Глеб Морев - Диссиденты

Начиная этот проект, продолжавшийся два года – с осени 2014 года по осень 2016-го – я не ставил своей задачей создать, что называется, «репрезентативную выборку» представителей советского диссидентства. То, что у этой книги двадцать героев, а не, скажем, двадцать семь или тридцать, – следствие не авторской концепции, а жизненных обстоятельств. Многие из тех, с кем мне хотелось побеседовать, оказались по тем или иным причинам труднодостижимы. С некоторыми (как, например, со скончавшимися в конце 2014 года о. Глебом Якуниным и Валерием Сендеровым) я встретиться планировал, но не успел… Трижды я столкнулся и с отказом от разговора. Мне, однако, кажется, что и в нынешнем составе, пусть и не вполне отражающем идейный и географический спектры советского диссидентства во всей их противоречивости (в первом случае) и широте (во втором), эта книга содержит в себе объем свидетельств, значение которого для понимания природы и развития инакомыслия в СССР трудно переоценить.

Я глубоко признателен всем, согласившимся принять участие в проекте. Без поддержки Фонда имени Генриха Бёлля и его сотрудников Йенса Зиггерта и Нурии Фатыховой он не мог бы состояться. Сотрудник Международного Мемориала Алексей Макаров помог мне избежать многих неточностей при расшифровках бесед и существенно обогатил иллюстративный материал. Наталью Лебедеву и Ирину Тимашеву (Colta.ru) я благодарю за помощь при подготовке текстов к публикации.

«Родиться диссидентом»

Осенью 1962 года по приглашению Союза советских писателей в Москву впервые приехал западногерманский прозаик Генрих Бёлль. В эти несколько суетливых дней случилось знакомство, тесно связавшее историю советских диссидентов с его именем – знакомство Бёлля с германистом Львом Копелевым и его женой литературоведом Раисой Орловой.

Подлинной хроникой диссидентского движения стала ведшаяся на протяжении двадцати лет переписка семей Бёлля и Копелева. Субъективная, эмоциональная, но и очень точная хроника, зафиксировавшая эпизоды взаимоотношений, реакции, описавшая сложно уловимые процессы, происходившие с теми людьми, которых мы сегодня называем советскими диссидентами. Ценны в ней не только факты, имена (в ней есть многие из тех, чьи интервью вошли в эту книгу), но сама драматургия переписки двух друзей-литераторов.

Все начиналось как разговор о литературе, будничных писательских и переводческих делах с мелькающими признаками советской или немецкой бытовой жизни. И только иногда в ткань их первых бесед вплеталась нитка иного цвета – про какую-то где-то рядом существующую политическую действительность. В начале 1970-х годов эта нитка становится основной, из нее вяжется большая часть полотна. Генрих Бёлль к тому моменту уже президент международного PEN-клуба, получает Нобелевскую премию по литературе (1972), начинает все чаще действовать как политик, а не только писатель, активно участвуя в общественных дискуссиях в Германии, разбуженных студенческими протестами. Именно в это время принципиальность его оппозиционных взглядов в Германии порождает кампанию травли Бёлля. Но это не останавливает его активность, а внимание к происходящему на Востоке Европы, о которой ему в письмах постоянно рассказывают друзья, только обостряется. Переписка с Копелевым и другими независимыми советскими интеллектуалами становится больше похожей на разработку стратегий по спасению людей. Советские друзья Бёлля сообщают ему, что кому угрожает, как и почему надо помочь. Значение этих писем и телеграмм для диссидентского движения и борьбы за свободу в СССР невозможно переоценить.

Благодаря этой дружбе были спасены жизни не одного десятка советских граждан, некоторых из которых мы сегодня называем диссидентами. Кто-то смог уехать и получить поддержку заграницей, за кого-то вовремя заступились.

С помощью Копелева Бёлль познакомился со многими советскими интеллектуалами и писателями. Одним из них был Александр Солженицын, о рассказе которого «Один день Ивана Денисовича» Копелев рассказал Бёллю в письме 1963 года. С этих пор Бёлль следил за текстами Солженицына, написал предисловие к немецкому переводу «Ракового корпуса» и рецензию на «В круге первом». Личное знакомство с Солженицыным состоялось только в 1972 году в очередную поездку Бёлля в СССР, тогда российский писатель передал немецкому коллеге свои тексты и документы для адвоката на случай ареста. Через два года, когда в феврале 1974 года Солженицына действительно арестовали, Бёлль написал письмо протеста на имя Брежнева и принял писателя после его высылки из СССР в своем доме под Кельном.

