Нина Соротокина - Закон парности (Гардемарины, вперед - 4)
Но лошади летели, Кенигсберг приближался. Где уж нам жить по мудрым-то мыслям? Мы уж по пути долга будем длить судьбу свою. А девиц чего жалеть? У них вся жизнь в мечтах. Вот уже и скорбь куда-то улетучилась, уже и улыбается...
Мелитриса не замечала пристального взгляда своего попутчика. По мере удаления от Петербурга тяжесть, теснившая душу ее подобно гробовой плите, истончалась, готова вскорости и вовсе исчезнуть. Девушка уже забыла, что на ней лежит страшное обвинение в отравлении государыни. Господи, да разве не понятно этим взрослым мужам, какой все это вздор, небывальщина? Для нее сейчас то реальность, что едут они в город, в коем обретается ее опекун светлый князь Никита Оленев. Ах, как приятно думать об их встрече...
Кенигсберг встретил их теплым дождем, промытыми мостовыми и непривычными запахами, которые принес с моря ветер. А апартаменты в гостинице, видимо, были уже сняты, Лядащев уверенно назвал адрес. Гостиница была не из известных, да и район оставлял желать лучшего, потому что сколько ни расспрашивали местных жителей, никто не мог объяснить, где находится "Синий осел". Однако, когда диковинное животное, изображенное на вывеске гостиницы, было, наконец, обнаружено, выяснилось, что и улица недурна, и дом красив, и хозяин весьма похож на приличного человека, только толстоват, пожалуй, и усы крашеные. Путешественникам предоставили апартаменты на первом этаже: большая комната для барышни, проходная поменьше - для дуэньи, напротив по коридору комната для господина. Окна в комнате Мелитрисы выходили в небольшой, чистенький садик. Наверное, это стоило кучу денег!
В первый же вечер Василий Федорович исчез, к ужину не явился. Ели без него в комнате Мелитрисы. На пожелание пойти ужинать в общую залу Фаина ответила категорическим отказом. На следующий день Лядащев явился только к вечеру, был он весел, оживлен, всем доволен. В руках у него был огромный, как сундук, пакет в яркой обертковой бумаге.
- Распакуй,- сказал он Фаине.- Это платья для барышни. Фрейлина Их Императорского Величества с точки зрения немца должна быть великолепно одета,- он улыбнулся Мелитрисе, приглашая ее ознакомиться с обновами.
Платья были великолепны. Первое, бирюзового шелка с оборками а-ля полонез и юбкой из модного петинета, второе платье-колокол, затканное золотой нитью, подходило более для дамы, чем для девицы;
без всякой примерки было видно, что оно будет Мелитрисе великовато. К нарядам прилагались перчатки до локтя и два зонта - подсолнечника.
Фаина только ахнула от такой красоты, а Мелитриса скользнула по ним рассеянным взглядом, провела пальцем по золотой тесьме - жесткая, как наждак.
- Василий Федорович, я платья потом примерю. А сейчас я хотела бы прокатиться по городу в коляске или пешком пройтись... А?
- Со временем, моя дорогая, со временем,- весело отозвался Лядащев.
- Вы хотите сказать, что я здесь тоже пленница?- гневно воскликнула Мелитриса.- И что мне прикажете делать?
- Ждать, мой ангел Мелитриса Николаевна. Теперь только ждать.
Приказ императрицы
В то время, как наша героиня томилась в гостинице "Голубой осел", в город Кенигсберг из Петербурга были доставлены две весьма важные бумаги одинакового содержания. Первая бумага была вручена адмиралу Мишукову в тайном пакете. Ее привез курьер Ее Величества, расстояние от русской столицы до прусской он покрыл в три дня.
Вторая бумага - копия с первой - была привезена на почтовых бароном Блюмом и предназначалась для прусского резидента Сакромозо. Блюму стоило большого труда получить эту копию, он рисковал не только деньгами и будущей карьерой, но и самой жизнью.
Однако вернемся к сути бумаги. О той. сложной и напряженной работе, которая происходила в 1758 году в кабинетах, штабах, полевых палатках и дворцовых покоях и касалась дел военно-морской секретной службы, осталось всего несколько документов. Один из них - приказ государыни Елизаветы адмиралу Мишукову "О совместных действиях русского флота со шведами в целях воспрепятствования проходу английской эскадры в Балтийское море".
В Петербурге англичан боялись. При одной мысли, что их флот может явиться в балтийские воды, начнет распоряжаться здесь и прочее, Елизавете становилось дурно. Морские баталии вещь хоть и красивая, но зело дорогая. Кроме того, британец может и на Петербург двинуть.
Приказ адмиралу Мишукову был продуман настолько детально, что сама собой вставала мысль о его невыполнимости. Петербургу бы приказать попростому - не пропустить англичан, и баста! Но в Адмиралтейской коллегии тоже не даром хлеб ели. Вице-адмиралу Полянскому был расписан каждый шаг, каждый взмах весла и предполагаемое дуновение ветра, что надувает парус. Помянутый вице-адмирал должен был выйти со своей эскадрой (вскользь заметим, что эскадра еще находилась в Ревельской и Кронштадтской гаванях) к готландским берегам и там соединиться со шведской эскадрой под командой вицеадмирала Лагрба.
