Еремей Парнов - Секретный узник
- Не будем к этому возвращаться. Я не выступлю в защиту теории Гербигера и не смогу принять участие в конференции по... черной магии.
- Оккультных наук! - Зиберт хлопнул кончиками пальцев по столу и брезгливо скривил губы. - Вы, наверное, масон? Аристократ и масон! Убежденный враг империи!
- Я ученый и служу только науке, чистой науке. С чистой совестью служу науке. - Ему стало неприятно, когда эти чуть выспренние слова сами сорвались с его губ.
- Ваша наука ложная! Вредная она, ваша наука. Бескрылый материализм. Она не нужна нашему народу! Понимаете? Мы народ-созидатель, народ-солдат! Ни вы, ни ваша вонючая наука нам не нужны. Наука - служанка, шлюха! Вопрос лишь в том, кому она служит.
Зиберт механически изливал на старомодного профессора и его глупую науку поток хулы. Но, право, этот упрямый интеллигентик не был ему особенно неприятен. Он был всецело в его, Зиберта, власти, несмотря на большую, как говорили, международную известность. Но у Зиберта не выходило из головы, что предстоит разговор с этой Тельман, которая опять требует свидания с мужем для себя и своей дочери. Брать решение на себя явно не хотелось. Знать бы, что может еще выкинуть эта назойливая посетительница. Беспокойство и раздражение штурмбанфюрера волей-неволей изливались на Хорста. Он даже подумал, что старого дурака следовало бы ненадолго отправить в лагерь. Для некоторого перевоспитания.
- У нас есть средства сделать вас более лояльным к национал-социализму! - Зиберт встал. - Советую хорошенько подумать... Посидите немного в приемной. Сейчас отпечатают протокол. Вам нужно его подписать.
- Какой протокол, позвольте вас спросить?
- Протокол допроса!
- Это был допрос? А по какому праву... - Хорст тоже поднялся.
- Допрос! - оборвал его эсэсовец. - На самом законном основании. И выкиньте из головы такой хлам, как право. Право - понятие, выработанное плутократами! Есть закон германской империи о превентивном заключении. Только от нас зависит применить его к вам. Запомните это! Прошу пройти в приемную.
Он открыл дверь и вежливо пропустил Хорста вперед.
- Фройляйн Гудрун, перепечатайте. Господин профессор, поставьте свою подпись в трех местах. Здесь, здесь и здесь... - обернулся Зиберт к сидящему на диване Хорсту. - Хорошенько прочтите, прежде чем подписать. Вот ваш пропуск. Можете быть свободным... Пока свободным. Мы еще вызовем вас. До свидания, господин профессор. - Эсэсовец чуть наклонил голову и вернулся в кабинет. - Пройдите, - бросил он ожидавшей женщине. Она с достоинством встала.
Светловолосая секретарша в коричневой блузе метнула хмурый взгляд вслед посетительнице. Быть может, она вспомнила, как однажды в Гамбурге натравливала овчарку на ее дочь? Жаль, что собака тогда не перегрызла девчонке горло. Она, видите ли, тоже намеревается приехать в Берлин! На свидание с матерым врагом фюрера и рейха. Какая наглость! Подумать только, из-за этой дряни у шефа целый день плохое настроение. И чего только начальство церемонится с этими Тельманами?
В несколько коротких очередей "олимпия" обстреляла разделенные копиркой бланки. Темные трупы букв легли на заснеженное бумажное поле.
- Прошу вас, господин профессор.
Профессор встал с жесткого кожаного дивана и подошел к секретарскому столу. Навстречу улыбающемуся фюреру. Художник-академист тщательно выписал каждый волосок. Офицерская фуражка, железный крест под карманом, орел со свастикой на галстуке, золотой партийный значок на лацкане... "Ну прямо как живой!" - казалось, это паточное дежурное восклицание сочится из каждой поры тщательно загрунтованного и отлакированного холста.
Хорст полез во внутренний карман за вечным пером. Надел очки в черепаховой оправе. Пробежал глазами по строчкам. Остановился на отпечатанных типографским способом словах "обязуюсь не разглашать содержание беседы". Подписал.
- Пропуск отдадите дежурному внизу.
- Хорошо. Благодарю вас. До свидания.
Он вышел на улицу. Лениво капала серая вода. Сотни ног ступали по мокрому асфальту. Автомобили с шипением разбрызгивали лужи. Где-то кричал репродуктор. Звенели трамваи. Грохотала надземка. Дрожали под военными машинами мосты.
День оглушил его. Ворвался привычным шумом, чуть приглушенным шелестом дождя. Поблескивали раскрытые зонты, резиновые плащи. Утекающий ток, жужжа, потрескивал в мокрых проводах. И все казалось удивительно свежим и пронзительно острым, точно впервые увиденным.
