Елена Криштоф - Сто рассказов о Крыме
Гикия — гражданка Херсонеса
Вторая история, которую я хочу рассказать, тоже родила легенду, и легенда дошла до наших дней. Гикия, героиня этой истории, была дочерью первого архонта города Херсонеса, то есть, очевидно, самой богатой и знатной девушкой в нем. А город гордился своей красотой, своими храмами и улицами, раскинувшимися над одной из ультрамариновых бухт Гераклейского полуострова. Но больше всего он гордился свободой и независимостью. До наших дней дошла присяга граждан Херсонеса. Читая ее, мы как бы слышим дальний голос над главной площадью:
"Клянусь Зевсом, Геей, Гелиосом, Девой, богами и богинями олимпийскими героями, владеющими городом, территорией и укрепленными пунктами херсонеситов…
Я буду единомышлен о спасении и свободе государства и граждан и не предам Херсонеса, Керкинитиды, Прекрасной Гавани…
Я буду врагом замышляющему и предающему…
Я буду служить народу…"
Много еще громких и прекрасных слов было в этой клятве, но вот как однажды пришлось перейти от слов к делу. Херсонес, тогда управляемый своими архонтами, привычно соперничал с могучим Боспорским царством, свободно разместившимся на месте нынешней Керчи и ее окрестностей. И был это первый век до нашей эры.
Вот такие же стены, как те, что и сейчас еще стоят мощно и тяжело в Севастополе, окружали Херсонес Таврический. А вот и следы путаных переулков, тесных дворов. Вот чаны для засолки рыбы, давильни, кладовые… Только тропинка над морем протоптана явно не в те времена, но ничем, я думаю, не отличается от древней.
И весьма возможно, что Гикия шла сюда, к обрыву над морем, по такой же точно тропинке, петляющей между кустиками полыни и ромашки. Глядела вслед уходящему в море солнцу, гадала о своей судьбе. Судьба же на ее долю выпала нелегкая. В знак примирения с дальними соседями выдали ее замуж за боспорского царевича. Однако не жажда мира и дружбы, а один только коварный расчет руководил боспорцами, когда они настаивали на этом браке. Херсонеситы, которые простаками тоже не были, на этот раз дали себя провести. Радушно приняли жениха, правда, взяв с него слово никогда не отлучаться из Херсонеса, даже ради свидания с отцом.
Любила ли Гикия своего мужа или дала согласие на брак, потому что это устраивало ее город?.. Она ведь была, прежде всего, гражданка Херсонеса, даже несколько кичившаяся этим, как титулом.
Хочется верить, что вся золотистая от солнца и моря, с литыми тяжелыми прядями струящихся волос, в струящихся белых одеждах, с высокими ногами и длинными тонкими руками, она была настоящей женщиной… Что пахло от нее не только благовониями, но и просто ромашкой, которая и тысячи лет назад цвела здесь в мае так же свирепо, так же подавляюще. И, может быть, гадала Гикия на тех же лепестках, на каких гадают девчонки и поныне: любит-не-любит?
…А он, любил ли? Терзался ли, замышляя злое дело? И какую участь готовил жене, если победит?
История разворачивалась так.
Приезжали в Херсонес посланцы из Боспора, вроде бы для того, чтобы передавать дары. Приезжали и будто бы уезжали. Но на самом деле тайно после заката солнца пробирались в город и прятались в обширных подвалах архонтова дома.
Сам архонт к тому времени давно умер, а то, может быть, он быстрее, чем Гикия, вывел бы хитрецов на чистую воду. А так разоблачение произошло совершенно случайно. Провинившуюся служанку Гикия отослала в какую-то дальнюю комнату, и девушка пряла там пряжу. Вдруг у нее падает кольцо с веретена и закатывается в щель. Чтоб достать кольцо, надо приподнять одну из половиц, выстилающих пол. Она приподнимает и видит: во тьме, тесно прижавшись друг к другу, тускло поблескивая оружием, сидят вражеские воины. Не на доброе дело собрались!
Сначала у служанки перехватило дух. Потом она осторожно опустила доску на место и, мелькая босыми пятками, побежала к двери, позвать госпожу…
Узнав обо всем, Гикия тихо сошла со своего кресла, неуверенно сделала первые несколько шагов, закрыла глаза ладонями… Да, земля колебалась под ногами, и свет солнца померк…
Потом она приказала служанке молчать и отправилась к архонтам.
Еще некоторое время город ел, пил, спал, работал, торговал, ссорился, состязался в красоте, ловкости, хитрости и ничего не знал о той тайной гибели, которую готовили ему враги. Знали только избранные и принимали меры…
И вот настала ночь после поминок по архонту Ламаху, отцу Гикии. Ночь накануне того дня, когда боспорцы собирались выйти из тайников и перерезать херсонеситов, уставших от игр, плясок и возлияний.
