Александр Бушков - Планета призраков
Как бы там ни было, Шлимана не уволили – надо отдать ему должное, парень был дельцом способным и оборотистым. За два года поднялся от простого курьера до торгового агента, у которого в подчинении имелось целых пятнадцать писарей – значит, дела шли с размахом. Да вдобавок молодой человек самостоятельно выучил русский язык. Вот тут впервые в его биографии появляется достоверный «древнегреческий след»: русский Шлиман учил по книге «Приключения Телемака». Правда, язык он вызубрил не по причине романтического интереса к России – причины были насквозь практические, его хозяева вели широкие торговые операции в Санкт-Петербурге, и знаток русского был в цене. Что до морали, то как раз она чуточку подкачала. О чем сохранилось многозначительное свидетельство самого Шлимана, в 1848 года писавшего отцу: «Стоя у моего конторского столба с раннего утра до позднего вечера, углубившись в вечные размышления о том, как сделать мой кошелек тяжелее путем удачной спекуляции – все равно, в ущерб или в прибыль моему конкуренту или поручителю…»
Очаровательное признание, не правда ли? Аллах с ними, с конкурентами, но когда делец, не моргнув глазом, признается, что готов и своему поручителю нанести ущерб, лишь бы пополнить собственный кошелек, это его характеризует не с лучшей стороны. Шлиман, правда, долго и многословно рассуждает, что он теперь гораздо менее счастлив, чем в те блаженные времена, когда служил в лавке простым приказчиком – но это определенно чистейшей воды кокетство. Поскольку наш герой вовсе не собирается отказываться от «удачных спекуляций».
Наоборот. В полном соответствии с провозглашенными им самим моральными принципами Шлиман продолжал клевать по зернышку – и, в конце концов, отправился в Соединенные Штаты, чтобы урвать свою долю в разыгравшейся тогда «золотой лихорадке».
Боже упаси, он с самого начала не собирался лично мыть золото. Чересчур уж неблагодарной и опасной была профессия золотоискателя. Обо всех ее тяготах нет нужды рассказывать подробно, это блестяще проделали Джек Лондон и Брет Гарт. Достаточно упомянуть, что у Генриха Шлимана был перед глазами печальный пример его родного брата Людвига. Людвиг, младше Генриха на год, коммерческими талантами как раз не обладал, и потому выбрал участь рядового ловца удачи: на занятые у брата деньги купил лошадь, снаряжение и подался в Калифорнию. Иные области этого штата и в самом деле напоминают рай земной – но вот золото добывали в гораздо менее приятных уголках. Сохранилось письмо Людвига брату: «Здесь можно превосходно умереть! Необычайно резкий перепад температур вызывает у многих простуду. Первая половина ночи приятно теплая, затем спускается густой туман, а под утро стоит ледяной холод. Днем ужасно жарко, а с двенадцати до двух часов дня работать вообще невозможно. На руднике работают с рассвета до одиннадцати часов, потом идут в свою палатку, готовят еду, очищают золото и спят около часа. В половине третьего снова берутся за работу, и так – до заката. Я сильный и думаю, что смогу продержаться на руднике и в сезон дождей…»
Не продержался. Сначала дела у него шли более-менее прилично, за два месяца намыл золота на 420 долларов, что по тем временам было немаленькой суммой, но потом на переправе потерял и лошадь, и поклажу, простудился, подхватил тифозную лихорадку – и уже не оправился…
Должно быть, узнав о смерти брата, Шлиман произнес сквозь зубы что-нибудь вроде: «Мы пойдем другим путем…» Несомненно, если не сказал, то подумал. Наверняка ему было прекрасно известно к тому времени, что настоящие деньги крутятся вокруг золотодобычи, а не там, где надрывают жилы и уродуются простяги вроде Людвига.
Шлиман уходит из торгового дома, где занимал неплохое место, садится на пароход и плывет в Штаты с тридцатью тысячами долларов в кармане – как говорится, все, что нажито непосильным трудом…
Дальше снова начинаются сказки барона Мюнхаузена. Если верить Шлиману, он, едва прибыв в Вашингтон, послал свою визитную карточку ни много ни мало президенту США Милларду Филмору. В это-то как раз верить можно. Нет ничего трудного в том, чтобы сунуть посыльному доллар, свою визитку и распорядиться: «Парень, отнесика ее в Белый дом, живенько!»
