Дэвид Дуглас - Норманны. От завоеваний к достижениям. 10501–100 гг.
Глава IV
Сходства и различия
IДаже столь краткий отчет о норманнских завоеваниях с 1050 по 1100 год побуждает к их сравнению и заставляет задаться вопросом: а были ли у этого успеха общие причины? Но на первый взгляд может показаться, что отличия в этих завоеваниях заметнее, чем сходства. Как мы уже говорили, начало влияния норманнов на Англию ознаменовали два события: официальный договор и династический альянс. Апогеем этого влияния стал тщательно спланированный поход норманнского герцога, а результатом — завоевание древнего королевства, чье политическое единство было сохранено и укреплено. Норманнское влияние на Италию и Сицилию началось, наоборот, с отдельных случаев бандитизма, сила этого влияния распространялась по территории большого количества независимых и противоборствующих государств. Сначала было создано лишь несколько разрозненных норманнских поместий, и только потом вся эта некогда раздробленная и лишенная покоя территория обрела политическое единство.
Все эти отличия некоторым образом разъясняют тот факт, что хотя и в том и в другом случае своих успехов норманны добились исключительно ценой страшных разрушений, страдания англичан были не столь длительными по времени и менее мучительными, чем страдания тех, кто жил в южной Италии. С 1020 по 1066 год Англия пережила много несчастий, но ни одно из них не было делом рук норманнов, и когда в 1066 году норманны пришли, то установили твердый порядок. В Италию же в начале века в основном прибывали те, кто покинул Нормандию из страха перед герцогом, и поначалу их опустошительные набеги не сдерживали ни власти, ни нормы нравственного поведения. Они оставили Нормандию в тот момент, когда само герцогство еще находилось на стадии формирования, и, возможно, их было бы проще сравнить с товарищами Рольфа Викинга, чем с теми, кто сопровождал Вильгельма Завоевателя в 1066 году.
Существует множество доказательств того, что первые прибывшие в Италию из Нормандии искатели приключений стали причиной безудержных разорений. Они проявили себя как жестокие мародеры, у которых не было ни сострадания, ни совести, и свои варварские набеги они совершали повсеместно. Аверсу и Мельфи они превратили в склады для хранения награбленного, но особенно отвратительной чертой их набегов стало систематическое истребление урожая, так что голод и чума часто неотступно следовали за ними по истерзанной земле. Таким образом (как нам сообщают источники) в 1058 году на Калабрию обрушилось три несчастья, а именно: голод, чума и безжалостный меч норманнов[150]. В 1062 году причиной голода на больших территориях на севере Сицилии снова послужили норманны, а в 1067 году граф Рожер разорил всю область Ното на юге. На безжалостность норманнов сетует хронист из Беневенто, а в 1053 году жители Апулии пожаловались Папе Льву IX, что этот жестокий народ «погубил» их страну[151]. В начале 1054 года, описывая деяния норманнов императору Константину IX, сам Папа применяет еще более жесткие выражения. Они крайне несдержанны, писал он, а их злодейства, обрушиваемые на братьев-христиан, хуже, чем злодейства сарацин, они не жалеют ни женщин, насилуя их, ни стариков, предавая их мечу[152]. Они не щадят даже детей. Не без оснований Ричарда из Капуи прозвали Волком из Абруцци, позже Анна Комнина с мрачными подробностями поведала о жестоких поступках Роберта Гвискара в молодости[153].
Правда, все это сообщают враги норманнов. Но во многом эти свидетельства подтверждаются и друзьями. Например, Джон, аббат из монастыря Фекан, рассказывает, что захватчики пробудили в Италии такую ненависть, что никто из норманнов, даже паломники, не мог свободно путешествовать по стране[154]. Аматус, Вильгельм из Апулии и Жоффруа Малатерра также приводят множество примеров насилия со стороны норманнов и говорят об отсутствии у них угрызений совести. Здесь стоит особо упомянуть свидетельства из книги Малатерры. Говоря о Роберте Гвискаре, он отмечает, что страсть к грабежу была особенно неистовой в золотую пору его юности. Затем автор обращается к Рожеру «Великому графу», кто, несомненно, и является главным героем книги. В молодости, отмечает Малатерра, Рожер жил в Калабрии, не знал лишений, знакомых в сельской местности, и, «считая бедность неприятной», был рад, что вооруженные последователи поддерживают его своими грабежами[155]. С появлением среди норманнов лидеров разгул насилия пошел на убыль. Внимания достоин и тот факт, что ни захват Бари в 1071 году, ни захват Палермо в 1072 году не были отмечены столь безудержными грабежом и кровопролитием. Тем не менее архиепископы Апулии и Калабрии почти до конца XI века считали необходимым в своих диоцезах объявлять о прекращении военных действий на определенный период[156].
