Эдвард Радзинский - Наполеон - исчезнувшая битва
Перед тем как выйти в море, я сделал так, чтобы слухи о готовящемся морском походе дошли до англичан. Уже вскоре об этом знали в Лондоне. И тогда через своих шпионов я запустил дезинформацию о цели похода: будто я готовлюсь пройти через Гибралтар и, подойдя к берегам Альбиона, напасть на Ирландию... Уже отплывая из Тулона, я узнал - удалось! Нельсон с эскадрой на всех парусах шел караулить меня у Гибралтара. А я в это время держал курс на Мальту...
Подойдя к Гибралтару, Нельсон все понял. Он бросился за мной в погоню, но шторм разметал его корабли. Судьба старательно берегла меня. И, пока он собирал свой флот, я высадился на Мальте. И захватил остров... Когда Нельсон достиг Мальты, я уже плыл в Египет!.. И адмирал продолжил погоню...
Мои генералы, сгрудившись на палубе, с ужасом ждали появления кораблей беспощадного англичанина. Эти сухопутные вояки чувствовали себя на корабле беспомощными, как в западне... А я в это время лежал в каюте и преспокойно слушал чтение Бурьена. (Товарищ Бонапарта по военной школе, ставший его секретарем.*) Я был уверен в судьбе. Он читал мне по утрам Плутарха описания походов Александра, которые мне предстояло повторить, а на ночь любимого Гомера. Читал античных путешественников по Египту и, конечно же, Коран, чтобы я мог общаться с местным населением. И еще две самых любимых книги - я всегда беру их с собой: "Страдания молодого Вертера" и поэмы Оссиана...
Все остальное время я беседовал с моими знаменитыми коллегами по Академии. Мы много говорили о Боге и о сотворении мира... Они славили Природу и, как положено передовым сыновьям века, осуждали суеверия... Так они именовали Бога. Я не спорил с ними. Но душными ночами, лежа на палубе и глядя на звезды, я был в недоумении. Если они правы, кто же сотворил все это так щедро, прекрасно и, главное, так разумно? И кто же управляет моей судьбой так заботливо и милостиво, коли Высшего Существа нет? Нет, я не зря не тронул Папу. Я должен быть особенно милосерден со слугами Господа...
Между тем судьба продолжала одаривать меня своими милостями. Нельсон, который пришел на Мальту позже меня, в Египет приплыл немного раньше. Увидев, что меня нет, он стремительно отплыл - продолжил меня искать. Так что оба раза англичанин премило разминулся со мной. И мои триста судов благополучно достигли Египта... Теперь я просто обязан был уверовать: судьба бережет меня для великих дел...
В Египте нас встретили несусветная жара и раскаленный ветер пустыни. И я обратился к армии: "Вас ждут труднейшие переходы и великие битвы под пылающим небом. Но за нас судьба. Нам предстоят завоевания, которые нанесут Англии самый страшный удар. Его последствия для всемирной торговли трудно представить. И это свершите вы! Тираны-мамелюки, эти прислужники англичан, угнетают и грабят бедных египтян. После ваших побед они перестанут существовать... Вы встретите здесь обычаи, чуждые европейцам, но привыкайте к ним. Народы Египта - мусульмане. Уважайте их веру!"
Если хочешь завоевать страну малой кровью, ты обязан завоевать сердца ее влиятельнейшей верхушки. Я показал себя ревностным католиком, чтобы покончить с войной в Вандее, и монтаньяром - завоевывая Италию. Мое правило: на освобожденной от рабства части острова Сан-Доминго я буду прославлять свободу, а на порабощенной - рабство. Да, я таков, как завоеванная мной страна. И, конечно, я старался походить на мусульманина в Египте. Но это ложь, что я принял мусульманство... Хотя... - Он улыбнулся. - Если бы пала Аккра, кто знает... Но мы еще поговорим об этом удивительном знаке судьбы...
Первого июля мы приплыли к Александрии, где я узнал: всего за два дня (!) до нас здесь был Нельсон! Не найдя нас, он решил, что мы направились к берегам Сирии, - и без промедления отплыл туда. Я сказал адмиралу Брюэсу: "Вы слышите все тот же голос постоянно к нам милостивой судьбы! Немедленно высаживайте войска, пока Нельсон не вернулся". И мы благополучно сошли на берег.
Александрию захватили приступом и без особого труда, только генерал Клебер был ранен в голову. Нельсон возвратился к Александрии, когда мы уже готовились выступить к Каиру. Теперь англичанам оставалось только наблюдать с моря за моими победами.
Поручив выздоравливавшему Клеберу начальство в Александрии, я отправился с основными силами к столице Египта. По дороге несколько раз разбил кавалерию мамелюков. В конце июля я подошел к Каиру, где меня поджидала армия Мурад-бея... Уже на подходе мы начали встречать неприятельские авангарды. И гнали их от селения к селению, пока не оказались перед главными силами неприятеля...
