Виктор Петелин - История русской литературы XX века. Том I. 1890-е годы – 1953 год. В авторской редакции
Итоги внезапной «перемены курса» стали поистине ошеломляющими. В несколько ближайших лет на территории СССР, где к началу войны оставалось, по разным данным, от 150 до 400 действующих приходов, были открыты тысячи храмов, и количество православных общин доведено, по некоторым сведениям, до 22 тысяч! Значительная часть репрессированного духовенства была возвращена на свободу. Прекратились прямые гонения на верующих и дикие шабаши «Союза воинствующих безбожников», сопровождавшиеся святотатственным разгулом.
Русь оживала. Церковь выстояла. В беспримерной по своему размаху и ожесточению войне с Православием богоборцы были вынуждены отступить» (Иоанн (Снычёв), митрополит. Самодержавие духа: Очерки русского самосознания. М.: Институт русской цивилизации, 2007. С. 464).
4Не так уж много написал статей во время войны Леонид Леонов. С октября 1941 года Леонов с семьей эвакуировался в город Чистополь, иногда выезжал как корреспонедент «Правды» и «Известий» на фронт, делал заметки для будущих сочинений, но уже в первых статьях «Наша Москва» и «Ленинградцы», опубликованных в газетах «Красный флот» в ноябре 1941 года и в «Литература и искусство» в октябре 1942 года, Леонид Леонов выражает презрение к напавшим фашистам и восхищение Москвой и Ленинградом, двумя великими городами России, стоявшими насмерть в борьбе за самостоятельность и независимость. Превосходен очерк «Твой брат Володя Куриленко» (Красноармеец. 1942. Октябрь), в котором Леонид Леонов рассказал о подвигах в борьбе с фашистами партизанской группы Володи Куриленко, который, раненный, «умер за семь месяцев до своего совершеннолетия». В двух письмах «Неизвестному американскому другу» (август 1942 года, для американского радио»; Знамя. 1943. № 9—10) Леонид Леонов рассказывает о том, какое «грозное несчастье вломилось в наши стены», о том, как девушки и юноши с оружием в руках сражаются против захватчиков, их мечты разбились под «дубиной дикаря», в России тысячи расстрелянных замученных и сожжённых, никогда не было ещё такой бесчеловечной и грабительской войны, таких издевательств над мирным народом. «Представь себе этих людей хозяевами земли, мой добрый друг, и содрогнись за своих любимых! – писал Л. Леонов во втором письме. – Народ мой словом и делом проклял этот подлейший замысел дьявола» (Леонов Л. Собр. соч.: В 5 т. Т. 5. С. 304).
С декабря 1941 по апрель 1942 года в Чистополе Л. Леонов работал над пьесой «Нашествие». Весной 1942 года Л. Леонов прочитал пьесу чистопольцам, среди которых были К. Федин, К. Тренёв, Н. Асеев, А. Дерман, М. Петровых. В октябре 1942 года актёры Ленинградского областного театра, жившие в Чистополе, приступили к репетициям пьесы. 7, 8, 9, 10, 11 ноября 1942 года – премьера пьесы. 3 декабря 1942 года газета «Прикамская коммуна» сообщала: «Нашествие» вскоре пойдёт во многих театрах Союза ССР, чистопольцы увидели эту пьесу на сцене первыми». Тут же откликнулся и Л. Леонов: «Велика честь для литератора сегодня услышать от рядового бойца, что твоя книга прибавила ему силы на линии огня и увеличила меткость его автомата… Надо писать так, чтобы возможно большее количество калорий умной и знойной ненависти к врагу содержалось в каждой твоей странице. Надо создавать вещи, которые дали бы тебе право думать, что в труднейшую минуту, когда на карте стояла судьба Родины, и ты помог народу выиграть его историческую ставку…» (Литература и искусство. 1942. 21 ноября).
19 марта 1943 года Л.М. Леонов за пьесу «Нашествие» получил Сталинскую премию первой степени. О пьесе «Нашествие» были и восторженные отклики, особенно после получения Сталинской премии, но были и жёсткие, критические. В спецсообщении Управления контрразведки НКГБ (не позднее 24 июля 1943 года) наркому В.Н. Меркулову приведены слова К. Федина о Л. Леонове: «Леонов за такую ерунду («Нашествие») получил премию, но это понятно – нужно было поклониться в ножки, он поклонился, приписал последнюю картину, где сплошной гимн (Сталину), вот ему и заплатили за поклон. Я, конечно, никогда со своей линии не сойду, чего бы это мне ни стоило. Я никому не поклонюсь и подлаживаться не буду… Я очень боюсь, что после войны вся наша литература, которая была до сих пор, будет попросту зачеркнута. Нас отучили мыслить. Если посмотреть, что написано за эти два года, то это сплошные восклицательные знаки… А статья Леонова в «Известиях» – «Святая ненависть» – вызывает чувство гадливости и отвращения… Нельзя кричать без конца: «Родина, моя Родина!» – с надрывом, манерно, как это делает Леонов» (Л. Леонов не включил эту статью в Собр. соч.: В 10 т. М., 1984).