Он поднял воротник плаща и пошел домой.
Он вышел "оттуда". Был жив и свободен. "Пока свободен". Инстинктивно чувствовал, что это только прелюдия. Все еще впереди. СС без маски, подлинный арест и настоящий допрос. Сегодняшний допрос - не настоящий. Говорят, что они обычно допрашивают иначе.
Почти невесомый дождь опускался на голову. Город дышал и шевелился. Блестели мостовые и черные автомобили. Но дождь, и город, и мокрый блеск тоже не были настоящими. Все сделалось зыбким и преходящим. Осталась только видимость.
Глава 15
РОЗА И ГЕСТАПО
Вот уже несколько недель почти каждый день Роза Тельман ходила в страшное здание государственной тайной полиции на Принц-Альбрехтштрассе, 8 и требовала немедленного свидания с мужем. В первый раз с ней даже не хотели разговаривать. С большим трудом удалось узнать, в какой хоть тюрьме содержится Тельман. И это было все. Просьбы и письменные заявления о свидании с ним встречали отказ. Сначала о них еще докладывали Карлу Гирингу, который вел дело Тельмана, потом перестали. В конце концов она была обыкновенной просительницей, каких много, и Гиринг сказал, чтобы с ней особенно не церемонились. В последний раз какой-то младший эсэсовский чин пригрозил ей арестом и принудительной высылкой из Берлина.
Тогда она, через посредство друзей, встретилась с несколькими иностранными журналистами.
- Боюсь, - заявила она им, - что Эрнст Тельман подвергается в тюрьме тяжелейшим лишениям, может быть даже пыткам. Иначе трудно объяснить, почему они бояться показать его мне.
Минуя гитлеровскую цензуру, это сообщение в тот же день было переправлено за границу. На другое утро оно появилось на страницах влиятельных европейских газет. Очевидно, этим и объяснялось согласие гестаповского руководства принять госпожу Розу Тельман.
Мрачный обрюзгший эсэсовец с плетеными квадратиками штурмбанфюрера на левой петлице кивком пригласил ее в кабинет и небрежным жестом предложил сесть.
- Ваше заявление с просьбой о свидании с заключенным Тельманом нами рассмотрено, - без предисловий начал он. - И принято решение на время воздержаться.
- На какое время? - Роза изо всех сил старалась казаться спокойной. Чтобы унять внезапную дрожь в руках, она поправила волосы, словно непроизвольным жестом проверила завивку. - На какое время?
По усмотрению государственной тайной полиции. - Штурмбанфюрер хмуро глянул на нее и закрыл лежавшую перед ним папку.
Старый полицейский служака, он находил вполне извинительной настойчивость, с какой она добивается свидания с мужем. Это естественно в ее положении. Немецкая женщина должна любить своего мужа и заботиться о нем, что бы с ним ни случилось. Но муж этой женщины - не обычный заключенный. Им постоянно интересуется высокое начальство. Самое высокое. Некоторые имена, как, например, группенфюрера Гейдриха, не положено называть даже в своем кругу. А ведь ему регулярно докладывают о Тельмане! Иногда звонит министр-президент Геринг или рейхслейтер Геббельс, если поднимается шум в заграничной печати.
Как раз только что был такой разговор. Он оставил очень неприятный осадок. Начальству легко кричать: "Заткните ей глотку!" А как, спрашивается? Принудительные меры не рекомендованы, уговоров она, очевидно, не понимает. Они хоть бы мотивировку отказа ему подсказали. Так нет, одни лишь общие категорические указания. Заткните глотку, видите ли...
- Чего же вы ждете? - не выдержал долгой паузы гестаповец. - Надеюсь, вы понимаете, что вам отказано в свидании?.. Временно! - он раздраженно отвернулся.
- Я хочу знать, что означает это ваше "временно". Когда? Когда конкретно?
- В зависимости от обстоятельств.
- От каких обстоятельств? - она говорила намеренно медленно и негромко.
- У меня все. - Гестаповец бездушно повторил любимую фразу своего высокого шефа Германа Геринга.
- Хорошо, - Роза поднялась. - Тогда я заявлю на весь мир, что вы его убили.
- Подождите в приемной! - с ненавистью сказал гестаповец после короткой паузы.
Нет у меня власти разрешать такие свидания, раздраженно думал он, глядя вслед уходящей Розе. А случись что, с меня же спросят. И еще недовольны, что беспокою по пустякам. Пока занимаюсь этим я - все для них пустяки, но случись что-то - пустяки сразу превращаются в дело государственной важности и начинается тарарам. Тут уж они на ругань не скупятся. Одним словом, и так плохо и этак нехорошо. Что делать? Все же лучше доложу.