Я приказал дивизиям генерала Дезе и Ренье занять позиции на правом фланге, отрезав неприятелю дорогу к отступлению. Теперь мы должны были его уничтожить. Но Мурад-бей оценил опасность моего маневра. И направил против моих дивизий отважнейшего из своих беев с лучшим отрядом. Всадники на великолепных конях с быстротой молнии обрушились на обе дивизии. Генералы хладнокровно подпустили их на пятьдесят шагов и только тогда осыпали конников градом пуль и снарядов. Погибло множество мамелюков, оставшиеся в живых бросились отступать и... оказались меж двух дивизий! Загнанные под перекрестный огонь, они были уничтожены все. Так началась битва, которая длилась девятнадцать часов. И закончилось она сокрушительным поражением мамелюков. Большая часть беев попала в плен или полегла в сражении. Сам Мурад-бей был ранен - пуля изуродовала его лицо. Мы потеряли сорок человек убитыми и сто двадцать ранеными. И всё!.. Ночью мамелюки бежали из Каира, и чернь до утра жгла и грабила их дома. Двадцать четвертого июля я въезжал в величайшую столицу древности. И пирамиды, видевшие победы Александра, увидели мою победу.
Но судьба тотчас потребовала продолжения подвигов. От Клебера явился нарочный и сообщил, что Нельсон сумел настичь наш флот в дельте Нила. Недалеко от мыса Абукир он навязал бой и сжег наши корабли. Флот, на котором мы прибыли из Франции, более не существовал. Весь берег был покрыт трупами наших моряков, выброшенных прибоем...
В палатке собрались бледные генералы. Я сказал им: "Наши триста судов сожжены. Можно ли назвать это катастрофой? Можно ли считать, что мы теперь в западне? Ничего подобного! Римляне, высаживаясь далеко от родины и начиная поход в глубь страны, сами сжигали свои корабли. Чтобы оставить себе два выхода - победа или смерть. За нас эту работу исполнил враг... Возблагодарим же судьбу, оставившую нам лишь два исхода: остаться в этой земле навсегда или уйти отсюда увенчанными лаврами, как Александр!"
И были великие победы. Из Египта я пошел в Сирию. И города Газа и Яффа пали... И была великая жестокость. Древняя Яффа, укрытая тысячелетними стенами, была взята приступом с немалой нашей кровью. Я понимал, какова будет ярость ожесточенных солдат, и повелел не допустить резни. Приказ, конечно же, был выполнен, и несколько тысяч защитников крепости, албанцев и арнаутов, были взяты в плен. И тут же возник проклятый вопрос - что с ними делать? У меня не было ни лишних солдат, чтобы их охранять, ни провизии, чтобы их кормить. И я не мог переправить их ни во Францию, ни в Египет, ибо у меня не было кораблей. Целых три дня я медлил, оттягивал единственно возможное в этой ситуации решение. Все ждал: не появится ли в море желанный парус? Войско уже начало роптать на урезанные пайки, ибо мы кормили пленных. Я вынужден был приказать... Их расстреляли... всех...
И была великая непреклонность. Поход продолжался - я шел по пустыне вместе с моей армией... Вкус песка на зубах, пылающее солнце и несколько капель мутной воды в день... Когда адъютант посмел меня унизить - привести мне коня, он перестал быть моим адъютантом. Ибо всех лошадей я приказал отдать больным и раненым... И опять - пешком по пустыне без воды и под немыслимо раскаленным солнцем. И я все чаще был вынужден говорить солдатам: "Учитесь умирать с честью!" Ибо за нами уже спешили чума и враг...
Он задумался. Потом сказал:
- Какой роман вся моя жизнь!.. Нет, куда точнее: вся моя жизнь - роман, который нельзя написать. Что описывать? Огонь? Ярость огненного солнца в пустыне? Или огненного мороза в России? Или огонь, пожирающий города? Мельканье великих столиц, тонущих в огне? Или огонь походной страсти? Семя, которое торопливо извергаешь в лепечущую на чужом языке испуганную женщину? Или этот вечный букет запахов бивуака - потных тел, вонючих сапог... мочи, когда торопливо, неряшливо ходишь по нужде... Прибавьте запах разлагающихся трупов... Таков он, аромат победы! И, главное, никакого ощущения времени... Оно будто исчезает в этой спешке постоянных маршей... Нет, нет! Лучше изберем простое перечисление событий. Так моя жизнь предстанет честнее...
Итак, оставляя на пути трупы людей и павших лошадей, мы подступили к Аккре... Удивительно, но в Египте и Сирии, в адовой жаре, среди всех испытаний, я чувствовал себя... как бы это объяснить?.. Я чувствовал себя дома, на родине. Будто после долгих странствий, как Одиссей, я вернулся в Итаку. Здесь я был свободен от пут предрассудков ограниченной Европы. И потому в Египте я стал называть себя "султаном Эль-Кабиром", как бы похоронив свое европейское имя... Из пленных мамелюков я взял к себе одного грузина по имени Рустам. Его глаза красноречиво говорили о рабской верности, которая осталась только на Востоке. И теперь, как верный пес, он спал перед моей дверью, свернувшись на циновке и положив под голову саблю. Как тысячи лет спали преданные слуги перед покоями цезарей и фараонов... И я совсем не стремился возвращаться в нашу жалкую цивилизацию лавочников...
