Эпоха Брежнева: советский ответ на вызовы времени, 1964-1982 - Синицын Федор Леонидович
Духовные проблемы «общества потребления» отмечали в те годы представители и марксистских, и социал-демократических кругов в странах Запада. Г. Маркузе считал, что потребительская ориентация и гонка за материальными благами лишают человека социально-этического восприятия[409] действительности. П. Суизи отмечал, что «опыт развитых капиталистических стран показывает, что высокий уровень жизни, основанный на накоплении вещей для частного пользования… не создал «нового человека», а напротив, выявил худшее в «старом человеке», стимулируя жадность и эгоизм в экономически более удачливом и зависть и ненависть — в менее удачливом»[410].
Лидер ХДС и канцлер ФРГ Л. Эрхард выражал опасение, что результаты экономического развития Западной Германии могут привести к полной самоуспокоенности общества, не желающего поступаться частным ради общего блага государства. Он считал, что люди должны ощущать ответственность и причастность к достижению общественных интересов, а не замыкаться только на личном материальном накопительстве[411]. Старейший член Итальянской социалистической партии Дж. Якометти в 1965 г. сокрушался, что политические и профсоюзные вопросы больше не интересуют молодежь: «О чем мечтает молодой крестьянин? О мотоцикле, велосипеде и т. д. В одной области на юге Италии за несколько лет потребление мяса увеличилось на 17 %, телевизоров — на 300 %». Он критиковал западное «общество потребления» на примере скандинавских стран: «Порядок, социальное обеспечение, жилища и сотни других благ, и одновременно самоубийства, teddy boys[412], молодежь самая разочарованная в мире, тоска, сплин, потеря интереса к жизни». Он полагал, что «общество всеобщего благоденствия» не дает ни справедливости, ни свободы, и «в лучшем случае оно дарит подделку»[413].
Во-вторых, неравномерность благосостояния способствовала росту социальной напряженности в СССР. В обществе начало циркулировать недовольство тем, что одни группы населения «переобеспечены», а другие — не имеют возможности даже «удовлетворить прожиточный минимум»[414]. Идеалисты считали неприемлемым неравенство уровня жизни граждан страны, рассматривая растущий процесс расслоения как аномалию в жизни советского общества[415] и полагая, что из-за этого оно пришло к «начальной стадии разложения». Отрицательную реакцию вызывало не только незаконное обогащение, но и легально высокий размер зарплат у некоторых категорий работников, который воспринимался как «необоснованно завышенный» и являвшийся «нарушением социалистического принципа распределения материальных благ»[416]. Экономист И.Н. Буздалов писал, что, хотя «условия работы в разных сферах и отраслях народного хозяйства неодинаковы и было бы неправомерно ставить вопрос об уравнительной оплате в них», тем не менее «вряд ли обоснованы существующие резкие различия в ставках заработной платы»[417]. Люди возмущались, что «определенный круг писателей, художников, музыкантов получает колоссальные доходы, которые позволяют им строить многоэтажные дачи, собирать антикварные вещи, вести образ жизни, не свойственный нашему обществу». Они выражали недовольство этим и прямо («Не следует ли упорядочить систему оплаты труда работников искусств?»), и косвенно («Наши 380 тысяч библиотек забиты плохими книгами, за которые их авторы получили хорошие деньги»). Приверженцы «идеалов» считали, что «истинный коммунист не может претендовать на большее», чем прожиточный минимум, иначе он «не может быть коммунистом, так как он тем самым отрицает принцип коммунистического общества — распределение по потребности»[418].
В-третьих, расширение масштабов личной (частной) собственности вело к повышению важности личной и семейной жизни человека, к росту индивидуализма. Так, например, личный автомобиль — это не только один из основных объектов собственности, но и символ независимости человека от места жительства, работы и отдыха, «опора частной жизни»[419]. Особую роль играло здесь и получение отдельного жилья[420], строительство дач. Таким образом, через частную собственность граждане СССР все больше выходили из-под влияния государства.
1.4. Очковтирательство и формализм: проблемы воздействия на массовое сознание
Социальный контроль[421] в его идеологическом смысле в Советском Союзе осуществлялся в первую очередь при помощи пропаганды и цензуры. Пропаганда[422] всегда занимала в стране важное место. Ее целью было формирование в обществе сознания, максимально близкого к «официальному»[423], подразумевавшему лояльность государству и идеологии, готовность к созидательному труду, участию в обороне страны и т. д. В Программе КПСС, принятой в 1961 г., была подчеркнута особая важность «идеологической работы» как инструмента развития «сознательности членов общества», необходимой для «строительства коммунизма». В 1968 г. партийные идеологи подтвердили нацеленность этой работы на решение «неотложных задач коммунистического воспитания советских людей»[424].
Средства пропаганды включали в себя, прежде всего, СМИ, которые, как указывал ЦК КПСС, должны были обеспечивать не просто «информирование населения по широкому кругу интересующих его проблем», но и «правильное их понимание»[425]. Средства массовой информации в СССР выполняли не только свое традиционное назначение — обеспечивать людей новостями, но одновременно являлись транслятором установок пропаганды. Как известно, власти установили практически полный контроль над СМИ. Партийные органы разрабатывали тематику статей для газет и журналов, формулировали основные направления деятельности телевидения и радио вплоть до определения содержания, конкретного профиля каждой программы и даже порядка выпуска ее в эфир[426]. В сфере контроля над СМИ действовало «телефонное право»[427].
Система массовой информации включала прессу, книжные издательства, радиовещание и телевидение, а также новостные агентства[428]. Она управлялась партийными органами и государственными ведомствами. В 1963 г. были созданы Комитет по печати при Совете министров СССР[429] и соответствующие структуры в союзных республиках. Комитет определял и контролировал издательскую деятельность и руководил книжной торговлей. Аналогичные функции в сфере вещательных СМИ осуществляли Государственный комитет Совета министров СССР по радиовещанию и телевидению[430] и его региональные подразделения.
Печатные СМИ были официально признаны в СССР «составной частью разветвленного идеологического комплекса». В 1967 г. в стране издавались 148 республиканских, 356 региональных, 252 городских и более 3 тыс. районных газет на 57 языках народов СССР. Средний разовый тираж одной газеты составлял 16,9 тыс. экз. (в 1,7 раза больше, чем в 1960 г.), а общий разовый тираж всех газет — 119,9 млн экз. Годовой тираж составлял 26,6545 млрд экз. В СССР выходили 4726 журналов и изданий журнального типа с годовым тиражом свыше 3,8 млрд экз., в том числе партийные, общественно-политические, литературно-художественные, женские, юношеские, детские и юморо-сатирические журналы[431].
