Виктор Чернов - Записки социалиста-революционера (Книга 1)
Все они были, разумеется, одержимы жаждой деятельности. Эта жажда сначала естественно обратилась на расширение и {110} укрепление выдвинувшей их организации. Вначале это был "Союзный совет 16-ти объединенных землячеств" к концу года вместо "16" пришлось писать "27", к концу следующего года "42"; все существующие землячества, даже самые малочисленные, были охвачены. "Совет" сделался силою: он делал хорошую и дурную погоду в студенческой среде. По влиянию на студенчество у него не было конкурентов. Он мог смело выступать, как представитель всего организованного студенчества.
Но политика "Совета" в академических вопросах была весьма умеренной. В его среде царило общее согласие по основному вопросу: столько раз обескровливавшие студенчество, лишавшие его деятельнейших элементов чисто-академические "беспорядки, считались вещью, не стоящей затраты наших сил Воздерживаться от тех традиционных "студенческих волнений", которые по духу своему не выходят из четырех стен университета и зарождаются во имя требований, никого, кроме студентов, не интересующих копить силы, поддерживать в студенчестве дух общего протеста; постоянно связывать положение дел в университете с общим положением России твердить и твердить студенческой массе, что без общеполитического кризиса в России немыслимо изменение к лучшему академических порядков выжидать благоприятного момента, когда можно будет выступить разом всем университетам:, с шансами превратить это общеуниверситетское движение в общегражданское, широко-общественное и даже народное - таков был наш лозунг. Во имя него иногда приходилось вести борьбу "на два фронта"
Так, в конце первого же года моего пребывания в Москве перед сдачею зачетов, началось среди {111} студентов уже не знаю, из за какого-то пустяка, легкое брожение; бестактность университетского начальства быстро привела к ряду "инцидентов"; за инцидентами быстро забылся первичный пустяковый повод конфликта; движение уже мотивировалось оскорбленным достоинством студенчества; молодое самолюбие вскипало; взывали к товарищеской солидарности; уступки и компромиссы отвергались, ибо "честью не торгуют". Горячие головы принялись ревностно пропагандировать "общий протест". Лекции уже начали пустовать; то там, то здесь происходили импровизированные сходки. Но в дело вмешался Совет; всюду были разосланы его представители, призывавшие отказаться от сходок и предоставить ликвидацию конфликта такту земляческого "Союза". Горячие головы роптали. На Совет сыпались нарекания. Но он стойко выдержал свою позицию и добился удовлетворения затронутых групп студенчества мирным путем. Как сейчас помню, лично мне пришлось говорить в вестибюле одного из других факультетов против забастовки среди кучки возбужденных студентов, собравших небольшую сходку и взвинчивавших настроение.
Как вдруг на меня налетает какой-то университетский "чин" и возбужденно требует, чтобы я предъявил свой билет, и так как я, очевидно, с другого факультета - то немедленно удалился бы. Удалиться я отказался; обрадованные оборотом событий, сторонники забастовки вмешались в наше столкновение, стараясь довести усердного не по разуму блюстителя академического порядка до белого каления. Наконец, я не выдержал и, отстраняя всех, закричал: - Да уходите же вы, если у вас осталась хоть капля разумения в голове! Или вы не видите: {112} когда вы подошли, здесь было двадцать человек, споривших, нужна или не нужна студенческая забастовка; с вашим приходом их стало полсотни; теперь набирается за сто; еще десять минут такой же успешной деятельности по водворению порядка - и беспорядки готовы! Или, может быть, в этом и заключается ваше искреннее желание? Что вы - хотите спровоцировать беспорядки, или просто у вас нет даже крупицы здравого смысла в голове?
- Как вы смеете... начал было тот, - но оглянулся и растерялся. Почти пустой дотоле вестибюль быстро наполнялся; по лестницам со всех сторон сбегались студенты; все аудитории уже успел облететь слух, что "начинается" ...; толпа гудела, словно встревоженный рой. Словно внезапное "просияние ума" озарило вдруг моего казенного "оппонента", и он, не докончив фразы, быстро юркнул в толпу.
- Коллеги, инцидент исчерпан: вы видели отступление в беспорядке! поспешил провозгласить я и, перебрасываясь шуточками, толпа быстро рассеялась...
- Недурно для начала! - ядовито буркнул мне один из сторонников забастовки. - Скоро и полицию не нужно будет держать против студентов: ее обязанности возьмут на себя члены Союзного Совета! Поздравляю вас: вы далеко пойдете!
По молодости лет, я почувствовал себя глубоко уязвленным, но не показал и виду ...
