Николай Телешев - Александр Васильевич Суворов. Его жизнь и дела
— Здорово, Саша! — Наконец, не выдержал и произнес нежданный гость.
Саша не ожидал такого посещения. Он поспешно вскочил на ноги и в смущении смотрел на говорившого.
— Что это, брат, как ты зачитался? Не хочешь и здороваться!
Саша стыдливо опустил глаза, подошел к гостю и, по тогдашнему обычаю, поцеловал у него руку.
— Ну, здравствуй! Как здоровье?
— Благодарю вас. Я здоров, слава Богу!
— Чем это ты здесь так занят, что не хочешь сойти даже к гостям? Совсем, брат, ты затворником живешь, — весело шутил Ганнибал. — Ну, что с тобой делать: сам не хотел сойти к нам вниз, так я пришел к тебе. Захотелось посмотреть, какие сокровища так привлекают тебя. Покажи-ка, покажи над чем засиживаешься ты дни и ночи!
Саша оживился, смущение его прошло, и он с охотой стал показывать своему гостю книги, карты, планы, делая очень меткие и верные замечания относительно каждой вещи.
— Да неужели ты все это перечитал? — с удивлением спросил Ганнибал.
— Я не знаю, чему вы так удивляетесь, — отвечал Саша, — книги так интересны, так увлекательны, что некоторые из них я прочитал даже по нескольку раз. Вот, например, «Жизнь великих людей» Плутарха; ее можно читать несколько раз и она никогда не надоест.
Ганнибал взял из рук Саши книгу и стал предлагать ему вопросы. Мальчик отвечал бойко, со смыслом; видно было, что он хорошо усвоил все, что читал.
— Прекрасно, прекрасно! — восхищался Ганнибал. — Ты знаешь больше, чем многие из взрослых. Ну, а эти планы, неужели ты сам чертил их?
— Да ведь это так легко, так интересно! — волнуясь, говорил Саша.
Ганнибал был в восторге. Он обнял мальчика и со слезами на глазах сказал:
— Если бы великий государь наш, Петр Алексеевич, был жив и видел твои работы, — возрадовалось бы его сердце, и он так же, как и я вот теперь, целовал бы тебя... Я не знаю, откуда отец твой взял, что ты так плох здоровьем. Правда, ты не толст, но крепок, и из тебя выйдет прекрасный вояка! Продолжай, брат, продолжай свои занятия... Ты далеко пойдешь!
— Вы вот думаете так, а папенька совсем иначе: он не любит моих занятий и ни за что не согласится, чтобы я сделался военным. Знаете, что? — говорил сквозь слезы мальчик, — попросите за меня папеньку... Вас он послушает и даст свое согласие. Я всю жизнь буду благодарен вам, если вы его уговорите.
Ганнибал был растроган. Он сошел вниз. Гости в это время уже разъезжались. Улучив удобную минуту, он увел Василия Ивановича в кабинет.
— Ну, друг мой, — начал он, — я был у твоего Саши и, знаешь, я поражен. Это — необыкновенный мальчик, из него выйдет великий человек. Грешно удерживать его и не пускать по тому пути, к которому он так стремится.
— Да, но ведь он не выдержит военной службы: он такой слабенький. Ну, какой солдат выйдет из него? Отпустить его в военную службу — это значит загубить его.
— Ну, уж и загубить! Он совсем не так слаб, как ты воображаешь. Правда, на вид он такой сухой, но это скорее признак здоровья и выносливости. Знаешь что, Василий Иванович, я не шутя прошу тебя за Сашу: не удерживай его! Позволь ему идти путем, начертанным самим Богом. Кто знает, судьба, может быть, назначила его упрочить силу и мощь России новыми победами. Может быть, он явится продолжателем того великого дела, которое начал твой крестный отец, бессмертный Петр, положивший всю жизнь, чтобы возвысить Россию и вести ее по пути счастья и славы!..
Слова Ганнибала, глубоко западали в душу Василия Ивановича. Он молча, задумавшись, ходил по комнате. Он почти соглашался с доводами своего друга, но в то же время его продолжала еще беспокоить мысль, что сын не выдержит тяжелой военной службы и преждевременно сойдет в могилу. Досадно ему было также, что он не записал Сашу в полк при рождении, благодаря чему так много лет прошло для него бесплодно.
— Что же, Василий Иванович, — прервал, наконец, молчание Ганнибал, — решайся; поверь мне, что будет гораздо хуже, если ты заставишь Сашу поступить против его желания. Это его сильно огорчит и расстроит здоровье почище всякой солдатской службы. Давай-ка, брат, позовем сейчас молодца; ты благословишь его, и — делу конец.
