Андрей Зализняк - Новгородская Русь по берестяным грамотам

Что нам сейчас дает эта тысяча документов? Конечно, по объему это не очень много. Отдельная грамота — это, как правило, несколько строчек, только редкие грамоты содержат 10 строк, это уже считается очень большой текст. Чаще всего 2-3-4 строки. Плюс к этому, вовсе не все грамоты доходят до нас целиком, так, как они были написаны. Целиком до нас доходит примерно четверть, 3/4– это только куски, которые нам достаются. В некоторых исключительно удачных случаях потом какие-то куски сходятся друг с другом, и оказывается, что это части одного документа — но это особое счастье, оно бывает очень редко. Хотя у нас есть один случай, когда сошлись куски, найденные с разницей в семь лет, и один раз сошлись куски, найденные с разницей в 19 лет, так что такое бывает. Уже по одной этой причине нет такого крошечного кусочка с буквами, который не следовало бы полностью бережно хранить. Во-первых, потому что когда-нибудь, может быть, он составится с чем-то еще. Во-вторых, потому что даже фрагменты несут иногда очень любопытную информацию.

Сперва было даже не очень понятно, почему так много документов доходит в виде кусков — 3/4, а не просто целые тексты. В каких-то случаях это понятно, например, когда половина грамоты сгорела, половина осталась, грамота таким образом удачно лежала, что часть ее была в зоне пожара, а часть была уже в земле, — бывают такие случаи. Последняя грамота, № 959, сохранилась именно так. Бывают еще какие-то случаи, когда явно по механической причине часть грамоты пропала, была оторвана, отдавлена копытом лошади или еще что-то в этом духе.

Но постепенно мы поняли, что основная причина, почему до нас доходят обрывки, а не целые грамоты, — совсем другая и по-человечески в высшей степени понятная. Адресат, получив письмо, так же, как мы с вами, в большинстве случаев не хотел, чтобы оно, валяясь на земле, попало в руки соседа или кого угодно другого, который прочитает все, что вы получаете. Поэтому громадное большинство полученных берестяных писем, как мы сейчас понимаем, человек немедленно уничтожал. Если он был около очага — бросал в огонь, и было все в порядке. Если нет, то чаще всего резал или рвал, если рядом был нож, то брал нож и резал им, некоторые разрезаны ножницами. Кстати, старые ножницы очень хорошо работают, их неоднократно находили археологи. Шутка состоит в том, чтобы обрезать этими ножницами какому-нибудь недоверчивому посетителю кончик бороды.

Если режущих предметов не было, то человек рвал руками, и тогда уже нам достается такой обрывок. Вот основная причина, она в высшей степени понятна, по которой сейчас большую часть мы имеем фрагментами, а не целыми документами. Но, повторяю, иногда и фрагмент бывает нисколько не менее интересен и по содержанию, и по языку, чем целый документ. Например, одна из самых ценных и великих грамот под номером 247 — это фрагмент, оборванный и с начала и с конца, который, однако, совершил целую революцию в истории русского языка. Но это я забегаю вперед.

Я вам могу показать их примерный размер. <показывает> Вот это в подлинную величину одна из хороших грамот. Пускать по рядам я ее не буду, но примерно вы видите размер. Цвет достигнут нынешними техническими средствами, но примерно похож. Большинство грамот имеет такой вид. Бывают поменьше, бывают побольше. Примерно современная открытка.

Тексты, как я уже сказал, очень короткие. Причем сперва было даже не очень понятно, почему так коротко, иногда с лаконичностью, совершенно по-спартански, по-древнегречески. Были простые гипотезы, что писать писалом, выцарапывать по бересте — дело трудное, поэтому человек лишнего ничего не выцарапывал. Но это, конечно, наивные объяснения. Наши мастера очень быстро наловчились этими древними писалами делать такие “поддельные” документы, и у кого есть навык, уже писали легко. Конечно, это был вопрос не физического усилия, а традиции. Особая, очень устойчивая традиция писать специфическим, необычайно сжатым стилем без единого лишнего слова. Большая проблема для нас читать их, потому что в ряде случаев масса вещей писавшим тысячу лет назад была очевидна, а нам предстоит ее разгадывать, строить гипотезы по этому поводу, и очень много работать. Я вам почитаю потом некоторые тексты, чтобы вы составили представление о том, что там примерно может быть написано.

Событие, сюрприз и новшество, которые были извлечены из этих находок, двух сортов. Одна сторона — новшества в истории русского общества. Другая — в истории русского языка. Я сам лингвист, специалист по языку, поэтому моя сторона касается языка, но кое-что я вам расскажу и о первой стороне, поскольку речь идет об общем введении. О языке как раз труднее рассказывать, нужно излагать гораздо более специальные вещи, поэтому в коротком введении вряд ли я многое расскажу о языке.