С другой стороны, в московском студенчестве проявилась и диаметрально противоположная тенденция. Вокруг студента-юриста IV курса, В. А. Маклакова только что вернувшегося из-за границы, сплотился кружок, лелеявший идею о легализации {113} студенческих землячеств. Идея принадлежала лично Маклакову. Он написал в "Рус. Вед." два-три фельетона о разных типах студенческих организаций-корпораций, научно-литературных кружков и т. п. за границей. Говорили о каком-то "докладе" совету профессоров,, о шансах аналогичного доклада в более высоких сферах. Покуда что, явилось "легализаторское" течение в студенческой среде. Его сторонники говорили о необходимости - в особенности на время "кампании" за узаконение студенческих организаций - воздерживаться от всякого рода "выступлений". Наш "Союзный Совет" слишком демонстративно держался в общеполитических вопросах, то и дело обращаясь к студенчеству с прокламациями : то по поводу 19-го февраля, то - Татьянина дня, то по поводу недостаточно достойного поведения профессорской корпорации. Особенный шум возбудила бумажка "Совета" по поводу обращения французского студенчества к русскому перед днями франко-русских торжеств. Мы напоминали французскому студенчеству о том времени, когда Франция и Париж светили всему миру, бросая вызов тиранам и угнетателям всех стран, и сопоставляли с этим жалкую нынешнюю эпоху заискивания и кокетничанья с русским самодержцем. Уже за одно это самое, неблагосклонное внимание "недреманного ока" было за нами обеспечено. Наши "легализаторы", разумеется видели в этой нашей деятельности помеху своим планам. Кое в каких землячествах уже начиналась исподволь агитация за выход из "Союза". Была пущена в обращение даже мысль об упразднении "Союзного Совета".
Приходилось "брать быка прямо за рога". Союзный Совет назначил большое собрание, по нескольку {114} представителей от каждой студенческой организации, для обсуждения вопроса о "легализаторстве". Приглашен был высказаться и сам Маклаков. Он говорил хорошо - плавно, выразительно, красиво, но без всякого еntrain. Он скорее объяснялся и оправдывался, чем пропагандировал свои идеи. Все выходило скромно и просто. Почему бы не выделить в легальные организации некоторые элементарнейшие функции современных землячеств, вроде простой взаимопомощи? Он не противник иных форм организации - пусть они существуют сами по себе, - он только за дифференциацию функций; и если некоторые из них могут выполняться беспрепятственнее, шире и лучше при узаконении - следует попытаться добиться такого узаконения. Правда, практически надежд на это сейчас мало, но надо работать хотя бы для будущего. Рано или поздно, но реакционный курс должен же смениться политикой послаблений и уступок. Пример Западной Европы показывает ...
Гладкое красноречие лидера "легализаторов" нас не успокоило. Материальная основа взаимопомощи, заложенная в основу нашей организации и подкрепленная принципом земляческого товарищества, обеспечивала шпроту охвата студенческой массы. Присоединение к атому отстаиванья общими силами достоинства и прав студенчества естественно выдвигало самую деятельную и передовую его часть, его авангард, на руководящее место. Раздергать эту организацию по косточкам, выделить "желудочную" сторону в самодовлеющую, отдать ее под покровительство самодержавных законов - не значило ли это подкапываться под непримиримость студенчества, действовать в духе "примиренчества" и приспособления к существующему? Нет, мы горой стояли за stаtus quо, при котором инициативное меньшинство стояло во главе организации, и притом не путем захвата, а по избранию, когда организация студенчества была интегральной, охватывая все интересы студенчества, материальные и идейно-политические. Такая организация должна быть нелегальной, пока существует самодержавный режим, при котором "вне закона" все живое ...
Итак, мы предупредили атаку наших позиций "легализаторами", мы взяли в свои руки "боевую инициативу", мы стали нападающей стороной. Обвиненные в подкапывании под единство и силу студенческого движения, "легализаторы" были вынуждены оправдываться и защищаться. Победа легко осталась за нами, тем более, что легализаторы были беспочвенники: они могли только воздыхать о законности; общий курс правительственной политики направлялся неуклонно в сторону "ежовых рукавиц" и "бараньего рога". Тактика легализаторов была лишь "голосом вопиющего в пустыне" по адресу глухо-рожденной власти. А ведь они приглашали нас, так сказать, временно разоружиться самим, чтобы морально обезоружить подозрительную власть. Всего гладкого красноречия юноши Маклакова было мало, чтобы сделать эту тактику популярной. Дело было явно безнадежное.
