Ричард Холланд - Октавиан Август. Крестный отец Европы
Современный подход предполагает использование других сведений, не биографического характера, но тоже интересных — о литературе, повседневной жизни, искусстве, общественных учреждениях, о зданиях, воздвигнутых по приказу человека, который, согласно поговорке, нашел Рим кирпичным, а оставил мраморным. Все, непосредственно касающееся Октавиана, я старался включить в повествование о его жизни. Моя книга предназначена для обычного читателя, желающего узнать об этом человеке, о его борьбе и важнейших достижениях; я считаю важным теперь, когда изучение античности — удел единиц, обратить внимание на распад Римской республики, чтобы разобраться в поступках Октавиана, столь удивительным образом ворвавшегося на политическую арену.
Историки, специализирующиеся по этому периоду, несомненно, поймут, что я многим обязан как Сайму, так и другим ученым.
Я горячо благодарен моей невесте Пенелопе Олд, которая, прежде чем дать согласие выйти за меня замуж, мудро дождалась, пока я закончу книгу.
I
«Раса господ»
На заре эпохи царей у римлян было принято считать, что они произошли от троянцев. Согласно легенде, после описанной Гомером десятилетней осады ахейцы захватили Трою, и горстке лучших воинов удалось выбраться из пылающего города. Предводительствуемые Энеем, сыном богини Венеры, беглецы сели на корабль и пересекли с помощью богини Средиземное море. После разнообразных приключений они достигли западного побережья Италии. Путники поселились в Лации — землях, принадлежащих другому народу, на которых их наследники основали город Рим.
То была весьма удобная теория. Она окутывала дымкой легенды не слишком приятный факт: римляне — потомки кучки драчливых крестьян, в течение многих веков разорявших своих соседей. Признавать поражение троянцев — и их изгнание с родных земель — было не столь зазорно, ведь ахейцы превосходили троянцев многократно и победили, как известно, не в честном бою, а с помощью предательской уловки, проникнув в город в брюхе деревянного коня. Как бы то ни было, в 167 году до нашей эры римляне окончательно победили греков и спустя ровно двадцать один год сровняли с землей Карфаген, столицу своих давних врагов финикийцев, и засыпали солью его руины.
Но что важнее всего, версия троянского происхождения давала римлянам возможность возвести себя в особый статус — статус людей, выполняющих божественную миссию; она объясняет удивительное превращение простого города-государства в державу и позволяет кичиться своим превосходством над другими народами. Вергилий, выдающийся поэт золотого века латинской литературы, с поэтической смелостью так высказался о назначении римского народа:
Римлянин, помни, тебе — прочими править народами,
Мир им нести и закон — вот в чем твое ремесло,
Тех, кто покорен, — щадить, гордых же — силой смирять.
Иными словами, римляне, как нация, наделенная особыми добродетелями, имели право и обязанность вторгаться в любую страну в пределах досягаемости и наводить там римские порядки. Если население подчинялось, ему великодушно сохраняли жизнь, но если люди оказывали сопротивление, их убивали или обращали в рабство.
Юлий Цезарь, родившийся в 100 году до нашей эры, благодаря своим завоеваниям представил Вергилию образ такого идеального римлянина. В пятидесятые годы до нашей эры, во время завоевания Галлии, легионы Цезаря уничтожили в боях миллион галлов и германцев и захватили огромные территории, на которых теперь располагаются Франция, Бельгия, часть Рейнской области и северо-западная Италия. Еще миллион человек Цезарь обратил в рабство, в том числе пятьдесят три тысячи мужчин, женщин и детей, выживших после одной долгой и мучительной осады. Это Юлий Цезарь, известный потомкам своим милосердием по отношению к поверженным врагам — если они римские граждане. И что еще важней для нашего повествования, он же обучал искусству политики и войны внука своей сестры — Гая Октавия, юношу, которого объявил сыном и наследником и которому предстояло взять имя Цезаря и стать отцом-основателем Римской империи.
Гай Октавий (называемый далее Октавиан) родился в Риме незадолго до рассвета 23 сентября в зловещем 63 году до нашей эры, когда Италию сотрясало восстание (с участием близких к Цезарю людей) под предводительством мятежного сенатора Луция Катилины.