Как я уже сказал, тексты эти короткие, по 3–4 строчки. Их, на самом деле, далеко не тысяча — если не считать маленькие кусочки, то это несколько сот текстов. Это в сумме около двух печатных листов при нынешнем издании. Это совершенно ничтожная доля от совокупности древних текстов, которая хранится в российских хранилищах и библиотеках, где сотни тысяч древних книг и других документов сейчас накоплены. Конечно, от разных веков разное количество. Древние века — XI–XII вв. — не слишком много, всего несколько десятков документов. Но дальше быстро нарастает, в XVII вв. уже сотни тысяч. Так что сумма того, что сохранила история русского языка, история русской культуры, огромна, такого же масштаба, как, например, история французского языка, немецкого или английского, это из самых больших имеющихся фондов.

Что по сравнению с этим два печатных листа — каких-нибудь 20–30 страниц нынешней печати? Казалось бы, совершенно ничтожное добавление. Что можем нового узнать? Оказывается, чрезвычайно многое. Почему? По следующим причинам. Эти грамоты относятся к ранней части письменной истории России. Письменная история России, как известно, начинается с крещения России, с 988 г., значит, ей 1000 лет с несколькими годами. За эту тысячу лет до нас, как я уже сказал, доходят документы тем реже, чем глубже. Ясно, что от первых времен осталось совсем немного документов. А берестяные грамоты — это как раз первая половина этой хронологической дистанции — XI–XV вв. Позже XV в. берестяных грамот нет. Почему — это тоже отдельный вопрос.

Одна из причин состоит в том, что в это время уменьшается интенсивность писания на бересте, появляется сравнительно дешевая бумага, уже можно писать на бумаге, как сейчас, а бумага не сохраняется. А более веская причина состоит в том, что Екатерина Великая провела осушение Великого Новгорода, дренаж всей сырой почвы Новгорода на практически всей его территории, и все органические остатки в зоне, попавшей под дренаж, полностью превратились в прах. Дренаж достигает по глубине как раз примерно XVI в. Глубже XVI в., куда он не доходит, остаются старые сырые слои, где все это и сохраняется.

Я не буду долго об этом говорить, но главную причину все же укажу. Сама сохранность этих вещей: бересты, дерева, кости и прочих органических материалов — это маленькое чудо Новгорода, которое обеспечивается сыростью его земли. Сырость эта так велика, что новгородцы не строили, например, никогда подвалов. Потому что какой подвал они ни построят, он весь обязательно заполнится водой. Так что практически эти грамоты сохранялись так же хорошо, как если бы они были под водой, а это, как известно, способ обеспечить, чтобы ничего не сгнивало. Мы представляем себе, что в сырости сгниет быстрее, но это в условиях доступа воздуха. А если у вас просто под водой, тогда сохраняется так же хорошо, как если бы вообще не было никакого доступа воздуха.

Такие предметы, как органика, сохраняются хорошо в двух случаях: если имеется абсолютная сухость, как, например, в пещерах Мертвого моря, где сохранились свитки древнееврейские и пр. или если абсолютная влажность, 100 % вода. Все промежуточные значения влажности дают полное уничтожение органики, как в большинстве случаев и бывает. В Новгороде как раз благоприятная ситуация — все, что не продренировано в эпоху Екатерины, до сих пор сохраняется великолепно и может пролежать еще несколько тысяч лет. Во всяком случае, запасы на следующие раскопки у нас там остаются большие. Это маленькое отступление, почему эти грамоты сохраняются, и почему их в Новгороде много, а в других городах мало. Главным образом, по этим причинам.

Возвращаюсь к тому, почему такой небольшой объем, который составляют эти грамоты, тем не менее, многое дал для истории России. В первые века письменной истории письменность уже есть, много пишут, но существует необычайно жесткая цензура и самоцензура. Не официальная, конечно, цензура, а моральные представления общества о том, что доuлжно предавать записи на пергамене, а что не должно. Представление состоит в том, что должно предавать записи на пергамен только высокое, а все, что касается бытовой жизни, семейных отношений, торговых дел и пр. — все это низкое, все это не входит в зону, предназначенную для вечности. Поэтому практически во всех древнерусских документах XI–XIII вв., ранних веков, мы почти ничего не найдем о том, как люди жили. Мы найдем записи в летописи о событиях с князьями, архиепископами, о войнах, о мирах, но решительно или почти ничего о материальной стороне дела, о том, что они ели, какие были праздники, обряды при рождении, на свадьбе или на похоронах — все это совершенно отсутствует в древних документах.