Лев Марсиканский - Лев Марсиканский, Петр Дьякон. Хроника Монтекассино. В 4 книгах
ХРОНИКА МОНТЕКАССИНО
в 4 книгахСвятой Бенедикт Нурсийский. Фрагмент алтаря Св. Луки. Худ. Андреа Мантенья (Andrea Mantegna, 1431-1506), 1453-1454. Темпера по дереву, 97x37 см. Пинакотека Брера (Милан).
ПРОЛОГ
Начинается Хроника Монтекассинской церкви
Начинается пролог1
Господину и святейшему отцу, достопочтенному аббату Монтекассинской обители Одеризию, брат Лев по прозвищу Марсикан [совершает] службу должного послушания. Ваша святость, о достопочтеннейший отец, уже давно поручила мне взяться за описание ради памяти потомков [славных]*2 и блестящих деяний твоего славного предшественника, святой памяти аббата Дезидерия, весьма замечательного и исключительного в то время мужа своего чина, а именно, считая весьма недостойным подражать бездействию древних мужей этого места, которые почти ничего не удосужились написать о деяниях стольких аббатов и их временах, а если некоторые, возможно, что-то и написали по этому поводу, то эти никчемные и записанные грубым стилем заметки вызывают у читателей скорее скуку, чем дают им какое-то знание. Поэтому ты, отец, весьма ловко заботясь о том, чтобы с нашим Дезидерием не случилось того же самого, решил поручить мне этот труд, возложив на меня ношу, определённо не соизмеримую с моими силами, так что я, окинув его одним только взглядом, уже почти год [не без некоторого непослушания]* страшусь приступать к нему. И вот, когда я недавно по своему долгу сопровождал тебя, возвращавшегося из Капуи, то ты, вспомнив посреди пути об этом твоём славном приказе, осведомился, исполнил ли я твоё желание по поводу описания деяний Дезидерия. Я же, застигнутый врасплох этим внезапным вопросом, вынужден был ответить правду, а именно, что я ничего ещё в этом плане не сделал. Но тут же, немного собравшись с духом, я сказал: «А когда бы я мог выполнить это твоё повеление, если я почти весь этот год был занят по твоему приказу разными делами на службе как у господина папы [в Марсике и в Кампании] *, так и у тебя самого, и едва ли на протяжении восьми дней подряд находился в монастыре? А ведь это дело требует немалого досуга, и приступать к такой теме следует скорее не человеку, занятому каким-то делом, но свободному от всех забот». Итак, терпеливо приняв этот довод и слегка пожурив меня за моё нерадение, ты сказал: «А теперь получи досуг, которого ты желаешь, и не затягивай более с описанием деяний Дезидерия. Более того, я хочу и повелеваю, чтобы ты, поскольку дело это откладывалось до сего дня, начал своё описание с самого отца Бенедикта и, как старательнейший исследователь, выискав отовсюду данные обо всех аббатах нашего места вплоть до названного Дезидерия, об их временах и деяниях, тщательно исследовав грамоты императоров, герцогов и князей, а также охранные грамоты других верующих и установив, от кого и каким образом нашему монастырю при тех или иных аббатах достались владения и церкви, которыми мы, по-видимому, владеем, составил значительную и полезную для нас и наших преемников историю, наподобие хроники. Кроме того, не премини в соответствующих местах хотя бы коротко описать как разрушение, так и восстановление этой обители, происходившие дважды в разное время, а также привести достойные памяти сведения, если таковые найдутся, о трудах или деяниях славных мужей по крайней мере этих земель». После того как я начал в сильном волнении обдумывать про себя трудности этого повеления, меня стали терзать разные мысли о том, откуда и как я мог бы деятельно его исполнить, понимая, что это не легко из-за скудости моего ума, и я не знал, что выбрать, то ли приниматься за столь тяжкий труд, то ли отказаться. Ибо меня тревожило обвинение в безрассудстве в случае принятия этого поручения, или в непослушании - в случае отказа3. К тому же я вспомнил, что названный господин Дезидерий некогда дал такое же задание Альфану, архиепископу Салерно, мудрейшему мужу нашего времени, но тот, понимая, что предмет весьма труден, уклонился от такого рода опасности4. Но если тот, кто тогда более всех славился и учёностью, и красноречием, остерегся приниматься за этот труд, то что делать мне, совершенно не блещущему ни учёностью, ни красноречием? Мою совесть вновь стало тревожить, почему ты не поручил это задание кому-то другому из наших собратьев, которые во всяком случае гораздо учёнее меня и гораздо опытнее в красноречии, а именно, которых усердие этого твоего святого предшественника или собрало из разных сторон света в этом месте, или весьма старательно обучило в этой святой обители [и которых я мог бы даже назвать здесь по имени, если бы не боялся оскорбить их скромность] *. Терзаясь этими и подобными им мыслями, я был вне себя [и не вполне понимал, что мне делать]*, ибо