Тихо плывут по небу длинные, узкие облака, скрывая луну, ворочается в камнях море. Белеют выбитые в твердой херсонесской земле улочки, белеют длинные, сложенные из камня заборы. Вдоль улочек, вдоль заборов неслышной поступью, похожие на тени, крадутся люди, и каждый несет с собой, подняв на плечи, вязанку хвороста. Люди идут к дому Гикии, а оттуда тоже бесшумной цепочкой выходят девушки-служанки…
Через несколько часов от дома Гикии осталось только остывающее пепелище. В огне погибли воины-боспорцы и муж Гикии, сгорело имущество. Но гибель родного города была предотвращена.
В благодарность сограждане поставили Гикии памятник на площади. И, смахнув пыль с его меди, — как пишет Константин Багрянородный, византийский историк десятого века нашей эры, — смахнув пыль времени и забвения, каждый мог прочесть на цоколе повесть о мужестве.
Сейчас того памятника нет. Не осталось ни одной, хотя бы самой маленькой вещички, принадлежавшей этой удивительной женщине. Только море, небо да камни остались такими же, как в ее времена…
Как нашли Скилура
Надо было быть смелым человеком, чтобы в 1945 году добиваться денег на экспедицию в поисках скифской, давно поросшей травой забвенья столицы.
О нем, об этом городе и о его правителе, царе Скилуре, писали древнегреческие историки Страбон и Плутарх. Рассказывали о мудрости царя, приписывали именно ему остроумный урок наследникам, суть которого кочевала потом из легенды в легенду. Желая показать, какой политики дoлжно придерживаться после его смерти, Скилур будто бы велел принести связку дротиков и предложил сыновьям попробовать переломить ее. Когда из стараний ничего не вышло, старик разобрал связку и поломал каждый дротик в отдельности. Комментарии, как говорится, были излишни.
Так вот, с определением того, где находилась столица этого мудрого правителя, не так уж все было ясно. Правда, ученый-археолог Иван Павлович Бларамберг в начале прошлого века утверждал: надо искать на окраине Симферополя, между Петровской балкой и Петровскими скалами.
Но это теперь представляется просто: прислушался сотрудник Института археологии АН СССР П. Н. Шульц к Бларамбергу, выписал командировки для себя и для своих сотрудников, приехал и открыл город, защищенный некогда стенами, высокими и толстыми, как в Трое, застроенный нарядными зданиями и лачужками, давно ушедшими в небытие. Однако смелый человек Павел Николаевич Шульц ехал в Крым не просто откопать Неаполь скифский, но и найти в нем самого Скилура. Как, в каком виде он его отыщет, наверное, Павел Николаевич тогда сказать не смог бы. Была только сверхзадача: найти!
Непосредственно к этой экспедиции, к открытию, П. Н. Шульца подтолкнул и случай: еще до войны он, тогда молодой археолог и искусствовед, в хранилищах Академии художеств нашел некий слепок с некоего рельефа. Никто не знал, что за слепок, кого изображает — лежит и лежит себе. Шульц, следуя предположениям Бларамберга, сказал: это Скилур скачет на коне, а рядом с ним — его любимый сын и соправитель — Палак. И дальше Павел Николаевич пошел за Бларамбергом. Где был найден ныне снова исчезнувший рельеф? Возле Симферополя. Вез его в своей телеге один из застройщиков, рьяно разбиравших старые стены на окраине.
Но одно дело обнаружить и узнать слепок рельефа в кладовых хранилища в Ленинграде, а другое — найти скифского царя, умершего более чем 2000 лет назад в его собственной столице, которую за долгое это время сжигали, грабили, всячески сводили с лица земли, пока от нее мало что осталось.
Однако мало что осталось — это для непросвещенного. Археологу находки Неаполя скифского казались богатыми. По ним Тавро-скифская экспедиция Академии наук, возглавляемая Павлом Николаевичем Шульцем, узнала, что скифы занимались не только кочевым скотоводством, но, как свидетельствовал еще Геродот, и земледелием. Торговали они со многими странами, включая греческие города-полисы на побережье полуострова, Грецию, далекий Египет. А главное, экспедиция доказала, что уровень развития скифского государства был гораздо выше, чем предполагали до сих пор.
В этом же для археолога есть гордость и сладость — доказать, что люди, жившие за многие столетия до нас на нашей земле, не вовсе были лыком шиты: оставили после себя что-то, что могло соперничать и с заморскими свидетельствами материальной культуры.
