Александр Никишин - Тайны русской водки. Эпоха Иосифа Сталина
– Как говорится, – скорбно покачала головой сестренка, – совсем дед поглупел, что там и говорить, как говорится.
Никогда, никогда молодость не может понять старости.
Плохо мне будет в 1954 году, ох, плохо!.. Кхе-кхе!..»
Это фрагмент из дореволюционного фельетона Аркадия Аверченко под названием «Старческое». Такой он видел судьбу русской водки в XX веке. И вот что давало ему повод так думать.
В 1914 году в России произошло событие, всколыхнувшее народы, ее населяющие, – на время войны Германией был введен сухой закон.
Сперва на период боевых действий, но, как подтверждают источники, последний русский самодержец Николай Романов мечтал продлить срок его действия навсегда, избавив русский народ от страшного бича пьянства.
В 1954 году, спустя 40 лет, по фантазийному представлению известного русского фельетониста, о водке бы помнили только единицы, т. е. очень-очень пожилые люди.
Остальным надо было забыть про нее навсегда. Но не забыли. Не дал про нее забыть не кто иной, как И.В. Сталин. Хорошо это или нет? Это опять же как посмотреть. Если водка – зло, тут один разговор.
Если же водка – добро: важнейший продукт сельхозпереработки, государственного экспорта, товар, который всеми правдами и неправдами надо было продвинуть за «железный занавес» (русскую водку тут никто не ждал), то именно Сталин учил (а многих и выучил!) ценить водку по-настоящему.
За всю ее пятивековую историю у водки было множество пиарщиков и рекламистов. Но грузину Иосифу Сталину среди них я бы отдал – безоговорочно! – первое место.
Сталин в водочном вопросе всегда выступает как расчетливый хозяин, радеющий за дело. И, повторюсь, как хороший пиарщик, рекламист русской водки. Когда читаешь стенограмму сталинских докладов, похожих на короткие тосты, рука непроизвольно тянется к бутылке:
«Товарищи! Граждане! Братья и сестры!.. К вам обращаюсь я, друзья мои!.. Наши силы неисчислимы. Зазнавшийся враг должен будет скоро убедиться в этом… Все наши силы – на поддержку нашей героической Красной армии, нашего славного Красного флота! Все силы народа – на разгром врага! Вперед, за нашу победу!»
Это из радиовыступления 3 июля 1941 года, когда гитлеровцы стояли под Смоленском, совсем рядом с Москвой.
А вот его настоящий тост на приеме в Кремле в честь командующих войсками Красной армии 24 мая 1945 года.
Стилистика та же, сравните сами!
«Товарищи, разрешите мне поднять еще один, последний, тост. Я хотел бы поднять тост за здоровье нашего советского народа, и прежде всего русского народа. (Бурные, продолжительные аплодисменты, крики «ура!»).
Я пью, прежде всего, за здоровье русского народа, потому что он является наиболее выдающейся нацией из всех наций, входящих в состав Советского Союза.
Я поднимаю тост за здоровье русского народа, потому что он заслужил в этой войне общее признание…
Я поднимаю тост за здоровье русского народа не только потому, что он – руководящий народ, но и потому, что у него имеются ясный ум, стойкий характер и терпение… Иной народ мог бы сказать правительству: вы не оправдали наших ожиданий, уходите прочь, мы поставим другое правительство, которое заключит мир с Германий и обеспечит нам покой. Но русский народ не пошел на это, ибо он верил в правильность политики своего правительства и пошел на жертвы, что обеспечить разгром Германии…
Спасибо ему, русскому народу, за это доверие!
За здоровье русского народа! (Бурные, долго не смолкающие аплодисменты)» (И. Сталин. О Великой Отечественной войне Советского Союза. Гос. изд. Политической литературы. Москва, 1947).
Как говорится, умри, а лучше – не скажешь!
Однако тост тосту – рознь.
Блокада Ленинграда длилась годы. Но сталинский тост за героизм блокадников уложился лишь в две строчки: «Предлагаю тост за ленинградцев. Это подлинные герои нашего народа».
Было это на обеде, на котором присутствовал маршал Жуков: «Жданов рассказал о героических делах и величайшем мужестве рабочих Ленинграда, которые, пренебрегая опасностью, полуголодные, стояли у станков на фабриках и заводах по 14–15 часов в сутки, оказывая всемерную помощь войскам фронта. Андрей Андреевич попросил увеличить продовольственные фонды для ленинградцев. Верховный тут же дал указание удовлетворить эту просьбу…»
«Удовлетворив», поднял краткий тост за ленинградцев. Краткий, потому что не любил город, где погиб его друг Киров?
