Лев Гумилев - PASSIONARIUM. Теория пассионарности и этногенеза (сборник)
Но толчок – не единственная опорная точка хронологизации этногенеза. Наиболее ярким, впечатляющим событием является момент рождения этноса как новой системной целостности с оригинальным стереотипом поведения. Такое явление при всем желании не может не зафиксироваться у соседей, обладающих письменной исторической традицией. С этим событием часто связано и появление нового этнонима, то есть самоназвания этноса. Так, 20 сентября 622 г. (хиджра) – событие инкубационного периода арабо-мусульманского этногенеза. До 632–642 гг. арабы еще не фигурировали как «арабы» (этнос), а сам термин применялся как синоним кочевников Аравийского полуострова. И только после того, как мусульманские армии вторглись в Сирию и Иран и разбили греков и персов, арабами стали называть этнос, воодушевленный проповедью пророка [31, с. 128–129]. Только после грандиозного события, олицетворяющего рождение этноса, у пассионарной популяции возникает нужда противопоставления себя как системной целостности всем окружающим соседям и необходимость в названии самой себя. В дальнейшем потомки уже не помнят причин происходившего, ибо этноним часто теряет свой первоначальный смысл. Так, уже в Х в. Абу Мансур ал-Азхари (ум. в 980/981 г.) писал: «И расходятся люди во мнениях о том, почему арабов назвали арабами» [там же, с. 122]. Сопоставляя момент рождения этноса и дату толчка в известных случаях (толчки в I и XIII вв. н. э.), можно определить длину инкубационного периода этногенеза – 130–160 лет – и тем самым «привязать» процессы этногенезов в остальных случаях к диахронической шкале.
Можно отсчитывать возраст этноса не только от начала толчка, но и от любого яркого и легко диагностируемого периода, например от фазы надлома: ее начала или конца. Ошибка при этом для не смещенных контактами этногенезов составит всего плюс-минус одно поколение, что в пределах допуска, необходимого для понимания закономерностей этногенеза. Надлом – фаза выразительная, и не заметить ее трудно. Пассионарное напряжение этнической системы вдруг начинает стихийно снижаться. Происходит это самым простым способом: убийством наиболее выдающихся деятелей. Сначала гибнут политики, затем идеологи: поэты и ученые, потом – толковые администраторы и, наконец, трудящиеся – приверженцы уже погибших вождей. Остаются только предатели, постоянно переходящие на сторону очередного победителя, чтобы изменить и ему, как только он попадет в беду и люди столь ничтожные, что их не трогают, если они не попадают под горячую руку. Начавшийся надлом замечают прежде всего современники, не все, разумеется, но наиболее патриотически настроенные и дальновидные. В Риме еще Катон Старший отметил начавшийся процесс падения нравов, Катон Младший пытался противодействовать легкомысленным римским модницам, но безуспешно, а начиная с Гракхов идеалы республики уже не владели большинством сенаторов и открыто стали попираться. Гражданские войны, кончившиеся принципатом Августа, знаменуют конец надлома и выход этноса в инерционную фазу, что по диахронической шкале соответствует 700–750 гг. от момента толчка. В Древнем Китае начало надлома совпадает с проповедью легизма, а конец – с торжеством династии Цинь. В Византии это эпоха иконоборчества, в христианском мире – Реформация. В мусульманском суперэтносе надлом наступил раньше запрограммированного законами этногенеза в результате активных этнических контактов и связывался с передачей халифом Мутасимом фактической власти в руки гулямов (иноземных наемных воинов) [80, с. 139]. Кончился он со «смещением»: захватом Багдада в 945 г. Ахмедом Буидом – вождем дейлемитов. Иногда, но не всегда удобной точкой привязки может служить фаза обскурации, сопровождающаяся распадом этнической системы. Итак, диахрония позволяет уточнить общую закономерность природных процессов – этногенезов – путем сопоставлений их друг с другом.
Первым историком, попытавшимся уловить принцип диахронии, был афинский архонт и жрец Аполлона, бывший прокуратор Греции – Плутарх (ум. около 120 г.). Из его многочисленных сочинений замечательно параллельное жизнеописание 46 знаменитых деятелей Эллады и Рима; сопоставления идут попарно, что является попыткой понять исторические процессы обеих стран не как беспорядочное нагромождение случайных событий, а как две закономерные линии развития, того самого, которое мы назвали этногенезом. Ограниченный в эрудиции только этими двумя этносами и недлинным отрезком хронологии – меньше тысячи лет, он вынужден был принять за основу не суперэтнический, а этнический уровень, что повлияло на степень доказательности сопоставлений. Позже это было воспринято читателями просто как литературный прием, а не перспективный научный метод.
