Андрей Ковтун - Баранова балка
- Вы... вы хоть и взрослый, а... куркуль вы, вот кто!
- Что-о? - прекратил смеяться Половкин. - Ах ты, шпана бесхвостая! Куда драпать будешь, если собаку натравлю?
Вовка отбежал на всякий случай подальше, но совсем уходить не собирался. Стискивая кулаки, он досмотрел это злодейское купание до конца и твердо решил отомстить Половкину.
А вечером рассказал обо всем Саньке. Тот, долго не раздумывая, предложил:
- Надо отравить криницу. Собака попьет и сдохнет.
- Как отравить?
- А хлорофосом. У нас дома есть - для колорадских жуков покупали.
- Нет, это не подойдет. А вдруг кто-нибудь еще попить захочет?
- Да, и то правда, - согласился Харлан.
Они долго советовались, но не придумали ничего другого, как побить Половкину окна. Тот сразу же догадался, чьих это рук дело, и на второй день явился в школу.
* * *
Когда Вовка выскочил из директорского кабинета, Юрий Михайлович хотел было остановить его, но Степан Петрович сказал:
- Не надо. Сейчас он все равно ничего не поймет. Пусть успокоится, потом и поговорите.
Вечером, отчитав уроки и поделав еще кое-какие срочные дела, классный руководитель отправился к Калашникам домой. Не застав там никого, решил посоветоваться с Харланом, который жил неподалеку,
- Где они могут быть?
- Не знаю. Дед, наверное, пошел к Семеновичу - друг у него такой есть, - а может, и в город поехал.
- А Вовка?
- Не знаю...
Санька отвел взгляд в сторону, и Юрий Михайлович понял, что тот, конечно, темнит. Знает он все, да выдавать друга не хочет.
- Понимаешь, какое тут дело? - негромко произнес учитель. - Из школы Вовка ушел в таком состоянии, что мне надо обязательно с ним поговорить. Так что ты уж помоги, пожалуйста.
- А в спецшколу Вовку не отправят?
- Отправят, если я его не найду и не поговорю.
- Та поискать, конечно, можно, - все еще раздумывая, ответил Санька. - Может, в балке где-нибудь...
- Ну вот давай и пойдем туда.
Санька потоптался еще немного, потом решительно махнул рукой:
- Ладно. Пойдемте.
Никого другого Санька бы не повел в балку, где, опасаясь Галины Степановны с ее спецшколой, прятался в курене Вовка Калашник. Однако Юрию Михайловичу хлопцы доверяли. Был он учитель молодой и веселый, нотаций читать не любил, а главное - он понимал ребячью натуру и ему всегда можно было что-нибудь доказать.
Когда миновали дубки и вошли в акации, Санька немного замедлил шаги, а потом и вовсе остановился.
- Юрий Михайлович, вы, наверное, здесь посидите, а дальше я уже сам...
- Понятно, - улыбнулся учитель и, примостившись на поваленном дереве, начал ждать.
Солнце уже почти ушло за горизонт и с низов потянуло сыростью. Неизвестно откуда появилась запоздалая ворона и, грузно махнув крыльями, опустилась на соседней акации. Со стороны совхозных стогов профурчала стайка куропаток, и снова стало тихо.
Минут через десять послышались голоса, и на тропинке показались хлопцы. Калашник шел, опустив голову и засунув руки в карманы, а Харлан что-то рассказывал ему жестикулируя. Когда подошли, Вовка спросил:
- Звали?
- Звал. Садись. Разговор будет долгий.
Вовка сел и молча начал ковырять землю перочинным ножичком.
- Ну, а я побегу, - заторопился Санька. - Батя там уже стоит "на воротях в червоных чоботях".
Санькина фигура, удаляясь, замелькала между стволов акаций, а Юрий Михайлович повернулся к Вовке и негромко, как-то по-домашнему проговорил:
- А теперь, Володя, расскажи-ка ты мне все с самого начала, как оно было и с той криницей, и с теми окнами.
Вовка какое-то время не отвечал - то ли собираясь с духом, то ли соображая, стоит ли вообще затевать этот разговор, - потом сложил перочинный ножик и начал рассказывать.
* * *
Шло время, и дело с Половкиным начало уже забываться. Страсти, поднявшие в Вовкиной душе такую бурю, постепенно оседали, как ил в кринице. Галина Степановна после того случая еще два раза приезжала в школу, но о чем они там разговаривали с директором и Юрием Михайловичем, неизвестно, потому что Вовку туда больше не вызывали. Зато дед, узнав о побитых окнах, рассердился и даже ремнем несколько раз потянул, но нельзя сказать, что он очень при этом усердствовал. Он вообще редко дрался - во-первых, потому, что уже стар, а во-вторых, был добрым и Вовку любил. Как-никак, вдвоем они остались, других родственников у них нет.