— Ты прав, Абрам Петрович, — согласился Суворов-отец. — Саша, действительно, не выдержит отказа. Будь по-твоему! Пусть Александр служит России, как верный солдат. Так, видно, судил Бог.
Трудно описать неподдельный восторг и искреннюю радость Саши, которые он испытывал, когда его позвали в кабинет, и отец торжественно благословил его поступить на военную службу. Со слезами радости бросился он к ногам отца, затем начал обнимать и целовать Ганнибала.
Так решилась судьба будущего великого полководца.
ЮНОСТЬ.
Целый год после описанного нами события Суворов продолжал еще свои научные занятия дома, под руководством отца, и только, когда ему исполнилось 12 лет (это случилось как раз в год восшествия на престол императрицы Елизаветы Петровны), Василий Иванович записал его простым рядовым в гвардейский Семеновский полк.
Еще три года после этого Александр Васильевич прожил под родительским кровом, но на шестнадцатом году он решительно заявил отцу, что ему уже «пора, наконец, учиться военному делу на практике», и перешел на действительную службу в полк.
В то время, как сверстники Суворова видели в солдатском учении и военных упражнениях только потеху, занятие от нечего делать, герой наш видел в этом серьёзное дело. Он хотел на своей спине вынести всю тяжесть тогдашнего солдатского житья, хотел как можно ближе узнать русского солдата, изучить его характер, нужды, научиться говорить его языком, научиться понимать его. Не даром впоследствии от немногих слов его вспыхивало и ярко горело солдатское сердце. С лишком восемь лет прослужил Суворов простым солдатом, без всяких льгот, как бы взятым из крепостных. Он жил в солдатских казармах, был товарищем, артельщиком, другом солдат и никогда не тяготился никаким служебным делом: исправно ходил в караул, не пропускал ни одного строевого учения, сам чистил свое ружье и, вообще, ничем не отличался от простого солдата, делал даже то, что совсем не требовалось от солдата-дворянина. «Научись повиноваться, прежде нежели будешь повелевать другими; будь добрым солдатом, если хочешь быть хорошим фельдмаршалом; помни, что у худого пахаря хлеб худо родится, а за ученого двух неученых дают», — говаривал часто Суворов.
В суровом образе жизни будущий герой видел еще и другую хорошую сторону: он видел в этом самое верное средство для укрепления своего хилого от природы здоровья, и он настойчиво, упорно, не торопясь, закаливал свой организм, приготовляя себя к будущему служению на военном поприще. Рассказывают, что он часто сам напрашивался на наиболее трудные работы и охотно ходил на караул даже за других, при этом его не пугала никакая погода. Наоборот, чем хуже была погода, чем сильнее мороз, тем с большей охотой он стоял на часах. В течение всей своей жизни, даже тогда, когда он достигнул самых высших ступеней на служебном поприще, Суворов часто горделиво вспоминал, что первую награду получил он за то, что был лихой солдат. Об этом историк его рассказывает следующее:
«Однажды летом Семеновский полк содержал караулы в Петергофе. Суворов, наряженный в караул, стоял у Монплезира и, несмотря на небольшой рост свой, так ловко отдал честь императрице, гулявшей по саду, что она остановилась, посмотрела на него и спросила у него об имени. Узнав, что он сын Василия Ивановича Суворова, императрица вынула из кармана серебряный рубль и подала ему.
— Государыня! Не возьму, — сказал ей почтительно Суворов. — Закон запрещает солдату брать деньги, стоя на часах.
— Молодец! — ответила императрица, потрепав его по щеке, позволила поцеловать руку и положила рубль на земле, говоря:
— Возьми, когда сменишься!»
Суворов берег крестовик императрицы всю жизнь и часто говаривал потом, что никогда и никакая другая награда не радовала его более этой первой награды.
ПЕРВЫЕ ПОДВИГИ.
Почти девять лет прослужил Суворов простым солдатом, и только на 24 году жизни был произведен в офицеры. Между тем, некоторые из его сверстников, по просьбам и хлопотам знатных родственников, в эти годы успели уже достигнуть генеральских чинов.
Получив офицерский чин, Суворов не изменил своей трудовой жизни. Правда, он жил теперь в доме отца, но все свое время делил лишь между учением и службой. Он совершенно избегал светских развлечений и удовольствий, в обществе казался неловким, нелюдимым, ничего не искал у знатных, стараясь до всего достигать лишь своим упорным трудом и терпением. В это время он с особым усердием изучал военные уставы и законы русские, которые и знал потом в совершенстве. В то же время, служа в пехотном полку, он старательно изучал артиллерийское дело, чтобы приобрести опытность в каждом роде оружия. Не забывал также и занятия литературой. Он не только с жаром читал творения великих писателей, но даже и сам писал сочинения, которые помещал в единственном в то время журнале «Ежемесячные сочинения».