И наконец, к числу главных военных преступлений следует причислить разграбление Рима в мае 1084 года. Все источники едины во мнении: два значительных пожара, уничтоживших большую часть города, были организованы умышленно по приказу норманнов. Само собой разумеется, что эти действия стали причиной человеческих страданий. Разрушения античных памятников, скорее всего, тоже были очень значительными, но древние христианские храмы, такие как храм св. Клемента, пострадали ничуть не меньше. От норманнов в XI веке Рим пострадал больше, чем от вандалов в V, а кое-где, особенно на Авентине, следы норманнских разрушений видны до сих пор. Еще долгие годы после этого события Рим являл миру жалкое зрелище. Шестнадцать лет спустя, когда Рим посетил Гильдебарт архиепископ Тулузский, он был расстроен настолько, что сочинил проповедь в стихах, где говорилось, что «статуи и дворцы обвалились, граждане впали в рабство, и Рим едва напоминает Рим». Самое серьезное обвинение в адрес норманнов заключается в том, что, будучи союзниками Папы, они разрушили столицу христианского мира.
Прискорбное повествование о разрушениях в Италии резко отличается от того, что было в Англии. В тот момент, когда юг Италии переживал наиболее масштабные разрушения, Англия была защищена от норманнских атак, а позже насилие норманнов в Англии носило другой характер. Но даже и в этом случае не следует преуменьшать ущерб, нанесенный Англии норманнами в период с 1066 по 1072 год. Кровопролитие в битве при Гастингсе было огромным, да и последующие кампании Вильгельма были безжалостными. В 1066 году в результате жестокого похода удалось окружить Лондон, и хотя после капитуляции Эксетера в 1068 году Вильгельм пытался сохранить город, методы подавления более поздних восстаний королевскими наместниками, например Одо епископом Байё, зачастую внушали ужас. Однако особой жестокостью отличается обращение самого Вильгельма с северной частью Англии в 10691070 годах. Последовавшее затем «Разорение Севера» было признано современниками исключительным по своей жестокости. Англосаксонские хроники скупо отмечают, что весь Йоркшир был «полностью опустошен и разорен», на самом же деле разрушения доходили до Чешира и Стаффордшира. Далее была предпринята умышленная попытка уничтожить то, что позволяло жителям существовать. Повсюду неотъемлемо следовали голод и чума. Один из северных хронистов пишет, что на всех больших дорогах Йоркшира был разбросан сгнивший урожай, а другой рассказчик описывает, как в крайней нужде беглецы жалкими группками двигались на юг до самого Ившема[157]. В ряду всех разрушительных действий норманнов опустошение Йоркшира Вильгельмом Завоевателем можно поставить на одну ступень с разорением Рима Робертом Гвискаром.
На этом, однако, сходства заканчиваются. Насилие норманнов в Англии началось позже, чем в Италии, а закончилось раньше. Правление Вильгельма в те пять лет, которые последовали после битвы при Гастингсе, в этом отношении резко отличается. Ранние разорения, при всей своей жестокости, были частью определенной военной политики, но когда с военной точки зрения подобная необходимость отпала, то и повсеместные набеги прекратились. Самой мрачной чертой правления Вильгельма стало обезземеливание местной знати, но, при всей трагичности данной ситуации, все же из-за границы прибыла весьма конкурентоспособная аристократия, а вся процедура прошла, не превратившись во всеобщий хаос и, как минимум, с уважением к закону[158]. Правление Вильгельма было суровым, но перерождения в бесцельную анархию не произошло, и, несмотря на тяжелое налоговое бремя, отличный порядок, которого ему удалось добиться, служил защитой для наиболее покорных среди его подданных, за что один из них и восхвалял Вильгельма[159]. Несмотря на собственную алчность, Вильгельм умело и решительно обуздывал ненасытность своих приспешников. По сути, Вильгельм полностью владел ситуацией, что не удалось ни одному из его современников на юге.
