, поскольку христиане намеренно изображали язычников грубыми, жалкими дикарями. Ученым надо обратиться к совсем другим материалам – к фольклору, топонимике, этнографии, покинуть кабинеты, «низойти под кровлю селянина», узнать его поверья и обычаи.
Особенно важны в этой связи своеобразные памятники прошлого – городища. «Мне удалось заметить…, – писал автор, – что, где они уцелели, везде сходствуют в главных чертах: имеют небольшие кругловатые валы, исключительно из черной земли насыпанные, имеют вход от востока, всегда находятся при реках или источниках на прекраснейших местоположениях, и посреди оных валов нередко примечаются ямки или котловища… Сии городища были святыми… приходскими местами, где свадьбы, венчания и другие обряды языческие совершались».[4] Городища сооружены не кем иным, как славянами, притом по строгой системе – в четырех – шести или восьми верстах друг от друга, так что по ним легко определить и область расселения славян, и устройство их общества в языческую эпоху. Более того: продолжая исследования, можно будет дойти до «Инда и Гангеса» и выявить корни всей европейской семьи народов (незадолго перед тем было установлено родство санскрита с европейскими языками).
Под статьей стояла незнакомая публике подпись: «Зориян Доленга-Ходаковский…, Гомель под Белицею, 20 липца 1819» («липец» – по-польски «июль»).
Менее чем через год увидала свет вторая работа Ходаковского: «Проект ученого путешествия по России для объяснения древней славянской истории». Она была напечатана в семи номерах петербургского журнала «Сын отечества» за 1820 год и содержала более развернутое обоснование тезисов, выдвинутых в «Вестнике Европы». Дан тут и список конкретных городищ, разбросанных по просторам России и требующих осмотра и изучения. Среди них названо несколько пунктов в Московской губернии: Вышгород в Верейском уезде (ныне Наро-Фоминский район), городища в Верее (Владимирово), Малом Ярославце и у села Ладонского в Тарусском уезде.[5] М. Т. Каченовский нашел нужным перепечатать эту статью с небольшими сокращениями в «Вестнике Европы».[6]
Постепенно до Москвы дошли рассказы о неизвестном русским читателям исследователе славянских древностей. Впервые он выступил в печати в 1818 году в западно-украинском городке Кременце, где находился центр польского просвещения – Лицей. Уже в этой ранней публикации намечена широкая программа сбора материалов о культуре славян-язычников: «Сбережем случайные, но довольно нередкие открытия, которые делаются в земле, – эти разные небольшие статуэтки, изображения, металлические орудия, посуду, горшки с пеплом. Сосчитаем и точно измерим все большие могилы… Охраним от уничтожения надписи, начертанные на подземных скалах… Снимем планы с положения местностей, пользующихся давней известностью. Узнаем все названия, какие деревенский люд и его лекарки дают растениям. Соберем, сколько возможно, песни и старые гербы. Опишем главнейшие обряды».[7]
Этот план исследований Ходаковский представил Варшавскому обществу друзей наук, но поддержки там не встретил. В его положениях усмотрели предосудительное восхваление язычества и очернение христианства. Тогда Ходаковский решил познакомить со своим проектом известного мецената графа Николая Петровича Румянцева (1754–1826). Сын фельдмаршала П. А. Румянцева-Задунайского, видный дипломат, государственный канцлер, выйдя в отставку, погрузился в изучение русской старины, субсидировал издания исторических источников, поиски их в монастырях и архивах.[8] В его-то имение близ Гомеля и приехал Ходаковский из Западной Украины. Граф выслушал посетителя, снабдил его рекомендательным письмом в столицу, но от помощи в организации экспедиции уклонился.
Из Белоруссии Ходаковский направился в Петербург, где предложил «Проект ученого путешествия» министру народного просвещения А. Н. Голицыну. Тот запросил мнения Н. М. Карамзина. Николай Михайлович отозвался о проекте положительно, подчеркнув, в частности, что автор «окажет немалую услугу любителям нашей истории, если, осмотрев на месте ее памятники, в особенности городки, издаст их верное описание».[9] Проект, поданный министру, и был напечатан в «Сыне отечества».
