Вадим Нестеров - Герои вчерашних дней
И вот — первое самостоятельная должность, впервые можно выйти из тени отца и доказать всем, что Алексей Толбузин чего-то стоит не только при папеньке, но и сам по себе. Молодой воевода собирается в дорогу, которая оказалась довольно долгой — до места назначения Алексей добрался по бездорожным сибирским землям лишь через два года, в 1684 году.
2
Меж тем ничего хорошего на новом месте его не ждало. Именно на Амуре Россия и Китай зацепились всерьез, и игнорировать друг друга больше не могли. Расположенная за много тысяч верст Москва даже не подозревала, что Китай давно считал амурские земли своими и терпеть там самозванных захватчиков не собирался. Если до сих пор на присутствие русских смотрели сквозь пальцы, то только потому, что других дел хватало.
Китай раздирали междоусобицы, как раз в это время пришедшая к власти новая (она же окажется и последней) династия Цинь утверждала свою власть. Маньчжуры завоевывали Китай, и новая власть гораздо больше была озабочена покорением сопротивлявшихся южан, чем какими-то волосатыми варварами, появившимися на севере. Однако шансов «отсидеться» у наших предков не было. Дело в том, что для китайцев маньчжуры, как вы помните — кочевники, пришедшие с севера.
А для маньчжур южное побережье Амура, как и вся область, ныне называемая Маньчжурией, — это их родовые земли. И пускай на Амуре они никогда не жили, пусть населения на севере почти не осталось — все ушли в поход на Китай — это не повод терпеть в непосредственной близости от прародины каких-то наглых пришельцев, которые бесстыдно воспользовались ситуацией. Поэтому «амурская проблема» непременно должна быть решена — как только позволят обстоятельства.
Обстоятельства позволили, естественно, в 80-х годах, когда династия утвердилась, южные земли были покорены, и был захвачен последний оплот сепаратистов — остров Тайвань. Молодой император Канси посылает на север письма с указаниями, и вот как об это пишет китайская хроника: «[от русского царя] так и не было получено ответного донесения, русские же, рассчитывая на отдаленность, напротив, приходили к реке Зее, строили здесь свои жилища и занимали местность. Император повторно приказал далисы цин Минъаю с товарищами отвезти им грамоту с приказом, чтобы они вернулись обратно, но они не отступили, укрывшись в Албазине. И вокруг него пашут и сеют, ловят рыбу и охотятся. Они много раз тревожили и грабили местное население — солонов, хэчжэнь, фэйяка и цилэр, которое находилось в постоянном беспокойстве. Император, разрабатывая планы [дальнейших действий], обратился [к советникам] со следующими словами: «Если вы не накажете [их] с помощью военной силы, то разве [они] поймут, что такое наказание и страх? [Они] и впредь будут совершать набеги». И в связи с этим он принял решение о походе и искоренении их».[1]
Война была неминуема. На Сунгари, правом, «китайском» притоке Амура, спешно строился флот. В Гирине строились новые верфи, ремонтировались старые и готовились новые речные суда. К единственному китайскому поселению на Амуре — Айгуню стягивались войска, подвозилась тяжелая артиллерия. Собиралась армия, и собиралась она для войны.
Вот на эту-то войну, и ехал, не подозревая о том, молодой воевода Алексей Толбузин…
3
В начале 80-х годов маньчжуры начали планомерную «зачистку» Амура от русских. В 1682 г. были уничтожены Долонский и Селембинский остроги, в 1683 г. — разорены Зейский и Тугирский остроги. К концу 1684 г. из всех русских поселений на Амуре оставался один только Албазин. Естественно, российские власти сложившаяся ситуация тревожила, и преизрядно. Сибирских воевод обязали отправить в Даурию тысячу казаков, даурским воеводам, нерчинскому Ивану Власову и албазинскому Алексею Толбузину особым указом предлагалось быть готовым к нападению маньчжуров, но вести себя аккуратно и самим «с иноземцами всех земель ссор и задоров никаких не чинить».
Нерчинский воевода Иван Евстафьевич Власов. Парсуна работы Григория Адольского. 1695 год. Нижегородский художественный музейНу, положим, как себя вести, оба забайкальских воеводы и без советов знали — ситуация не способствовала шапкозакидательским настроениям. А вот с отправкой подкрепления все было куда сложнее. Дело в том, что в своем стремительном движении «встречь Солнцу» молодая Россия набрала такой темп, что банально не успевала подтягивать тылы. В итоге в Восточной Сибири не было не то что воинских резервов — там населения-то практически не было! Поэтому подкрепление для Толбузина, сидевшего на Амуре, начали формировать не больше ни меньше, как в Тобольске. Кто не помнит, где это — возьмите карту. Западной, а не Восточной Сибири.
