Александр Костин - Убийство Сталина. Все версии и ещё одна
Так, что этих исследователей (без всяких кавычек), авторов довольно серьезных книг: «Как убивали Сталина» — Н. Над и «Белые и грязные пятна истории» — И. Чигирина, с полным правом можно поставить во главе вышеуказанных «кругов», которые они тем самым и разорвали. Как мы понимаем, схватка «берияфобов» с «берияфилами» этим самым только обострится и мы будем, наверняка, свидетелями многочисленных трудов представителей обоих «кругов», которые яростно накинутся на лидеров противоположных кланов. Это неудивительно.
Удивительно другое. Почему даже не обсуждается «версия» естественной смерти Сталина, поскольку она становится тем более очевидной, чем острее критикуют друг друга «берияфобы» и «берияфилы»? Дело в том, что версии тех и других настолько неправдоподобны, что, будучи рассмотренными вместе, то есть в сравнении, они просто кричат, что этого не могло быть, «потому что не могло быть никогда». Когда вас убеждают в существовании какого-то события, явления, персоны и т. п., которые не поддаются никакой логике, или просто не лезут ни в какие ворота — то это первый признак того, что этого явления не могло быть по определению.
Ниже дается краткий обзор наиболее известных версий как из круга «берияфобов» (Н. Зенькович, Э. Радзин-ский, В. Карпов, Ю. Емельянов), так и из круга «берияфилов» (Ю. Мухин, Е. Прудникова, С. Кремлев, А. Бушков).
Глава 2
«КЛАССИЧЕСКАЯ» ВЕРСИЯ Н. ЗЕНЬКОВИЧА[1]
«Смерть Сталина вызвала немало кривотолков и пересудов. До сих пор ходят упорные слухи о ее насильственном характере, о том, что Сталин якобы был отравлен Берией. Эти слухи усилились, когда в 1990 году впервые было предано гласности обвинительное заключение по его делу. В нем, в частности, говорилось, что, изыскивая способы применения различных ядов для совершения тайных убийств, Берия издал распоряжение об организации секретной лаборатории, в которой действие ядов изучалось на осужденных к высшей мере наказания. Еще одно, и весьма существенное, доказательство существования в системе НКВД-МГБ лаборатории, в которой проводились испытания отравляющих веществ. Традиция, начатая Ягодой, нашла достойного продолжателя.
На сегодняшний день историки новейшего времени располагают свидетельствами только двух человек, находившихся рядом со Сталиным в его последние дни. Речь идет о Н. С. Хрущеве и дочери Сталина Светлане Аллилуевой. К сожалению, воспоминаний других лиц, присутствовавших при кончине генералиссимуса, нет. Это в значительной степени затрудняет задачу, ибо только сравнительный анализ свидетельств очевидцев да еще, пожалуй, экспертиза истории болезни позволят установить истину, в которой нуждаются миллионы наших соотечественников, живших на нормированном пайке и без того скудных знаний о своем недавнем прошлом».
Здесь следует уточнить утверждение Н. Зеньковича о том, что только два человека оставили свидетельства о событиях, предшествующих смерти И. В. Сталина. Дочь Сталина действительно оставила письменные свидетельства, но она могла свидетельствовать, по существу, только о затянувшейся агонии своего родителя, не более. Из ее воспоминаний нельзя извлечь какой-либо конструктивной информации, способствующей раскрытию «загадочной» смерти Сталина. Большинство ее рассуждений о своем родителе, выходящих за рамки трех трагических дней, что она провела у его смертного одра, основаны на рассказах и воспоминаниях других людей из окружения Сталина, которые, не в пример его дочери, лучше знали характер его общения с окружающими людьми.
Странным кажется также утверждение автора о том, что: «… воспоминаний других лиц, присутствующих при кончине генералиссимуса, нет». А «легенда Лозгачева»? Это ли не системно «оформленные» воспоминания лиц охраны, «присутствовавших при кончине генералиссимуса»? Тем более, что и сам автор широко использует фрагменты этих «воспоминаний» при анализе причин кончины И. В. Сталина.
«Хрущев приводит немало свидетельств недоверчивости и подозрительности Сталина, которые в последние годы его жизни приняли совсем уж гротескные формы. Перед смертью у него появился прямо-таки маниакальный страх. За обедом он буквально ни до одного блюда не дотрагивался, если при нем кто-либо из присутствующих его не попробует. Он был доведен до крайности — людям, которые его обслуживали годами и были ему, безусловно, преданы лично, не доверял. Никому не доверял.
То же касалось и маршрута следования из Кремля на ближнюю дачу в Кунцево. Сколько того пути, и вдруг машины начинали петлять по улицам и переулкам Москвы. Седок имел план города и, когда выезжали, давал указание: туда повернуть, так-то ехать, туда-то выехать. Он даже охране не говорил, каким маршрутом поедут, каждый раз этот маршрут менялся.
