Геннадий Коваленко - Русские и шведы от Рюрика до Ленина. Контакты и конфликты

Развитие русско-шведской торговли после подписания Столбовского мира привело к увеличению спроса на услуги переводчиков. Особое место в русско-шведской торговле занимал Новгород. Он был ближе других торговых центров к шведским владениям в Прибалтике, в зимнее время путь через него на европейский рынок даже для московских купцов был гораздо короче и дешевле, чем через Архангельск. Уже в XVI в. здесь изучали русский язык шведские подданные. В XVII в. в Новгородской приказной палате работал целый штат переводчиков и толмачей шведского языка: Андрей Иванов, Еремей Иванов, Андрей Петров, Ефим Фентуров, Михаил Сахарников, Михаил Розитин, Лазарь Циммерман, Тимофей Фанемин, Илья (Яков) Бюттнер (Гитнер, Гюттнер).

Переводчики в Новгороде были не последними фигурами воеводской администрации. Когда в 1624 г. из Москвы пришло распоряжение отправить одного переводчика на пограничные переговоры со шведами, из воеводской канцелярии ответили, что «в Новгороде без одново переводчика без Еремея быти нельзя». В 1648 г. шведский гонец Андерс Фрас жаловался думному дьяку М.Ю. Волошенинову на то, что переводчик Михаил Розитин в Новгороде его «испозорил и бранил… и грозил на его, что его не отпустит ни с места, пока он грамоты свои не покажет».

Иногда новгородские переводчики выполняли даже контрразведывательные функции. Так, Михаил Сахарников и Андрей Иванов разоблачили шведского подданного ямгородца Костю Ларионова, который по заданию шведского правительства собирал сведения о «корельских выходцах», т. е. о жителях отошедшего к Швеции в 1617 г. Корельского уезда, перебежавших в Россию.

По всей вероятности, Михаил Сахарников был одним из самых квалифицированных и опытных переводчиков. Он был в штате Новгородской приказной палаты в 1649 — 1660 гг., участвовал в межевых съездах русских и шведских представителей и торговых переговорах. Известны также два псковских переводчика: Матвей Вейгер (немецкий и шведский языки) и Ефим.

Знание шведского языка становилось одним из условий коммерческого успеха. Русские торговые люди, торговавшие со Швецией, годами держали лавки в Стокгольме, заводили связи в шведском обществе и в какой-то степени умели говорить («толмачить») на шведском языке. Некоторые из них (например, тихвинцы Павлин Семенов, Никита Петров и Афанасий Шпилькин) знали язык довольно хорошо, так что при заключении торговых сделок в Швеции не только сами могли обходиться без помощи шведских переводчиков, но и помогали в этом своим соотечественникам.

В XVII в. в России появляются первые «технические переводчики», работавшие со шведскими специалистами, приглашенными в Россию. Одним из них был Лоренц Андерсен — толмач при шведских мастерах горного дела на строительстве медеплавильного завода в Заонежье в 1670-х годах.

Известно, что по распоряжению из Москвы новгородские власти посылали на шведскую территорию купцов «для проведывания вестей», т. е. для сбора военно-политической информации. Для изучения условий торговли и размеров таможенных пошлин в Стокгольм ездил Максим Воскобойников, знавший язык и местные условия, имевший связи среди шведских купцов. В июне 1650 г. в Ивангород и Нарву был отправлен торговый человек Никита Тетерин. Вряд ли с такими поручениями посылали людей, совсем не знавших шведского языка.

Основная масса переводчиков шведского языка была сосредоточена в Посольском приказе, где устным и письменным переводом занималось более 30 человек: Иван Фомин, Юрий (Яков) Гивнер, Иван Фандельден, Елисей Павлов, Андрей Англер, Юнас Брандт, Иван Адамов, Матвей Елисеев, Дмитрий Францбеков, Нечай Дрябин, Тимофей Мартынов, Филат Адлер, Яков Эглин, Иван Спиридонов, Улоф Якобсен Виберг (Вольф Яковлев), Иван Енаков. Некоторые из них кроме шведского языка знали еще немецкий, датский или латинский. Переводчики Посольского приказа составляли «Куранты» — специальный обзор международной информации, поступавшей из-за рубежа, в том числе и из Швеции, в виде вестовых писем, тетрадей и листов. Их переводили в Посольском приказе или в порубежных городах Новгороде и Пскове. Непосредственное отношение к их переводу имели Михаил Сахарников и Матвей Вейгер.

В Посольском приказе были подготовлены рукописные справки о Швеции — ее статистическое описание с компилятивным приложением «О начатке Шведского и Готского государства», а также «Краткое описание жития, владения и смерти господствующих королей Швеции». Ни одна русская дипломатическая миссия в Швеции не могла быть успешной без надежного переводческого обеспечения. Не случайно, когда в 1650 г. шведские власти попытались задержать на границе переводчика Нечая Дрябина, сопровождавшего Василия Старого, посланного царем к королеве Кристине, он писал в Москву: «Мне, холопу твоему, без него, Нечая, ехать к королеве немочно… без него мне быть немочно».