С января по июнь 1944 года Л. Леонов работал над повестью «Взятие Великошумска». Он иногда бывал недалеко от фронта, слушал рассказы боевых танкистов, офицеров и генералов, хорошо знал о подвигах танкистов, их умении сражаться и побеждать. Начинается повесть с того, что танковый корпус сгружается с поезда, командир корпуса генерал-лейтенант Литвиненко проверяет настроение бойцов и командиров, убеждается в готовности танков к боевым действиям, знакомится с боевым экипажем танка № 203, это лейтенант Собольков, механик Литвиненко, бывший повар Обрядин, уволенный из поваров за пристрастие к спиртному, которое досталось от немцев. Так один за другим предстают все персонажи повести. Говорят они почти все на языке Л. Леонова, иногда мелькают украинизмы, грубоватые фразы, иногда у генерала возникают пафосные фразы: «Я говорю, грозен наш народ… красив и грозен, когда война становится у него единственным делом жизни. Лестно принадлежать к такой семье…» Эти «отвлечённые суждения» генерала, совершенно неуместные, были необходимы для прохождения повести через цензурный ряд. Оживились собравшиеся у танка, увидев котёнка за пазухой солдата. Но Л. Леонов не знал бытовых подробностей солдатского фронта, он сосредоточил своё внимание на философском звучании войны с немецким фашизмом. «Пусть века смотрят, кто их от кнута и рабства оборонял», «Смотри, грозные силы состоят служанками при людях, но уже протянута рука за ключиком от сокровенных тайн материи и жизни. И надо спешить, пока они не стали достоянием злых, готовых её созидательный потенциал обратить на разрушение. Судьбу прогресса мы, как птенца, держим в наших огрубелых ладонях». «Чем возместит история неоплатную человеческую муку, причинённую войной? Чем вознаградит она труд современников, одетых в изорванные смертью шинели? Что там, за издержками века, за горными хребтами, на которые поднимались мы столько веков?» – мелькали мысли и размышления то у фронтовиков, то у генерала Литовченко, то у автора о происходящем и о содеянном в битвах с немецким фашизмом (Там же. С. 64–65, 175). «Взятие Великошумска» (М., 1944), с его богатым и метким русским языком, умением плести интригу, с его характерами, с его описаниями человеческих фигур и ёмкими пейзажами, свидетельствовало как бы о новом этапе в развитии военной прозы – «о повороте всего нашего искусства от пассивной прямолинейной изобразительности, от элементарного правдоподобия к высокому реализму исторической правды, далёкому от крохоборческого натурализма» (Громов П. О литературе военных лет // Звезда. 1945. № 3. С. 130).
Александр Прокофьев писал статьи, очерки, но главным образом был занят поэмой «Россия», за которую он получил Сталинскую премию в 1945 году.
5Глубоко трагическая проблема возникла в связи с публикацией первой части повести М.М. Зощенко (1895–1958) «Перед восходом солнца».
В конце 1943 года Г. Александров, А. Пузин и А. Еголин представили секретарям ЦК ВКП(б) Маленкову и Щербакову отчёт о проделанной за год работе, в нём подробно говорилось о «грубых политических ошибках» журналов «Октябрь», «Знамя» и «Новый мир», особо подверглись критике опубликованные произведения Зощенко, Довженко, Платонова и Сельвинского: «В журнале «Октябрь» (№ 6–7 и № 8–9 за 1943 г.) опубликована пошлая, антихудожественная и политически вредная повесть «Перед восходом солнца». Повесть Зощенко чужда чувствам и мыслям нашего народа… Зощенко рисует чрезвычайно извращённую картину жизни народа. Психология героев, их поступки носят уродливый характер… Вся повесть Зощенко является клеветой на наш народ, опошлением его чувств и его жизни» (РЦХИДНИ. Ф. 17. Оп. 125. Цит. по кн.: Бабиченко Д.Л. Писатели и цензоры. С. 74). Естественно, руководители агитпропа ЦК опирались и на критические статьи. 8 июля 1943 года Ю. Лукин в «Правде» в статье «Неясная мысль» подверг критике рассказ Платонова «Оборона «Семидворья», опубликованный в журнале «Знамя» (№ 5–6) за 1943 год.
Записка Маленкову и Щербакову завершалась строгими напутственными пожеланиями: «Президиум Союза советских писателей, органами которого являются литературно-художественные журналы, совершенно не руководит их работой. Редакционные коллегии литературно-художественных журналов не работают… Несмотря на неоднократные указания ЦК ВКП(б) о необходимости коренного улучшения постановки литературной критики, со стороны Президиума и лично т. Фадеева не были приняты меры к повышению роли и значения литературной критики. Литературно-критические выступления т. Фадеева на совещаниях писателей малосодержательны, абстрактны и нередко ошибочны… Президиум ССП и лично т. Фадеев не сделали для себя необходимых выводов из этих указаний, не ведут воспитательной работы среди писателей и не оказывают никакого влияния на их творческую работу. Творческие секции Союза писателей – поэзии, прозы, драматургии – не работают. Обсуждения тех или иных произведений, изредка устраиваемые в Союзе писателей, проходят, как правило, без всякого руководства со стороны Президиума… Управление пропаганды считает необходимым принять специальное решение ЦК ВКП(б) о литературно-художественных журналах» (Там же).
