Вольдемар Балязин - Фаворит Александр Дмитриев-Мамонов; Путешествие в Тавриду (Браки Романовых)
* * *
13 августа 1787 года Турция объявила войну России, а 12 сентября Манифест о войне с Турцией подписала Екатерина.
Потемкина не было с нею рядом, он находился на юге, при армии, и Мамонов, как мог поддерживал императрицу, но все же - далеко было ему до Светлейшего. Война началась тем, что 1 октября Суворов разбил под Кинбурном турецкий десант, но на том очевидные успехи русских войск закончились.
В январе 1788 года войну туркам объявила и Австрия, пославшая на помощь Потемкину экспедиционный корпус принца Кобургского. В июне Потемкин и австрийцы осадили Хотин, а в начале июля и Очаков, но военные действия шли довольно вяло.
Воспользовавшись тем, что главные силы русской армии оказались вовлеченными в войну с турками, их северный союзник - шведский король Густав III 21 июня начал военные действия, двинув против 19-тысячной армии графа Мусина-Пушкина 38 тысяч своих солдат и офицеров.
А в этом время сибарит Мамонов безмятежно купался в удовольствиях и успехах. После возвращения из путешествия, милости посыпались на него, как из рога изобилия: он стал шефом Санкт-Петербургского полка, а с 4 мая 1788 года, будучи генерал-поручиком, пожалован был в генерал-адъютанты.
25 мая того же года Иосиф II, сохранивший о Мамонове за время путешествия наилучшие впечатления, возвел фаворита в графское достоинство Римской империи. Затем Екатерина наградила его орденом Александра Невского, усыпанным бриллиантами, стоимостью в 30 тысяч рублей. Доходы его с поместий, жалованье и содержание составляли не менее 300 тысяч рублей в год. Одни только бриллиантовые аксельбанты генерал-адъютанта Мамонова стоили не менее 50 тысяч рублей.
И в дипломатической карьере фаворита наметился очевидный взлет Екатерина готовила его к должности вице-канцлера. Однако все разрушил Его Величество - Случай. Тридцатилетний фаворит перестал пылать к шестидесятилетней самодержице, променяв ее на юную прелестницу-фрейлину, княжну Дарью Федоровну Щербатову.
Екатерина не сразу узнала о случившемся, хотя ей показались подозрительными частые недомогания ее любимца, когда он неделями не показывался в алькове императрицы.
Наконец, весьма осторожно, но совершенно однозначно обманутой самодержице сообщили о коварном изменнике, поправшем и любовь ее и служебный долг, ибо пост фаворита уже давно почитался государственной должностью.
Мамонов почувствовал, что Екатерина все знает и, предвосхищая вызов для объяснения, однажды утром, нарядился в красный бархатный кафтан, который особенно был ему к лицу, надев все ордена и бриллианты, явился к Екатерине. По его виду Екатерина поняла, что предстоит объяснение и, не дожидаясь этого, сама завела разговор о неожиданном для нее охлаждении. Мамонов сначала, как делал это и раньше, сослался на болезнь, а потом заявил, что он не достоин ее, но о любви своей к фрейлине - не сказал.
После того, как они расстались, уязвленная Екатерина села к столу и написала Мамонову:
"Пусть совершается воля судьбы. Я могу предложить вам блестящий исход, золотой мостик для почетного отступления. Что вы скажете о женитьбе на дочери графа Брюса? Ей, правда, только 14-й год, но она совсем сформирована, я это знаю. Первейшая партия в империи: богата, родовита, хороша собой. Решайте немедленно. Жду ответа".
Через полчаса она получила ответ Мамонова, написанный им из соседней комнаты:
"Дальше таиться нельзя. Должен признаться во всем. Судите и милуйте. На графине Брюсовой жениться не могу. Простите. Более году люблю без памяти княжну Щербатову. Вот будет полгода, как дал слово жениться. Надеюсь, поймете и выкажете милосердие и сострадание.
Несчастный, но вам преданный до смерти. А."
Роман Мамонова стоил Александру Матвеевичу утраты его положения фаворита, но не более того, ибо после состоявшегося объяснения и признания в любви к Щербатовой, Екатерина купила молодым несколько деревень более чем с двумя тысячами крестьян, подарила невесте драгоценности и сама обручила их.
Дарья Федоровна и Александр Матвеевич, держась за руки, встали на колени перед своей благодетельницей и искренне заплакали.
Поднимая их с колен и обнимая обоих, вместе с ними плакала и Екатерина.
Потом императрица разрешила им обвенчаться в дворцовой церкви и сама присутствовала при венчании.