Будучи фактически без присмотра, Вовка учился через пятое на десятое - то есть выбирал только то, что ему нравилось - и поэтому за первую четверть у него намечались две двойки. Исправлять их было уже почти некогда, да это не очень и волновало Вовку: двойки так двойки. Они не могли затмить для него главных прелестей жизни: с ранней весны и до поздней осени лазить по Барановой балке, выискивая следы всевозможной дикой живности или просто, радуясь предоставленной ему свободе, до одури гонять футбол с поселковыми пацанами, а по вечерам зачитываться приключенческими книгами.
А теперь ко всем этим занятиям добавилось еще одно, и, кажется, оно обещает быть интересным. Позавчера ему подбросили письмо какое-то странное, непонятное.
Случилось это так. Прибежав из балки, когда уже стемнело, Вовка пошел в свою комнату, чтобы сделать хоть кое-какие уроки. Начал с физики - Юрий Михайлович вроде и свой человек, а на уроках спуску не дает. Прочитав пару абзацев, Вовка хотел закрыть форточку, потому что на свет летела всякая мошкара. И только приподнялся, как вдруг увидел голубоватый конверт, лежавший на подоконнике.
Сначала не придал этому значения. "Наверно, дед забыл, - подумал он. - Рылся тут у меня, бумагу, видно, искал для письма да так и оставил". Взял конверт, чтобы отнести деду, и чисто автоматически, без всякого интереса взглянул на адрес. Взглянул - и остановился. Там, где обычно пишется адрес, стояло всего три слова: "Владимиру Калашнику. Лично".
"Да, дед тут ни при чем", - удивленно подумал Вовка и разорвал конверт. Вынув оттуда небольшое письмо, прочитал: "Если ты настоящий парень, а не макуха, ты можешь нам пригодиться. В воскресенье в 16.00 стой возле входа в поселковый клуб. Никому об этом не говори, даже друзьям. Письмо сожги".
Подписи не было. Вовка ошарашенно вертел письмо в руках и ничего не понимал.
- Во дают! - только и мог он сказать. Никогда никаких писем он не получал, и вдруг - такое. Но кто же это мог сделать? Неужели друзья разыгрывают?
Вовка взял письмо и снова все прочитал. Нет, не похоже, чтобы разыгрывали. По-деловому вроде написано, без дурачества. Вот только слово "макуха" какое-то несерьезное.
- А ну-ка навались, у кого деньги завелись! - позвал дед к столу.
Над картошкой вился вкусный сытный запах, и в другой раз Вовка расправился бы с ней в два счета, но сейчас ел медленно, думая о своем. В клуб он, конечно, пойдет. Он ничего не теряет, даже если это розыгрыш. В случае чего скажет, что пришел в кино и ждет сеанса. Никакого письма он не получал, а то, что пришел на 16.00 - просто совпадение. Убедительно? Ну, и привет!
* * *
В воскресенье в клубе было полно народу. Вовка пришел пораньше, купил билет и начал околачиваться у входа. Тот, кто подкинул письмо, будет, очевидно, наблюдать за ним и этим себя выдаст. Что ж, такая контригра нравилась Вовке. "Посмотрим еще, кто из нас макуха", - думал он, приглядываясь то к одному, то к другому посетителю.
Сначала подозрение вызвал Колобок - так в классе называли Олега Павлюченко за его чрезмерную полноту. Тот стоял возле афиши, время от времени поглядывая на Вовку, а потом и вообще подошел к нему.
- Слышь, Калач, - начал он, - там Запара вчера приставал.
- К тебе? И чё он говорил?
- Двадцать копеек забрал. Сказал: "Тебе все равно на диету переходить надо".
- Ладно, - улыбнулся Вовка. - С Запарой я потолкую. Но ты ему в другой раз вот так сделай. - Он ткнул Колобка в дыхало, и тот, ойкнув, согнулся.
Потом его внимание привлекла Ирка Владыкина, тоже ученица из их класса. В кино она пришла не одна, а со своей подругой, восьмиклассницей. Девчата обе смотрели на Вовку, и когда он встретился с ними взглядом, улыбнулись. Смысл этих улыбок показался Вовке понятным. Ага, значит, написали письмо и радуются, что водят Калача за нос? Ну что ж, сейчас посмотрим, кто кого водит. Сейчас он подойдет к ним и скажет... А что он скажет? Надо что-то убедительное, чтоб наповал. Ну, например, такое: "Не за свое дело беретесь, девоньки... " Нет, это не годится: слишком просто. Лучше так: "Макуха - она женского рода, к вашему сведению". Да, именно так он и скажет: "Макуха - она женского рода". Это то, что надо.
Вовка уже сделал было шаг в их сторону, но девчата первые направились к нему. Подошли, по-прежнему улыбаясь.
- В кино пришел? - спросила Ирка.
- Ага. А вы тоже пришли?
- Ира, мы тоже пришли или мы еще сидим дома? - проговорила подруга, немного кокетничая и иронизируя.
Ирка засмеялась, но смех у нее был какой-то поспешный и, пожалуй, слишком громкий.