Уровень подготовки переводчиков не всегда соответствовал характеру выполняемых ими поручений. Так, во время русско-шведских переговоров 1650 — 1651 гг. оказалось, что переводчик Матвей Елисеев «шведские письма переводить не навычен, а сказал речью которые статьи вразумел, а иного свеиского языку перевесть не умеет». Об одном из переводчиков в источнике было сказано, что он «по-свейски говорит и грамоту свейскую знает, а на русский язык свейской грамоты и по-руски росказати без толмача не умеет». В 1649 г. переводчик Ефим Фентуров не смог перевести на русский язык «печатную тетрадь немецкого письма», и ее пришлось отправить в Посольский приказ.

Недостаточно высокий уровень профессиональной подготовки переводчиков был обусловлен тем, что в России в XVII в. не велась их систематическая подготовка, как это было в Швеции, где существовали специальные русские школы и в обязанности королевского переводчика, возглавлявшего отделение переводчиков русского языка, входило их обучение и подготовка. Штат государственных переводчиков шведского языка пополнялся, главным образом, за счет иностранцев, перешедших на русскую службу. Известны случаи, когда для изучения языка их посылали в Швецию. Так, например, в 1646 г. по царскому указу был «послан в Свейское государство царского величества переводчиков Ульфа Яковлева Виберха сын Ондрей для научения свеиского и немецкого, и латынского языку и грамоте». Царь Алексей Михайлович лично просил королеву Кристину, чтобы она разрешила ему «для научения свеиского и немецкого, и латынского языку и грамоте в Свее остатца и велела ему учинить всякое помогательство».

Некоторые русские люди изучали язык, находясь непосредственно в шведской языковой среде, в шведском плену или занимаясь торговлей со Швецией. Дефицит переводчиков шведского языка иногда преодолевался за счет переводчиков немецкого языка, который был широко распространен в Швеции в XIV — XVII вв. Разный подход к изучению языка соседа в России и Швеции свидетельствует о том, что более активной стороной в духовных контактах был «малый» народ (шведы), и подтверждает тезис А.С. Кана об асимметрии русско-шведских отношений.

Тем не менее количество русских людей, в той или иной мере владевших шведским языком, постепенно увеличивалось. Если в XVI в. по-шведски говорили единицы, то в конце XVII в., по мнению Г.А. Некрасова, речь могла идти уже о сотнях лиц, понимавших по-шведски.

Бахрушин С.В. Торги новгородцев Кошкиных // Избранные труды. Т. II. М., 1954; Некрасов Г.А. Тысяча лет русско-шведско-финских культурных связей IX-XVIII вв. М., 1993; Лисейцев Д.В. Переводчик Посольского приказа Игнатий Андреевич Кучкин // Русский родословец. 2002/1 (2); Зверев С.В. Дмитрий Миколаев-переводчик начала XVII в. //Чело. 2005/2; Arne Т. Rysstolkarna och ryssgården // Det Stora Svitjod. Stockholm, 1917; Tarkiainen K. 1) Venäjäntulkit ja slavistikan harrastus Ruotsin valtakunnassa vv. 1595 — 1661 // Historiallinen Arkisto. 1969. № 64; 2) Rysstolkarna som yrkeskur // Historisk tidskrift. 1972/4.

«Муж ума несравненного»: диссидент или шпион?

В 1930 г. советник советского дипломатического представительства в Швеции Сергей Дмитриевский перешел на положение невозвращенца. Объясняя причины своего поступка, он вспомнил слова подьячего Посольского приказа Григория Котошихина, бежавшего в Швецию в XVII веке, который на вопрос о том, почему он бежал, показал следы от кнута на своей спине. «Если бы душа была телом и я мог обнажить и показать ее, то вы бы увидели на ней следы духовного кнута, и я мог бы ответить так же», — писал Дмитриевский.

Григорий Котошихин и Сергей Дмитриевский жили в разное время, и по-разному сложились их судьбы в Швеции. Сближает их то, что оба они служили по дипломатическому ведомству, следовательно, оба были «выездными», оба стали невозвращенцами, оба в изгнании написали книги, в которых рассказали шведам о России и которые долгое время были не известны на родине.

Григорий Котошихин происходил из семьи московских мелких служилых людей. Сын монастырского казначея он с молодых лет связал свою жизнь с приказной службой. Его чиновничья карьера началась в Приказе Большого дворца, оттуда был переведен в Посольский приказ. Уже в начале своей службы на дипломатическом поприще он был бит батогами за ошибку в написании царского титула. Однако это не стало препятствием для его продвижения по служебной лестнице. За три года его жалование увеличилось с 13 до 30 рублей. Молодому подьячему доверяли не только писать грамоты, но и доставлять их за границу и участвовать в переговорах.