На другой день после того, как распрощался он с Екатериной, молодые уехали в Москву. Однако семейная жизнь его не была счастливой. Объяснялось это вздорным характером Дмитриева-Мамонова, его несдержанностью и вспыльчивостью. Екатерина однажды сказала о нем: "Он не может быть счастлив: разница - ходить с ним в саду и видеться на четверть часа, или жить вместе". Жизни вместе со Щербатовой у него не получилось, хотя он и не расставался с нею до ее смерти. Она умерла совсем молодой в 1801 году. Мамонов пережил ее всего на два года, скончавшись тоже весьма рано - сорока пяти лет и оставив пятнадцатилетнего сына и тринадцатилетнюю дочь.
Платон Зубов,
его отец, братья и Светлейший
Что же касается Екатерины, то и на сей раз оправдалась поговорка, что свято место пусто не бывает, так как политические конкуренты - сторонники и враги Потемкина тут же стали подыскивать матушке-государыне нового фаворита. Каждая из сторон всеми способами пыталась познакомить Екатерину со своими кандидатами. Среди них были отставной секунд-майор Преображенского полка Казаринов, барон Менгден, будущий знаменитый военачальник и выдающийся храбрец Михаил Андреевич Милорадович - все молодые красавцы, за каждым из которых стояли самые влиятельные придворные - Потемкин, Безбородко, Нарышкин, Воронцовы и Завадовский.
Судьба улыбнулась двадцатидвухлетнему секунд-ротмистру Конной гвардии Платону Александровичу Зубову - ставленнику фельдмаршала князя Н. И. Салтыкова, главного воспитателя внуков Екатерины. Зубов, конечно же, был отменно красив, и кроме того, был на тринадцать лет младше сына Екатерины Павла.
Все предыдущие фаворита Екатерины, появившиеся после отбытия Потемкина из Петербурга, оказывались возле нее с благословения и согласия Светлейшего. А вот Платон Александрович - волею судьбы последний ее фаворит - был введен в будуар государыни его недоброжелателями, которые воспользовались тем, что Потемкин находился на Дунае.
О "партии" Зубова хорошо осведомленный в придворных делах поверенный Потемкина в Петербурге, полковник Михаил Гарновский писал: "Николай Иванович Салтыков был и есть Зубовым протектор, следовательно, и полковнику Зубову наставник, Зубов-отец - друг князя Александра Алексеевича Вяземского, а Анна Никитична Нарышкина предводительствует теперь Зубовым и посему играет тут первую и знатную роль. Вот новая перемена со своею лигою, которые однако же все до сих пор при воспоминание имени его Светлости неведомо чего трусят и беспрестанно внушают Зубову иметь к его Светлости достодолжное почтение, что и господину Зубову (отцу) твердили".
В тот же вечер, когда Дмитриев-Мамонов получил отставку, к Анне Никитичне Нарышкиной явился Зубов и там встретился, конечно же не случайно, с заехавшей к ней, как будто ненароком, Екатериной. Здесь-то она и сделал окончательный выбор, отправив затем нового фаворита сначала к Роджерсону, а затем к "пробир-фрейлине" Протасовой. Вечером, 20 июня 1789 года, после того, как Екатерина получила заверения и Роджерсона и Протасовой в здоровье и мужских достоинствах претендента, она, будто бы нечаянно и совершенно случайно встретилась с Зубовым в Царскосельском парке и отвела его в Мавританскую баню, представлявшую собой точную копию бани турецкого султана, где и окончательно убедилась в справедливости данного ей заключения.
Придворные из партии Потемкина удивились появлению Зубова в роли фаворита, называя его "мотыльком-поденкой" и "эфемеридой", но вскоре поняли, что ошиблись. В тот момент, когда Мамонов, нанеся прощальный визит Екатерине, спускался вниз по парадной лестнице Зимнего дворца, навстречу ему шел Зубов.
- Что нового? - спросил Зубов, поклонившись.
- Да ничего, кроме того, что вы поднимаетесь, а я опускаюсь, - ответил бывший фаворит.
1 июля Мамонов оставил апартаменты Зимнего дворца и уехал в Москву.
А теперь вернемся во дворец, к новому фавориту - Платону Александровичу Зубову.
На следующий день ротмистр Платон Александрович Зубов стал полковником гвардии и флигель-адъютантом, а еще через сутки обнаружил в ящике своего письменного стола сто тысяч рублей золотом и двадцать пять тысяч ассигнациями.
Вечером он был приглашен Екатериной играть с нею в карты и, таким образом, представлен ею узкому кругу самых близких друзей. Когда игра закончилась, Екатерина, взяв под руку нового флигель-адъютанта, направилась к дверям своей спальни. И уже на следующее утро почти все первые лица империи собрались в приемной Зубова. Здесь были Салтыков и Морков, Нарышкин и Вяземский, старик Мелиссино и Архаров, Самойлов и Безбородко, - князья, графы, генералы. Зубов заставил их ждать более часа и, наконец, появился с надменной, но ласковой улыбкой.