Цезарю удалось избежать гибели: сторонники республики хотели забить его камнями, когда он покидал заседание сената; младенцу Октавию было шесть недель от роду. Вот такое своеобразное предостережение об убийстве, что совершится в мартовские иды восемнадцать лет спустя. А тогда, в 63 году, Цезарь произнес речь в защиту одного из заговорщиков. Цезаря подозревали в связях с мятежниками, поскольку ранее он поддерживал Катилину — как кандидата в консулы против олигархии оптиматов. Вооруженные люди (из сословия всадников), нанятые для личной охраны консула Цицерона, уже вынули мечи против безоружного Цезаря, и спасло его только своевременное вмешательство самого консула.
Цезарь побывал на волосок от гибели — это его так напугало, что он не показывался в сенате до тех пор, пока не утвердился в должности претора (вторая по старшинству должность в Риме), на которую его избрали за несколько месяцев до слушания дела о заговоре Катилины. Вероятно, во время недолгого затишья в своей политической деятельности — если не раньше — Цезарь нашел время навестить маленького внучатого племянника. Ребенок родился в богатом квартале на Палатине, в двух шагах от Форума, где собирался сенат и где Цезарь, как Pontifex Maximus (верховный жрец), имел официальную резиденцию. У Цезаря не было законного сына; в обществе, где родословные считались в первую очередь по мужской линии, появление близкого родственника мужского пола могло иметь важные политические последствия.
На этой ступени карьеры Цезарь вполне мог надеяться обзавестись родным законным сыном. Ему было только тридцать семь, и в римском обществе он славился любовными подвигами. Октавиан стоял куда ниже на социальной лестнице, чем Цезарь — патриций голубых кровей из дома Юлиев. Мальчик был первым и, как оказалось, единственным сыном сенатора Гая Октавия, выходца из неприметного семейства.
Гая Октавия Старшего вскоре избрали претором, но в то время он почти не имел шансов стать одним из двух консулов, которые избирались каждый год и правили Римом только двенадцать месяцев. Достижение этой почти монархической власти навсегда причисляло семейство ее обладателя к людям благородным.
Род Октавиев относился к числу плебейских, и даже те его ветви, что жили в Риме уже несколько веков, ничем не выделялись. Семья Гая Октавия Старшего представляла собой мелкую знать в городке Велитры на землях племени вольсков в двадцати пяти милях к юго-востоку от Рима.
Дед Октавиана по отцу был богатым ростовщиком; он перешел во всадническое сословие и благодаря хорошему материальному положению обеспечил сыну возможность выдвинуться на невысокую должность квестора. По римским законам люди небогатые не имели права выдвигать свои кандидатуры; это делалось для того, чтобы никто, кроме богатых аристократов, не мог подняться до консульского места. Пост квестора — первая важнейшая ступень в избирательной лестнице, поскольку он автоматически обеспечивал пожизненное членство в сенате. Искавший себе вторую супругу, молодой честолюбивый сенатор нашел в родных Велитрах женщину, которая могла подтолкнуть его к самой вершине.
Он предложил руку Атии, дочери местного богатого и знатного человека Марка Атия Бальба и его супруги Юлии, сестры Юлия Цезаря. То, что предложение Октавия приняли, кажется удивительным: с человеком подобного происхождения некоторые знатные люди не сели бы за один стол. Если верить Марку Антонию, один из дедов жениха был вольноотпущенником и занимался изготовлением веревок. Он жил неподалеку от городка Фурии на «каблуке» Италии. Правда, Антоний высказался о происхождении Октавиана, когда они уже враждовали.
Подобного рода обвинения — в данном случае почти наверняка ложные — в римском политическом мире делались нередко. Однако интересно, что Октавиан в воспоминаниях говорит об этом как-то туманно, не дает подробного опровержения, а просто упоминает о своем происхождении из «старинного и состоятельного всаднического рода».
Современная наука не может установить связи его семьи с римской ветвью Октавианов. Это само по себе ничего не доказывает, но если бы он состоял в родстве с какими-либо членами рода, занимавшими ранее должности магистратов, он бы об этом упомянул. Статус римского политика сильно зависел от того, есть ли среди его предков магистраты. Антоний был, несомненно, прав, утверждая, что у Октавиана в роду таковых не имелось, за исключением его недавно разбогатевшего отца, но все его инсинуации имели целью породить сомнения в происхождении имени Октавиана. По римским обычаям рабу, получившему свободу, следовало — чтобы стать римским гражданином и получить статус вольноотпущенника — принять имя бывшего хозяина. Таким образом Антоний пытался доказать, что дед Октавиана по отцу был некогда рабом человека по имени Октавий, а не законным сыном свободного гражданина.