дело это было выше моих сил и труднее, чем всё, что я мог бы расследовать. Однако, поскольку я уже давно решил ни в чём не отказывать тебе из-за исключительного благоговения, которое я издавна питал к твоему отцовству, я наконец укрепил душу, и тогда, как прежде, малодушно боялся взяться за деяния одного Дезидерия, теперь, полагаясь на помощь Божью и считая, что таким образом как-нибудь справлюсь с заданием, [готовый повиноваться тебе]*, взялся за описание деяний всех его предшественников. Итак, найдя в скором времени письменные источники по этой теме, хотя и написанные грубым стилем или весьма коротко5, в особенности хронику аббата Иоанна, который первым построил в Новой Капуе наш монастырь, привлекая тем не менее необходимые для этого труда книги, а именно, историю лангобардов, а также хронику римских императоров и понтификов, тщательно разыскав привилегии, грамоты и пожалования разных титулованных особ, а именно, как римских понтификов, так и разных императоров, королей, князей, герцогов, графов и прочих сиятельных и верных мужей, которые по крайней мере остались у нас после двух пожаров этой обители, хотя я и не мог добраться до них всех [целиком]*, и наконец, тщательно опросив тех, кому довелось воочию наблюдать события нынешних времён и деяния нынешних аббатов, или слышать о них, я [с помощью Господней]* приступил к выполнению того, что ты велел, насколько то позволяла скудость моего дарования, скорее из послушания, которым я обязан тебе как отцу и господину, чем полагаясь на какую-то учёность. Да поможет мне Бог и благодать его Духа, чтобы я мог выполнить это столь успешно, сколь усердно ты соизволил мне это поручить, чтобы это сочинение могло быть весьма приятным для тебя и весьма полезным для многих. Между тем, дабы невежды не обвинили меня в безрассудстве или дерзости, я, заботясь о себе, счёл нужным указать всё это во введении, чтобы даже если предвзятость и обвинит меня, авторитет учителя меня оправдал.
Далее, я решил для удобства читателей разделить эту книгу на три раздела, ибо главным образом трём аббатам этой обители после блаженного Бенедикта было дано усердствовать в восстановлении этого места более прочих, и, возможно, поэтому им было позволено небом прожить в этой должности больше остальных. И хотя я говорю во введении о блаженном отце Бенедикте и четырёх последующих аббатах, первую часть я всё же начинаю с Петронакса, который спустя примерно 110 лет после разрушения этого места лангобардами начал его восстановление. По порядку доведя изложение до второго разрушения, которое произошло при Бертарии по вине сарацин, и присовокупив к нему вдобавок те события, которые произошли в течение 67 лет при семи аббатах, оставивших это место и живших в Теане и Капуе, я начинаю вторую часть с Алигерна, который весьма усердно трудился не только в восстановлении этого монастыря, но и в умиротворении всей этой страны, которая была оставлена земледельцами из-за враждебности сарацин6. Этот раздел доведён до нашего Дезидерия и здесь последовательно изложены деяния тех, которые на протяжении этого времени стояли во главе этого монастыря7; началом и рубежом всей третьей части будет сам Дезидерий, который ничуть не ниже Петронакса и Алигерна, а по моему мнению так даже выше их, и который, как второй Соломон, построил в наши времена новый, великолепный и блистательный монастырь и драгоценнейший храм Господу. А теперь, если к этим трём разделам удастся добавить ещё и четвёртый, то его началом при помощи Господней будете вы сами.
Кроме того, и вас, отец, и читателя этого сочинения я прошу об одном: чтобы вы соизволили обращать внимание не на невежество автора, но на полезнейший материал в нём. Ибо как в том случае, когда неопытный мастер делает из чистейшего золота и драгоценных камней императорскую корону, и это произведение, хотя и кажется, что оно сделано неправильно из-за неумелости мастера, всё же не может не быть дорогим как из-за драгоценного материала, так и ввиду достоинства самого его названия, так и это сочинение, хотя оно и может казаться совершенно ничтожным из-за посредственности стиля, не должно считаться неинтересным благодаря тому огромному материалу, который оно содержит. Ибо хотя я по мере своей учёности изложил то, о чём следовало сказать, не изящно, но просто и честно, насколько было в моих силах, это сочинение не может не показаться неинтересным учёным мужам, если их не снедает зависть, и не быть трудным для понимания неучёным. Я полагаю, что даже если, возможно, и не всем, то очень многим эта наша история придётся по нраву, ибо в наше время, когда с трудом можно найти кого-то, кто хотел бы написать нечто подобное, тем не менее легко найдутся многие, которые будут рады прочесть или послушать такого рода повествование.
