Жан Оливье - Поход викингов
- Но ведь песню о дракаре сложил дядя Бьярни, а ты знаешь, что с того дня, как он уехал, наш отец...
- Мы здесь одни, Скьольд! Слушай, я доверяю тебе важную тайну! - Юноша понизил голос: - Вальтьоф, наш отец, тоскует со времени отъезда своего брата, Бьярни, как тосковал бы и я, если бы ты уехал от меня в далекие страны. По ночам он ворочается в постели, стонет, призывает брата. После смерти нашей матери дядя Бьярни стал для отца самым дорогим человеком и таким же священным, как старое дедовское кресло с резными ручками, стоящее у очага. Отец говорил мне, что дядя Бьярни прославил нашу мать на веки веков, воспев мужество, с каким она приняла смерть. Так прекрасно этого не мог бы сделать ни один скальд. Когда дядя Бьярни вернется, отец встретит его с распростертыми объятиями и забудет оскорбление, которое тот ему нанес, пустившись в незнакомое море с изгнанником Эйриком Рыжим...
- Лейф! Лейф! Не произноси этого имени!
Лейф рассмеялся, и в голосе его звучала вся гордость викинга.
- Не произносить? Да я поклялся быть похожим на этого человека, который на голову выше всех...
- Замолчи, Лейф, замолчи! - Скьольд подскочил к брату, пытаясь зажать ему рот. - Горе тебе, Лейф! Старейшины Исландии строго-настрого запретили произносить имя Эйрика Рыжего.
Но Лейф смеялся все громче и громче, и, казалось, никакие силы мира не могли бы удержать слова, рвавшиеся из его уст:
- Эйрик Рыжий - самый великий и самый гордый из викингов! Он осмелился бросить вызов судьям альтинга. Он осмелился сказать им, что море не кончается у шхер Гунбьерна. Что море катит свои седые волны гораздо дальше! Он не побоялся сказать, что намерен перейти запретную границу и плыть дальше шхер.
- Эйрик Рыжий изгнан, Лейф... Ты не имеешь права...
- Эйрик Рыжий свободен, как и все, кто последовал за ним. Свободен и наш дядя Бьярни. Судьи альтинга не пустятся искать их в чужие моря, которые бороздит "Большой змей". Эйрик Рыжий - морской ярл, и я, Скьольд, той же породы. Я не побоюсь пропеть сложенную нашим дядей песню дракара перед жителями Эйрарбакки и перед судьями, приговорившими его к изгнанию...
Я сяду на лихого скакуна.
Меня помчит он в голубые дали.
Холмы, леса - они не для меня,
Я полюбил изменчивое море.
Ветры, кружившие над плоскогорьем, подхватывали стихи Лейфа, разнося слова, как дикие семена, что прорастут потом на неведомой земле. Голос Лейфа звучал сурово и глухо, иногда обрываясь чем-то похожим на стон.
Мальчики были одни на огромном плоскогорье. Грубая шерстяная куртка и кожаные штаны, прихваченные у колен и заправленные в высокие сапоги из воловьей кожи, похожие на толстые мокасины, мало защищали от порывов ветра, но братья, казалось, даже и не чувствовали холода. Им не давала покоя мысль, которая с прошлой весны, после решения судей альтинга об изгнании Эйрика Рыжего, будоражила умы всех жителей Эйрарбакки: кончается ли море у шхер Гунбьерна, этого пустынного архипелага, замеченного некоторыми моряками после двух суток плавания на запад? А что, если...
- Лейф! Лейф! Смотри на море... туда...
Вытянутой рукой мальчик указывал какую-то точку на горизонте, где в море вдавалась западная коса фьорда. К великому удивлению Скьольда, Лейфа это нисколько не поразило.
- Я заметил это раньше, Скьольд. Это парус дракара поднимается из-за морских вод. Я не спешил об этом говорить, приняв его сначала за облачко на горизонте. Но теперь я уверен, что это парус. Ты понимаешь, Скьольд - парус судна!
- Парус судна. Но оно не из наших, не из Эйрарбакки, не с Гебридских островов, не из Брейдавика. Весь наш флот в море, у восточного побережья. Люди из Брейдавика говорили, что пошли большие косяки трески и суда останутся там до тех пор, пока канаты не сотрут в кровь руки рыбаков.
- Все это я знаю. Слепая ворона и та заметила бы, что в гавани пусто. Неужели ты не догадываешься, Скьольд, какой корабль направляется к нам с запада? Это... это, клянусь кольцом Фрейи, это...
"Кольцом Фрейи"! Эта старинная клятва произносилась только в самых торжественных случаях... Смутная мысль зародилась в мозгу Скьольда. По спине его пробежала дрожь - дрожь ужаса и восторга.
- Ты думаешь, Лейф?.. Ты клянешься кольцом Фрейи и молниями Тора?
Каждый из них разделял восхищение другого, не решаясь выразить обыкновенными словами то, что их так волновало и в чем они больше не сомневались.
- Нужно, чтобы мы были первыми. Дозорный на молу не может заметить судно, которое так далеко. Он долго еще не поднимет тревоги.