Все более усложнялась система охраны ближней дачи. Появились хитроумные запоры, чуть ли не сборно-разборные баррикады. Построили два забора, между которыми бегали собаки, провели электрическую сигнализацию. Все старался оградить себя от покушения врагов. Может, дом-крепость Троцкого в Мексике вспоминал? Надо полагать, Берия рассказал ему все подробности операции по устранению его злейшего врага.
Словом, старческий упадок сил давал о себе знать. В 1951 году, пригласив Хрущева на отдых в Сочи, Сталин сказал ему: «Пропащий я человек. Никому я не верю. Я сам себе не верю».
К этому страшному в своей безысходности признанию мы еще вернемся, а сейчас продолжим пересказ воспоминаний Хрущева о последних днях генералиссимуса, ибо его мемуары — единственный пока источник сведений о том, как протекал день накануне удара в Кунцево.
Итак, суббота, 28 февраля 1953 года. Звонят от Сталина и приглашают в Кремль персонально Хрущева, Маленкова, Берию, Булганина. Сообщают, что приедет Сталин. Четверка прибывает в назначенное время. Посмотрели кино. Потом хозяин предложил поехать на ближнюю дачу поужинать.
Поужинали. Ужин затянулся. Сталин это называл обедом. Он кончился где-то в пять или шесть часов утра. Ничего необычного, к этому привыкли, обеды всегда кончались в такое время. Сталин был навеселе после обеда, но в очень хорошем расположении духа, и ничего не свидетельствовало, что может быть какая-то неожиданность.
Гости распрощались. Сталин, как обычно, вышел их проводить. Он много шутил и был в хорошем настроении. Ткнул пальцем в живот Хрущева, назвал его Микитой. Он так его всегда называл, когда был в хорошем расположении духа.
Разъехались по домам. Было уже воскресенье, выходной, и Хрущев ожидал, что Сталин вновь позовет гостей. Ждал звонка, не садился обедать. Потом все же перекусил наскоро. Неужели Сталин решил подарить им выходной? Быть такого не может. Звонка все нет и нет. Уже и смеркаться стало. Что-то из ряда вон выходящее. Хрущев, недоумевая, разделся и лег в постель.
И вдруг звонок. Хрущев бросился к телефону. Это был Маленков. Он сообщил, что звонили от Сталина охранники. Надо срочно ехать на ближнюю — что-то произошло со Сталиным, Маленков уже позвонил Берии и Булганину. Условились, что приедут не прямо к Сталину, а сначала зайдут в дежурку.
Что ж, в дежурке встреча — так в дежурке. Хотя, согласитесь, странно: четыре члена Президиума ЦК, ближайшие сподвижники вождя, не идут сразу в дом выяснить, что же произошло, а направляются к дежурным. Хотя им виднее, как поступать в таких случаях: порядки на даче они, видно, хорошо знали.
Приехавшие расспрашивают дежурных чекистов: в чем дело, что, собственно, произошло? Почему вы думаете, что с товарищем Сталиным неладно?
Они отвечают: обычно товарищ Сталин в это время, часов в 11 вечера, обязательно звонит и просит чай. Иногда и ест. А сегодня нет звонка.
Тогда послали Матрену Петровну Бутузову на разведку. Эта женщина много лет проработала у Сталина подавальщицей. Честный и преданный ему человек.
Приехавшим членам Президиума ЦК чекисты сказали, что они уже посылали Матрену Петровну посмотреть. Она вернулась и сказала, что товарищ Сталин лежит на полу, спит, и видно, под ним подмочено, он, видно, мочился. Чекисты подняли Сталина и положили на кушетку в малой столовой. Там были две столовые: малая и большая. Сталин лежал в большой, следовательно, он поднялся с постели, вышел в малую столовую и там упал, там и подмочился.
Хрущев, Маленков, Берия и Булганин решили, что неудобно им появляться и фиксировать свое присутствие, когда он в таком неблаговидном положении. Четверка уехала домой.
Не успел Никита Сергеевич прилечь, как снова раздался телефонный звонок. На проводе был Маленков. Ему только что звонили из охраны. Они встревожены: все-таки со Сталиным что-то не так. Хотя Матрена Петровна и сказала, что он спит спокойно, — это необычный сон. Что-то уж больно долго. Надо еще поехать.
Условились, что Маленков позвонит другим членам Бюро Президиума — Ворошилову и Кагановичу, которые отсутствовали на обеде и в первый раз на дачу не приезжали. Условились также, чтобы приехали врачи (о «молодых» членах Бюро Президиума Сабурове и Первухине почему-то забыли. — А. К.).