На обязательства выделить людей воеводы прореагировали так, как реагируют и сейчас — всеми способами отвиливали, а коль уж не удавалось, давали тех, от кого не знали как избавиться. Тысячу казаков в итоге так и не набрали — шестисотенный полк был сформирован лишь к весне 1684 г. Сформирован из сибирских казаков, их родственников, а то и просто из «гулящих людей», которых в Сибири всегда хватало. Проще говоря, зачисляли туда всякий сброд, кого поймают.
По дороге из Тобольска в Енисейск это воинство уже успело прославится. Недовольные обеспечением, они едва не взбунтовались, на временно приданое начальство откровенно плевать хотели, сформировали собственные «воровские» казачьи круги, и всю дорогу занимались самообеспечением посредством грабежа. В Енисейске, куда они добрались лишь к концу лета, дело чуть не дошло до резни между бандитствующим «подкреплением» и местным гарнизоном. В итоге местный воевода Щербатов от греха подальше выдал архаровцам все, чего они требовали, посадил их на суда (дощаники) и, перекрестившись облегченно, отправил дальше. Да, еще в Енисейчке это буйное воинство наконец получило постоянного командира. Казачьим головой у них стал енисейский сын боярский Афанасий Бейтон.
Вот мы и добрались до второго героя нашего повествования. Долгое время Афанасий Бейтон был в нашей исторической науке персонажем почти легендарным. Для начала — никто толком не знал даже его национальности. Историки объявляли его то прусским дворянином, то уроженцем Альбиона — не то шотландцем, не то англичанином, а то просто, не мудрствуя лукаво, именовали «немцем», то есть западноевропейцем из какого угодно государства. И лишь уже в наши дни сибирский историк А.С. Зуев, буквально по крупицам добывая информацию, разобрался, наконец, с биографией этого неординарного человека.[2]
Настоящее его имя неизвестно до сих пор — Афанасием Ивановичем его назвали, естественно, уже в России. Бейтон родился в Пруссии, и, судя по всему, как и многие нищие прусские дворяне, зарабатывал на жизнь шпагой. Скорее всего, участвовал в Тридцатилетней войне, выслужил там офицерский чин, а после ее окончания, оставшись, как и многие профессиональные наемники, не у дел, завербовался на службу в далекую и таинственную Московию. Да, иностранцев на русскую службу начали вербовать задолго до Петра, и «полки иноземного строя» появились у нас в стране за много лет до реформ четвертого Романова. Особенно большой призыв был накануне русско-польской войны 1654–1667 годов. В числе прочих в 1654 году был зачислен «в чину капитанском и порутчиком» военспец Бейтон и отправился он «ис под Смоленска служить в полк боярина и воеводы князя Алексея Никитича Трубецкого».[3]
Всю эту войну Бейтон, что называется, «тянул честно». Кроме Смоленска, воевал под Шкловом, Быховом, Слуцком, Ригой, Мстиславлем, сидел в осаде в Могилеве. Но не довоевал — еще до окончания войны был отправлен в Томск. Дело в том, что именно тогда было принято решение создать «полки нового строя» и в Сибири — слишком уж «шалили» там кочевники. Немногочисленные сибирские войска едва сдерживали набеги енисейских киргизы и воинов молодого и агрессивного Джунгарского ханства. Несколько десятков иностранных офицеров были отправлены в Томск в качестве инструкторов — обучать местных вояк «солдатскому строю».
И закончилась бы служба Бейтона так же, как и у его многочисленных товарищей, всех этих шнееров фон менкиных, рыхтеров, ван дер гейденов — отучил бы рекрутов пару лет, дождался окончания контракта, да вернулся в родную Пруссию, но все повернулось иначе.
В Томске Бейтон влюбился. Причем всерьез. Но для того, что бы жениться на своей избраннице, он должен был перейти в православие и принять русское подданство. Поэтому после свадьбы, которая произошла до 1665 г., служащего по контракту поручика Бейтона больше не стало, а появился русский служилый человек Афанасий Иванович Бейтон, обязанный, как и всякий русский дворянин, служить своей новой родине пожизненно — освободят знать от этой «крепостной повинности» только через много десятилетий.