- Нужно, чтобы мы были первыми, - мечтательно повторил Скьольд. Поэтому мы, наверно, и заговорили о дяде Бьярни... - И он приложил ладонь к глазам, чтобы лучше видеть. - Да, да, потому мы о нем и заговорили. Ветер с моря донес до нас дыхание дяди Бьярни.
Не в силах больше сдержаться, Лейф воскликнул:
- Эйрик Рыжий вернулся! Эйрик Рыжий уже близко! Он правит прямо на Эйрарбакки. Теперь-то мы узнаем, где кончается море. Если Эйрик Рыжий нашел проход через шхеры Гунбьерна, значит, он побывал в самом конце моря.
- И дядя Бьярни споет сагу о новых землях. О Лейф, веришь ли ты, что Эйрик нашел за морем другие земли... земли, подобные тем, откуда пришли наши отцы, где деревья сплелись вершинами и уходят в необозримую даль?
- Не знаю, видел ли он деревья, но я уверен, что дядя Бьярни смотрел в оба.
Воцарилось молчание. Парус рос на их глазах, расправляясь, как птичье крыло. Он был квадратной формы и укреплен на мачте, вделанной нижним концом в большую деревянную колоду.
Высоко приподнятые нос и корма не оставляли сомнения в том, что это за корабль. Это был "Большой змей", построенный по замыслу Эйрика Рыжего, -торговое судно, достойное плавать в океане и противостоять бурям в открытом море.
Солнечный луч, скользнув по волнам, на мгновение осветил находившееся все еще далеко чудесное судно, и Лейф со Скьольдом отчетливо различили красные полосы паруса и алую голову дракона над носом корабля.
- Эйрик Рыжий вернулся! Пойдем, Скьольд, и поскорее расскажем всем!
- Но ведь Эйрик Рыжий был изгнан из Эйрарбакки, - опасливо заметил Скьольд.
- Теперь его уже никто не изгонит. Эйрик Рыжий везет важные вести. Он узнал правду о море, которое находится за островами...
Порывистым движением Лейф выхватил из куртки свою шапку с яркой бахромой, наполненную яйцами чаек.
- Я жертвую всю нашу добычу во славу Эйрика Рыжего, дяди Бьярни, во славу всех храбрых моряков с "Большого змея"! Пусть донесет ее к ним волна! - И он вытряхнул над грозной пучиной содержимое шапки.
- Пойдем, Лейф, - Сказал его брат. - Пора поделиться со всеми нашей новостью.
И они пустились бегом по скале. В пятистах шагах была расщелина, и там начинался покатый склон к выгону, где паслись стада их отца, Вальтьофа.
Глава II "БОЛЬШОЙ ЗМЕЙ"
"Большой змей" мощно взрывал волну. Далеко в море вдавалась горловина фьорда, похожая на глотку собаки, ощерившей клыкастую пасть.
Эйрик и Бьярни неподвижно стояли на носу судна, не в силах оторвать взор от берегов родной Исландии, где они не были уже целый год. Вскинув голову, Эйрик отбросил назад две огненно-рыжие косы по обычаю схваченные на затылке костяным гребнем.
- Послушай, Бьярни: необходимо, чтобы нам дали обо всем рассказать. Мы должны найти верные слова. Такие слова, которые поведали бы о наших подвигах. Слова, внушающие уважение.
- Достаточно и того, что ты вернулся, Эйрик. Это будет красноречивее всяких слов.
В Эйрике Рыжем угадывалась необыкновенная сила. Это был человек больше шести футов ростом, с округлыми, как гладкие скалы, плечами и такой широкой грудью, что стягивавшая ее оленья куртка, на которой Рагнар Кузнец расположил сотни металлических кружков, похожих на чешуйки большой рыбы, казалось, вот-вот должна была лопнуть по швам. От колен до щиколоток шерстяные штаны были защищены тюленьими крагами. На викинге были сапоги из кожи задних ног вола, сшитой таким образом, что копыто служило каблуком, предохраняя моряка от скольжения на палубе. На поясе висел кинжал с узким клинком и рукояткой, инкрустированной ракушками. Рукава куртки, закатанные выше локтя и заколотые костяными булавками, открывали волосатые, с выпуклыми мышцами руки, похожие на ветви дуба, которыми размахивают могучие ветры на плоскогорьях Финмарка (Финмарк - старинное название Дании.).
Холодная решимость его взгляда внушала уважение. Голубые глаза под дугами косматых рыжих бровей освещали все его лицо каким-то особым блеском, подчеркивая резкие скулы, тяжелые челюсти, мощный подбородок. Лицо это словно высечено было из непокорного гранита рукою смелого скульптора, который обработал его лишь вчерне, пренебрегая мелкими деталями. Широкий лоб, крупный нос, решительные губы, глубокие складки на щеках от глаз до подбородка - все выражало в нем твердую, властную, непреклонную волю. Тот, на ком хоть раз останавливался этот пристальный взгляд, никогда уже не мог забыть Эйрика Рыжего.