Дело в том, что Плутарх сопоставлял деяния своих героев и, следовательно, сходство их ролей в истории, то есть в двух историях, двух процессах, проходивших по одной схеме. Это значит, что он открыл одно из свойств исторического времени: направленность через каузальность, то есть причинную обусловленность хода событий, несмотря на разную длину фаз.
Эллада во времена Плутарха уже лежала в развалинах (фаза обскурации), ибо интенсивная колонизация увела из страны большинство пассионариев (эллинизм), а с оставшимися дома расправились местные тираны: Набис – в Спарте и римские полководцы Метелл – в Коринфе и Сулла – в Пирее и Беотии. Рим же был на гребне могущества: он избавился от излишних пассионариев, сохранил «золотую посредственность» эпохи Августа и накопленные богатства завоеванных провинций. Это была инерционная фаза этногенеза, когда Рим представлялся современникам «Вечным городом», как в XIX в. в Европе «прогресс» кажется бесконечным совершенствованием.
Плутарх чувствовал истину, но не мог ее доказать и даже объяснить. Сравнительного материала у него не хватало; что такое «энергия», тем более – «энтропия», он не знал, а понятие «система» как целостность и в наше-то время известно далеко не всем. Однако он ближе всех подошел к проблеме исторического времени как функции от ряда событий, обозримого в силу дискретности и необратимого, как необратима биография организма от рождения до смерти, потому что организм или, если угодно, звезда – тоже системные целостности.
Динамика этнокультурных систем
Точность научного вывода пропорциональна количеству накопленных и учитываемых сведений. В XX в. написана событийная история человечества за три тысячи лет, а фрагментарно – даже за пять тысяч. Вряд ли кто-либо усомнится в том, что антропосфера – одна из составляющих биосферы планеты, а этногенез – зигзаг на биологической эволюции, варианты коей у растений, животных и микроорганизмов крайне разнообразны. Виды сменяют друг друга, но жизнь как явление идет, побеждая смерть, вследствие чего очевидны биологические времена (где счет идет по поколениям), особые для каждого отдельного вида. Это диалектическое отрицание отрицания; без него наступил бы обрыв развития.
Глава девятая. Золотая осень цивилизации
От надлома к «расцвету»
Фаза надлома, которой мы уделили столько внимания, в Европе хронологически совпала с эпохой Возрождения – временем, которое принято считать «расцветом культуры».
Как видно из приведенных примеров, а все прочие им не противоречат, эту фазу снижения пассионарного напряжения трудно считать «расцветом». Во всех известных случаях смысл явления заключается в растранжиривании богатств и славы, накопленных предками. И все же во всех учебниках, во всех работах, во всех многотомных «историях» искусства или литературы и во всех исторических романах потомки славят именно эту фазу, прекрасно зная, что рядом с Леонардо да Винчи свирепствовал Савонарола, а Бенвенуто Челлини сам застрелил из пушки изменника и вандалиста – коннетабля Бурбона.
Очевидно, широкий диапазон поступков, от подвигов до преступлений, действует на эстетические струны души исследователя и романиста. А поскольку каждому человеку свойственно помнить светлые полосы спектра и забывать темные пятна, потому-то и называют эти жуткие эпохи «расцветом».
Чаще всего такой «расцвет» вызывает реакцию – стремление к ограничению распрей и убийств. Этому стремлению способствует и то обстоятельство, что представители популяции индивидуалистов столь интенсивно истребляли друг друга или гибли во внешних войнах, манивших их богатой добычей, что процент их снижается и тогда один из них, победивший, слегка модифицирует принцип общежития, заявляя: «Будь таким, как я».
Возникает общезначимый идеал новой фазы. В некоторых случаях идеал – персона, чаще – это отвлеченный идеал человека, на которого следует равняться и которому надо подражать. В том и другом случаях смысл дела не меняется, а вариации соотношения между физическим и моральным принуждением для этнологического анализа несущественны.