А я думаю, что причина в другом. О ней пишет историк Д. Волкогонов: «Когда Ленинград бился, почти конвульсируя, в смертельной блокаде, вышло несколько секретных распоряжений из Москвы, исполненных Ждановым («О спецснабжении продтоварами руководящих партийных и советских работников» несчастного и героического города) (Как вы понимаете, распоряжения такого рода исполнялись руководством с большой охотой.)
Сталин чувствовал вину за многочисленные жертвы среди мирных ленинградцев. Поэтому и краткий тост.
Но это, так сказать, версия политического толка. Но есть и версия винная, согласно которой Сталина сильно раздосадовала история с партией элитного французского вина «Сент-Эмилион» урожая 1891 года; с огромными трудностями его запасы были вывезены из блокадного города по Дороге жизни, а оказалось, вся эта сверхсекретная операция не стоила свеч – спасенное вино, которое, по всей видимости, планировалось продать французам по дорогой цене, уже давно умерло, полностью скисло.
Это наследие еще царского двора большевики хранили как зеницу ока. Вино спасли в 1917 году от пьяных матросских погромов, не поддались соблазну его продать, когда нужны были деньги, хотя в 20-е годы французы, рыскавшие в поисках этой марки по всей Европе, готовы были платить за него большие деньги. Считалось, что в СССР хранится самая большая коллекция «Сент-Эмилиона» голодного для российского Поволжья 1891 года, ставшего самым урожайным для виноделов Бургундии и Гаскони, так как засуха, которая обрушилась на Европу в тот год, сожгла русский хлеб, но повысила качество именно французского винограда. Большевики гордились своей коллекцией. На «Самтрест», куда были доставлены под охраной НКВД грузовики с «Сент-Эмилионом», прибыли знатоки тонких французских вин – «советский граф» Алексей Толстой и известный писатель Илья Эренбург. С волнением откупоривались бутылка за бутылкой и так же – одна за другой – браковались.
Злой Эренбург вынес от посещения «Самтреста» единственное положительное впечатление: «В одном из цехов проверяли бутылки, ударяя по каждой металлической палочкой, и я считал, что эта музыка куда лучше той, которой нас потчевали… известные пианисты…»
Если объявить конкурс на лучший (за всю историю человечества) тост, то вот этот, сталинский, сказанный на великом пиру победителей в войне с нацизмом, наверняка будет первым:
«Не думайте, что я скажу что-нибудь необычайное. У меня самый простой, обыкновенный тост. Я бы хотел выпить за здоровье людей, у которых мало чинов и звание незавидное. За людей, которых считают «винтиками» великого государственного механизма, но без которых все мы – маршалы и командующие фронтами и армиями, говоря грубо, ни черта не стоим. Какой-либо «винтик» разладился – и кончено.
Я поднимаю тост за людей простых, обычных, скромных, за «винтики», которые держат в состоянии активности наш великий государственный механизм во всех отраслях науки, хозяйства и военного дела. Их очень много, имя им легион, потому что это десятки миллионов людей. Это скромные люди. Никто о них ничего не пишет, звания у них нет, чинов мало, но это – люди, которые держат нас, как основание держит вершину. Я пью за здоровье этих людей, наших уважаемых товарищей…»
В этом тосте весь Сталин. Если «государственный механизм», то – «великий». Если простой человек – то скромный «винтик». Но речь в этой книге не о том. Если водка – добро для России, то надо честно признать, что в этой стране очень часто ее использовали во зло. И эпоха Сталина – лучшее тому подтверждение. А как с водкой быть дальше, будем думать сообща.
«Чуточку выпачкаться в грязи…»Из всех вождей нашей страны в XX веке Сталин, по сути, наипервейший пьяница, настоящий ученик Петра Великого. Он вершит политику за обеденным столом и пиршества длятся по 8–9 часов. На этом, кстати, заострил внимание М. Джилас, сподвижник югославского лидера Тито: «Русский царь Петр Великий подобным же образом устраивал со своими помощниками похожие пирушки, на которых они обжирались и упивались до одури, в то же время решая судьбу России и русского народа…»
Петр, правда, пил в таких количествах, какие нормальному человеку, даже и Сталину, было не осилить. Хотя Сталин и очень старался. От деяний Петра Первого мозги у народа были враскоряку. С одной стороны, он создал Всепьянейший Собор, славящий Бахуса, и по Уставу соборянам трезвыми ложиться спать запретил.