Далее в реляции очень подробно перечислялись как бы подводные камни, которые могли бы помешать адмиралу Мишукову выполнить приказ государыни:
положим, паша эскадра уже пришла "к вершине тойского и готлибского берега", а шведских кораблей там пока нет; или со шведами еще не успели встретиться, а уж получили известие, что британцы на подходе, и т. д. Во всех этих неординарных и неотложных случаях адмиралу рекомендовалось советоваться с Петербургом и только в крайнем случае "действовать по усмотрению".
Не был оставлен без внимания и деликатный национальный вопрос, который неминуемо должен был возникнуть в означенной компании. В Петербурге правильно рассудили: поскольку наших кораблей больше, то пусть нам шведы и подчиняются во всем, кроме дел, касаемых экономики и дисциплины. Тут же отмечалось: "когда между солдатами и офицерами обеих наций произойдет вдруг непорядок и разногласия, неудовольствия и ссоры, то судить их надо по уставу своего государя и штрафы так же налагать".
Сидя в штабе вице-адмирала Полянского, капитан Корсак читал государев указ очень внимательно и все никак не мог добраться до сути: мирным отношениям русских со шведами в приказе пока отводилось куда больше места, чем войне с англичанами. Ага... вот это ближе к делу: "Как только будет получено известие о приближении английской эскадры к Балтийскому морю, соединенный русско-шведский флот должен занять узкий проход между Зеландией и островом Драга таким образом, чтобы -ни к какой датской крепости приблизиться не могли..."
- Прочитал?- спросил, входя в комнату, вице-адмирал Полянский.
- Так точно,- Алексей щелкнул каблуками.
- Задачу понял?
- Но наша эскадра еще на подходе. А точнее сказать, мы не знаем, вышла ли она вообще из Ревельского порта.
- Не вышла, так выйдет,- обиделся вдруг вице-адмирал,- Ты что читалто?- он выхватил из рук Алексея бумагу, пробежал по ней глазами.- Не тот экстракт дал,- проворчал он и, обращаясь к кому-то за стеной, крикнул на истерической, взвинченной ноте: - Извольте потрудиться и выполнять обязанности свои не вкось! - лицо адмирала быстро наливалось кровью, жилы на худом лбу вздулись как канаты.
Дверь беззвучно отворилась, возник невозмутимый младший чин. Без намека на испуг или подобострастие он принял из начальственных рук одну бумагу, вложил другую и так же беззвучно исчез. Вице-адмирал уставился в текст.
- Это другое дело,- пробормотал он и, обратившись к Корсаку, сказал важно: - О том, что английский флот направляется в наши воды, мы узнаем заблаговременно по тайным каналам. Но в Петербурге рекомендуют полагаться не токмо на тайные связи, но и самим не плошать, а посему нам надлежит,- он повернулся к бумаге и прочитал с выражением,- "послать один фрегат или корабль к самому Зунду* под командой искусного и надежного капитана, дабы он за проходящим английским флотом присматривал и в случае надобности тотчас, оборотясь в Мемель, и рапортовал". Вот ты и поплывешь. Понял?
* 3 у н д - немецкое название пролива Эресунн.
_________________
- Так точно.
- Ты можешь сказать, что слишком заблаговременно мы фрегат на Зунд посылаем, мол, наша эскадра еще не вышла, планы шведов еще туманны, только на бумаге...- адмирал выжидательно посмотрел на Корсака.
- Не скажу, ваше превосходительство,- улыбнулся тот.
- Вот и я так же думаю. Приказы в Адмиралтейской коллегии для того пишутся, чтобы их выполнять, а не подвергать беспрестанному обсуждению. Я так считаю: одного фрегата на Зунде мало будет. Надобно еще послать с тобой легкое быстроходное судно- флейт или. галиот - для большей маневренности. Когда можешь выйти в море?
- Позволю просить себе пять дней для подготовки фрегата.
- Эван хватил! Трех хватит. Иди.
Вице-адмирал Полянский не дал Корсаку прочитать ту часть приказа особо секретную, в которой упоминались недвусмысленные обязанности, возложенные на русских послов- князя Голицына в Лондоне и барона Корфа в Копенгагене. Послам рекомендовалось принять все возможные меры для разведывания планов англичан. Князь Голицын должен был узнать точную дату выхода в море английской эскадры, которая направлялась в Балтийское мореЭти сроки надлежало сообщить шифрованным письмом Корфу, чтобы тот в свою очередь нашел способ передать эти сведения скорейшим путем в Петербург. Полянский не афишировал эту часть приказа не из-за ее особой секретности, а из-за того, что не верил в шпионские таланты наших послов. Понятно, что они не сами будут шифровки писать, но все равно казалось мало вероятным, что князь Голицын сможет выведать у англичан особо важные тайны. Полянский вообще куда больше верил в визуальный способ слежки, за тем он Корсака и посылал.
