Иван Черных - Школа террористов
- Докатался? - спрашивает он иронично. - И кого ты тут высматривал? Он оттягивает затвор пистолета и хмыкает. - Ты смотри, даже патрон в патронник заслал, с предохранителя снял. И в кого ты собрался стрелять?
Я молчу и с досадой усмехаюсь над собой: вот тебе и безотказный верный друг... Как я не посмотрел на заднее сиденье? Должен, обязан был посмотреть! Замерз, видите ли, мамкин сынок. Вот и придется за лень и глупость расплачиваться жизнью. Сознание своей беспомощности вдруг так озлобило меня, что страх прошел, мною овладела решительность и отчаяние умереть достойно. Если не удастся остановиться где-нибудь около дежурного милиционера, врежусь на скорости в дом или столб, уйти им не дам. Столько мне, видно, на роду жить отпущено. В Афганистане под пулю не попал, так дома свои мафиози-подонки прикончат... Дешево я им не дамся, этих двух, во всяком случае, постараюсь уделать.
Усатик словно прочитал мои мысли, посмотрел на меня пронзающе; положил руку на колено рядом с рулем, предупредил:
- Не вздумай ерепениться, все равно не успеешь.
- А чего он? - ткнул меня снова в затылок дулом пистолета задний. - А то я быстро его...
Мы выехали на улицу Чернышевского, свернули налево и пересекли Чистопрудный бульвар.
- Теперь налево, - скомандовал задний, я рассмотрел его в зеркало: крепкий здоровенный детина с квадратной физиономией, какие бывают у тупых и жестоких людей. Нос широкий, приплюснутый, как у туземца, лицо плоское и бесчувственное.
Не доезжая до "Современника", повернули в переулок направо.
- Рыжая сучка предала нас, коль он тут ошивался, - сказал Туземец и ещё раз ткнул меня в затылок пистолетом. - Привез?
- Кого? - прикинулся я дурачком.
- Не кого, а чего. Забыл, о чем с тобой Василий Васильевич говорил? Или вчерашний урок не пошел впрок?
Вот и доказательство. Если б его прищучить, Туземец все бы выложил. Усатик - посерьезнее, сидит, чуть подавшись вперед, - весь внимание, как взведенный курок, готовый сорваться при малейшем прикосновении...
Я не ответил. Смотрю вперед и выжидаю удобного момента, чтобы до отказа нажать на газ и ударить правым бортом о препятствие - силы удержать баранку у меня хватит и времени на это много не требуется.
- Стой! - приказывает Усатик в темном закоулке, обрывая последнюю надежду. - Выключай зажигание. Давай документ!
- Какой же дурак возит с собой ценные бумаги, - говорю я как можно спокойнее, если можно назвать это спокойствием: нервы натянуты, как плохо скрученная веревка, с помощью которой пытаюсь вытащить из бурной речки терпящий бедствие плот - оборвись хоть одна нитка, и все полетит в тартарары: этому придурку ничего не стоит выстрелить.
- Тебя ж предупреждали!
- Василий Васильевич слишком мелкая сошка, чтобы иметь с ним дело. - Я злился на себя из-за своей беспомощности, голос мой дрожал и срывался.
- Ты гляди, какой смелый, - усмехнулся Туземец. - Может, тебе самого шефа подать на переговоры?
- С тобой, во всяком случае, не собираюсь обсуждать этот вопрос. ("Надо как можно дольше тянуть выяснение обстоятельств - должен же кто-то из моего прикрытия подоспеть, - мелькает мысль. - А ещё лучше заманить бы их ко мне на квартиру - уж там-то наверняка кто-то подстраховывает".)
- Заговоришь, ещё как, - грозит Туземец и командует напарнику: - Ну-ка выверни у него карманы. Усатик проворно сует руку под куртку, достает документы, блокнот с последними записями для газеты, кошелек. Раскрывает его и присвистывает.
- Небогато живет советское офицерство, всего пятерик, на штраф не хватит, если гаишник прищучит.
- Вы заплатите, - вкладываю я в слова двоякий смысл.
- Возможно. Но пока платить будешь ты, - понимает намек Туземец и подсказывает - - В бардачке проверь, - и до боли нажимает стволом в затылок. - Может, скажешь?
- Перестань тыкать своей дурой, это тебе не поможет. Повторяю: ценных бумаг с собой не вожу.
- Подскажи тогда, где ты их спрятал. Может, в своей задрипанной шестнадцатиметровке?
- Хоромами пока не обзавелся, не ворую.
- Ну да, шантажировать и вымогать легче, зато дают больше. По статье, - уточняет Туземец. - А что касается твоей шестнадцатиметровки, так пока ты со своей кралей в домжуровском ресторане забавлялся, мы каждый закуток обшарили.
Новая волна злости на Дину обожгла сердце - вот зачем она уговаривала "обмыть" её прогрессивку... Но не место и не время заниматься анализом прошлого, которого не вернуть, не поправить, надо придумать что-то, чтобы продлить будущее, заманить их к себе...