А парень, если добросовестный, отнесет – не пройдя дальше третьего помощника младшего швейцара у черного хода…
Но вот дальнейшее! Как уверял впоследствии Шлиман, президент, получив его визитку, немедленно прислал за ним карету. «В семь часов я отправился к президенту Соединенных Штатов; я сказал ему, что желание увидеть эту великолепную страну и познакомиться с ее великими руководителями побудило меня предпринять эту далекую поездку из России и что я считаю своим первейшим долгом засвидетельствовать ему свое почтение. Он принял меня очень сердечно, представил жене и дочери. Я беседовал с ним полтора часа».
Более того, президент настолько очаровался заезжим немцем, что пригласил его на элитный званый вечер, где присутствовали аж восемьсот представителей американской тогдашней элиты.
В эти побрехушки плохо верили уже при жизни Шлимана, хоть иные доверчивые биографы до сих пор приводят эту историю, уже расцвеченную кучей живописных подробностей. На самом деле можно с уверенностью говорить, что Шлиман если и видел Белый дом, то только издали. Соединенные Штаты тогда были еще достаточно патриархальным уголком, но все же не настолько… Шлиману тогда едва-едва стукнуло двадцать девять, он, строго говоря, был никто и звали его никак. Никому не известный работник заурядного торгового дома, каких в Европе считать не пересчитать, и не более того. Его тридцать тысяч баксов в США уже в те времена никак не могли считаться настоящими деньгами в кругу подлинных воротил. Так что американский президент ни за что не стал бы уделять целых полтора часа такой мелкоте. Ну, а описанный Шлиманом прием на восемьсот вип-персон – тоже выдумка чистой воды. Историки, как ни рылись, не нашли в американских газетах того времени ни малейшего упоминания о столь крупном событии…
Вдобавок Шлиман по своей всегдашней привычке присочинил еще, что был свидетелем знаменитого пожара в Сан-Франциско 1851 года. Справедливости ради следует уточнить, что он все же не уверял, будто вытаскивал из огня беспомощных старушек и малых детушек – но въедливые исследователи давным-давно раскопали, что этот пожар случился за месяц до появления Шлимана в Сан-Франциско…
Зато бесспорным фактом мировой истории является то, что однажды в газете «Сакраменто Дейли Юнион» появилось следующее объявление: «Банковский дом Генри Шлимана (в каменном доме на углу Йотштрассе и Фронтиштрассе). Важен для торговцев и золотодобытчиков. Купит немедленно 3 тысячи унций лучшей чистой золотой пыли. 17 долларов за унцию. В обмен на золотые монеты или кредит в банке Дэвидсона – Ротшильда в Сан-Франциско, филиалы в США и Европе».
Как всегда у Шлимана, правда была перемешана с самой беззастенчивой брехней. В городе Сакраменто на углу помянутой улицы действительно располагалось заведение «Генри» Шлимана, пышно именуемое банковским домом. Подзаработав малость в Калифорнии ростовщичеством, Шлиман снял этот дом, приволок туда здоровенный сейф в три тонны весом, нанял кассира-американца и бравого испанца, чьей обязанностью было торчать поблизости с двумя кольтами за поясом (в Сакраменто, как и по всей тогдашней Калифорнии, нравы были самыми бесхитростными, и подобная фигура оказалась необходимым элементом бизнеса, особенно столь деликатного и приманчивого для криминальных элементов, как скупка золота).
А вот все остальное было брехней. Дэвидсон, правда, имелся в наличии – местный уроженец, вложивший в дело некоторую сумму. Но к знаменитому банкиру Ротшильду ни он, ни Шлиман не имели ни малейшего отношения, Ротшильд об этаких экзотических персонах наверняка и не слыхивал. Ежу понятно, что у рядовой золотоскупки не было и никаких филиалов, тем более в Европе.
Но для окружающих это, в принципе, не имело особого значения – добытое золотишко нужно же кому-то сдавать в обмен на звонкую монету? Народец к «Генри» потянулся.
Поскольку никто не станет заниматься подобным бизнесом из чистой благотворительности, вся фишка, как, быть может, кто-нибудь уже догадался, заключалась в том, что Шлиман принимал песочек и самородки по цене, которая была пониже рыночной – а вот продавал в более цивилизованных местах уже как раз по самой что ни на есть рыночной.
Бизнес был доходнейший, но опасный – то с честной рожей притащат вместо золота золоченую медь, то опасайся чего похуже. Сдается мне, Шлиман нисколько не преувеличивает, когда пишет, что на письменном столе у него постоянно лежала пара кольтов со взведенными курками – для тех мест и того времени дело совершенно житейское…
Менее чем за год «Генри» удвоил свое состояние – с тридцати тысяч долларов до шестидесяти…