«У меня рады любому беженцу, неважно, приехал он из коммунистической или как коммунист из некоммунистической страны. Когда приедет Александр Солженицын, в нашем доме у него будет чай, хлеб и кровать» (Генрих Бёлль, General Anzeiger, 14 февраля 1974 года).

К 1970-м годам в советской писательской среде актуализировалось деление на диссидентов и не диссидентов. Сам Бёлль использовал это понятие как определение степени порядочности человека – «родился диссидентом».

«Он принадлежал к нашим лучшим друзьям в Москве, был рожден диссидентом, один из первых, кого я знал. Он был диссидентом от природы, инстинктивно и по опыту еще до того как состоялось само диссидентское движение», – так Бёлль отозвался в 1976 году в газетной статье во Frankfurter Allgemeine Zeitung на убийство в Москве (вероятно, организованное КГБ) переводчика немецкой литературы Константина Богатырева, когда-то отсидевшего пять лет в лагере по политическому обвинению.

После вторжения советских войск в Чехословакию в 1968 году некоторые категорично требовали от Бёлля радикальной оппозиционности, упрекали его в том, что он продолжает ездить в СССР. И действительно, Бёлль отменял свои поездки и заседания PEN-клуба во многих странах Восточного блока, когда там случались аресты и репрессии. И только в Москву он продолжал ездить до конца 1970-х. Эти поездки стали судьбоносными для многих диссидентских биографий. Его остановки – это, конечно Москва со Львом Копелевым, Ильей Эренбургом, Константином Паустовским, Ленинград, где он очень хотел встретиться и встретился с Анной Ахматовой. Там же его друг филолог-германист Ефим Эткинд познакомил Бёлля с молодым Иосифом Бродским. И это знакомство помогло изгнаннику Бродскому в будущем.

Для нашего Фонда, носящего имя Генриха Бёлля, большая честь участвовать в важном и очень своевременном проекте «Диссиденты». Именно история взаимоотношений Бёлля с советскими диссидентами определила и до сих пор определяет политику работы Фонда в России.

Мы с большой радостью согласились участвовать в создании этой книги, смысл которой не ограничен фиксацией событий конкретного исторического периода, он выходит за границы прошлого, добирается до сегодняшнего дня (здесь в России или в Европе). Разговоры с советскими диссидентами – это разговоры о понимании истории, о взаимоотношении человека с его чувствами, мечтами, амбициями и внешней системой с ее насилием и границами.

Я благодарю моих коллег – Йенса Зигерта (бывшего руководителя Фонда имени Генриха Бёлля в России) за решение поддержать проект «Диссиденты», Марину Вахнину и ее маму Марию Орлову за рассказы, контакты и советы.

Часть I

«Это было нравственной установкой. Только нравственной»

Сергей Григорьянц:

«Во враждебной среде с таким количеством стукачей раскрытие неизбежно»

© Глеб Морев

Сергей Иванович Григорьянц (12 мая 1941, Киев) – журналист, литературовед, коллекционер. В 1963–1965 годах учился на факультете журналистики МГУ (отчислен по политическим мотивам), организовал там литературный клуб «Забытые поэты».

4 марта 1975 года арестован и 25 сентября приговорен Мосгорсудом к 5 годам лагерей по статье 190-1 и 154, ч. 2 УК РСФСР. Срок отбывал в колонии в Ярославской области, Чистопольской тюрьме, Верхне-Уральской тюрьме. После освобождения жил в г. Боровск Калужской области. В 1982–1983 годах – редактор самиздатского правозащитного бюллетеня «В». Вновь арестован 18 февраля 1983 года, 26 октября осужден Калужским областным судом по ст.70 УК РСФСР на 7 лет лагерей и 3 года ссылки. Находился в Чистопольской тюрьме. Освобожден 6 февраля 1987 года.

В 1987–1990 годах – главный редактор независимого журнала «Гласность». В 1990-е годы – председатель правозащитного фонда «Гласность». Живет в Москве.

– Какие из протестных акций, движений советского времени считать относящимися к диссидентству, а какие, с вашей точки зрения, нет?