- В твоих хоромах тоже каждый может найти твою захоронку? - подбросил я кость обложившим меня зверям. И её тут же подхватил Усатик.
- Ты уверен, что не там? Туземец пожал плечами.
- Я уверен, что, когда мы его утюжком станем гладить или в задницу паяльник вставим, он на блюдечке нам все поднесет. Присмотри-ка за ним. Он убрал пистолет от затылка и достал из-за пазухи маленькую портативную радиостанцию. Приоткрыл боковое стекло, высунул наружу антенну. Щелкнул выключатель, и за спиной слабо зашуршало. - "Десятый", я "Два-два", вызываю на связь.
Тут же отозвался мужской голос, показавшийся мне знакомым.
- "Десятый" слушает.
Не зря Горелый предупреждал, что эти мафиози оснащены первоклассной техникой.
- Задание выполнил, но груз ещё не готов.
- Выяснили, откуда забирать?
- Похоже, с базы, уточнять придется на месте.
- Когда там будете?
- Минут через сорок. Еще вот что: стюардесса, кажется, заболела.
- Знаю. Конец связи.
Под авиаторов работают, сволочи, чтоб не сразу раскусили, если засекут эти переговоры. Кажется, Дину разоблачили. Тогда плохи её дела, как и мои..
"Два-два" убрал радиостанцию и снова приставил пистолет к затылку.
- Трогай, Достоевский. Надеемся, дома у тебя найдется утюжок?
Спину обдает жаром, будто раскаленный металл уже коснулся тела, но я тут же отогнал видение надеждой: едем ко мне на квартиру, а дома и стены помогают - там есть кому защитить меня. И тут же окатывает леденящая волна - ночевать-то я собирался в квартире матери, о чем предупредил Горелого; значит, прикрытие будет в другом месте. Остается одно - врезаться в столб или ещё во что-нибудь.
Только взялся за ключ зажигания, как Усатик отстранил мою руку.
- Дай-ка я за руль сяду. - Вытащил ключи (сообразительный), вылез из кабины и зашел со стороны водительского кресла. - Двигайся.
Мне ничего другого не оставалось. Рушилась последняя надежда: в моей "задрипанной шестнадцатиметровке" тоже кое-что можно предпринять - на кухне на стенке справа висит набор ножей; один из них для разделки мяса, очень удобный и острый. И схватить я его могу сразу, едва переступив порог. На балконе тоже есть оружие, и тоже справа, на подоконнике - топорик, которым я мастерил нечто для хранения овощей и забыл убрать. В общем, надо не расслабляться и не терять веру..
Усатик включил зажигание и неспешно развернулся в обратную сторону.
- Ты куда? - недовольно поинтересовался "Два-два".
- Проверим, не увязались ли топтуны.
- А-а. Не вылезай только на центральные, там быстро засекут.
- Не боись. Боксер, - улыбнулся Усатик, - прорвемся
Боксер, видимо, кличка Туземца, "Два-два" - позывной. А как в мафиозном мире величают Усатика? Он моложе Боксера лет на пять и выглядит по сравнению с ним хлюпиком - узкоплечий, длинношеий, с маленькими женскими руками, так что вырвать "баранку" силенок у меня хватит. Какая же у него кличка? Я бы дал ему - Сморчок.
Надо выбрать удобный момент, когда он будет сосредоточен, достаточно секунды, чтобы крутануть "баранку". Но он очень насторожен и внимателен.
Боксер убрал от затылка пистолет - снова выехали на Чистопрудный бульвар, здесь светло.
- Давай к Трубной, - торопит он.
Сморчок петляет из переулка в переулок, стремится, где потемнее. Когда отъезжаем от центра, он сбавляет скорость и жалуется с грустью:
- Сегодня снова занятия пропустил, этого хмыря велели пасти. А ты сдал на "красный пояс"?
- Когда? Наш Идол совсем озверел - то туда, то сюда, и все нас, будто других нет. Скажу откровенно, самбо мне больше нравится. Каратэ - в кино красиво, а примени его вот в такой ситуации. Но сейчас не до приемов.
Он и вправду спортсмен... Уцелеть бы, раскрутить их шайку!
Где же мое прикрытие? Хотя бы какая-нибудь машина случайно увязалась за нами, припугнула бы их. Нет, ни машин, ни топтунов, как называют специалистов по слежке блатники и преступники. Настроение мое окончательно падает, когда подъезжаем к дому, где я живу, - здесь тоже пусто, если не считать безгаражных машин соседей, ржавеющих под открытым небом зимой и летом "Может, в подъезде или на лестничной площадке?" - хватаюсь я за последнюю соломинку надежды.
Поднимаемся на лифте. Не зря кто-то из умных людей окрестил подобные ситуации законом подлости. Даже соседи словно сквозь землю провалились - ни души
Мои противники стоят вплотную по обе стороны, готовые в любой миг пресечь любые мои попытки к спасению.
