Виталий Дымарский - Времена Хрущева. В людях, фактах и мифах

После смерти Сталина ближайшим его соратникам стало ясно, что с такой разваленной экономикой, лагерями и международными сложностями Советский Союз долго не протянет. И первым начал что-то менять не кто иной, как Берия. Именно он начал освобождать людей из ГУЛАГа, выступил с осторожной идеей роспуска колхозов, сказал, что надо что-то делать с расколом Германии на два государства, высказал идею необходимости помириться с Югославией, прекратил «дело врачей», которое было тогда в разгаре, и прекратил так называемое «мингрельское дело» в Грузии. Он же прекратил аресты и преследование военных.

И самое в этом интересное для исследователей то, что никакой мотивации у него как будто и не было. Нашлись люди, которые увидели в действиях Берии что-то похожее на десталинизацию, усмотрели в них реформаторство и перестроечность. И вот тут кроется главная ошибка. Берия не был слишком сильно озабочен идеологической стороной дела, из соратников Сталина он был самым практичным и прагматичным.

Кроме того, он возглавлял систему МВД-КГБ и поэтому видел реальную ситуацию и реально назревающие протестные настроения лучше всех. Он понимал, что надо что-то менять, и частично даже видел, что именно. Поэтому он хотел сам осуществить перемены, чтобы овладеть ситуацией.

Параллельно с этими мерами Берия собирал досье на каждого из членов Президиума, в том числе на Ворошилова, Молотова и Маленкова. Собрал данные об их непосредственном участии в репрессиях, пытках и так далее. Причем все подписи этих людей на собранных им бумагах стояли. Поэтому не случайно первым, с кем расправился Хрущев, стал именно Берия.

Еще один момент, который очень важно отметить в связи с подготовкой к XX съезду, заключается в том, что никому заранее не было известно о том, что будет рассматриваться вопрос о культе личности. В повестке дня этого вопроса не было до самого открытия съезда. В Президиуме ЦК КПСС его заранее, конечно, обсуждали, и даже несколько раз, но к единому мнению так и не пришли. В конце концов была создана комиссия по подготовке материала, которую возглавил секретарь ЦК КПСС Поспелов. Материал составил около семидесяти страниц машинописного текста. Его обсуждали в Президиуме, вносили предложения, но так и не решили, в какой форме делать доклад, кто его будет делать, когда его делать и делать ли вообще.

«Товарищ Хрущев, а хватит ли у нас мужества сказать правду?»

Под «правдой» обсуждающие имели в виду прежде всего репрессии. Причем не все репрессии, не те, которые прошли за период с 1917 до 1953 года, а конкретно репрессии против членов партии. И в особенности – против руководителей. Но при этом Каменев, Зиновьев, Бухарин, Троцкий и другие так и не были реабилитированы, поскольку их деятельность по-прежнему считалась антипартийной. О простых людях – казаках, рабочих, верующих – речь и вовсе не шла.

Поэтому, как говорилось выше, о десталинизации говорить нельзя, скорее партийное руководство решило отделаться почти формальным жертвоприношением. Причем в жертву принесли не Сталина с его деяниями, а только имя Сталина. А к преступлениям отнесли только его репрессии против своих, то есть против самих же членов партии.

«На XXI съезде уже будет поздно, если мы вообще сумеем дожить до того времени, и с нас не потребуют ответа раньше… Несостоятельность Сталина раскрывается как вождя. Что за вождь, если всех уничтожает? Надо проявить мужество, сказать правду».

Хрущев торопил события не просто так – ситуация в стране становилась все более неспокойной. Дело в том, что к этому времени по инициативе Берии из лагерей ГУЛАГа уже вышло много людей. Они разъезжались в родные города и деревни, встречались с людьми и просто элементарно рассказывали, где они были и что видели. О репрессиях узнали миллионы жителей Советского Союза, которые прежде даже не догадывались о существовании такого количества лагерей и не представляли, сколько человек там сидит. Общественное сознание изменилось и уже не могло существовать в прежних условиях. Лидеры партии это понимали и видели, что надо людям что-то объяснить.

Причем, когда принималось решение, что рассказывать, а что нет и в каком виде приносить в жертву имя Сталина, на первом месте у Хрущева и всех остальных была не борьба за власть, а совершенно обыкновенный шкурный интерес. Они все приложили руку к репрессиям, поэтому, когда поняли, что скрыть их уже не получится, стали пытаться уйти от ответственности.

Но обстановка в Президиуме ЦК КПСС в ходе подготовки к XX съезду постоянно менялась. Было время, когда Хрущев с его намерением все-таки огласить данные о репрессиях оставался в меньшинстве. И если бы этот вопрос решался только на Президиуме, в его обычном составе, Хрущев мог проиграть. Поэтому он добился того, чтобы в принятии решения участвовали и кандидаты в члены Президиума. А кроме того, для окончательного обсуждения были приглашены некоторые члены ЦК. В таком составе соотношение сил кардинально изменилось, Молотов, Каганович и Ворошилов остались уже в меньшинстве, и Хрущев все же получил нужную ему поддержку.

Тем не менее доклад оставался секретным, и обсуждения на съезде по нему не проводились, потому что даже в окончательном компромиссном виде он производил ошеломляющее впечатление, и делегаты XX съезда не были к нему морально готовы. Ведь Сталин для большинства людей был отцом родным вплоть до самого съезда, а для многих – даже и после него. И конечно, Хрущев и его сторонники опасались сообщать даже самую урезанную правду сразу и всей стране. Ведь это действительно могло взбудоражить весь Советский Союз и привести к общественному взрыву[14].

ХХ съезд КПСС

Шок и потрясение – именно такие чувства вызвал сначала у делегатов, а потом и у всей страны доклад Хрущева, который он сделал в последний день XX съезда КПСС 25 февраля 1956 года. В нем был разоблачен культ личности Сталина, и это событие потрясло весь мир. За несколько месяцев содержание доклада словно цунами пронеслось по социалистическому лагерю, а затем стало известно и на Западе.

«Из ста тридцати девяти членов и кандидатов в члены ЦК партии, избранных на XVII съезде, 70 % были арестованы и расстреляны. Число арестов и обвинений в контрреволюционных преступлениях выросло в 1937-м по сравнению с предыдущим годом более чем в десять раз.

К этому времени после полного политического разгрома троцкистов, зиновьевцев, бухаринцев Сталин полагал, что может теперь сам вершить все дела, а остальные нужны ему как статисты, всех других он держал в таком положении, что они должны были только слушать и восхвалять его».

Доклад занимал несколько десятков страниц. В основном речь в нем шла о сталинских репрессиях против партийных и советских кадров во второй половине 30-х, фальсификации уголовных дел, пытках и истязаниях заключенных во время следствия. С трибуны летели слова, которые раньше опасались произносить даже шепотом.

«Сталин был человек очень мнительный с болезненной подозрительностью, в чем мы убедились, работая вместе с ним. Везде и всюду видел врагов, шпионов. Имея неограниченную власть, допускал жестокий произвол, подавлял человека морально и физически. Создалась такая обстановка, при которой никто не мог проявить свою волю. Когда Сталин говорил, что такого-то надо арестовать, то следовало принимать на веру, что это враг народа».

В докладе Хрущев также обвинил Сталина в грубых ошибках, допущенных накануне Великой Отечественной войны, и крупных поражениях армии в первые месяцы. Он рассуждал о сомнительных обстоятельствах убийства Кирова и намекал на то, что Сталин мог быть причастен к преступлению. После убийства Кирова руководящим работникам Ленинградского НКВД сначала вынесли очень мягкие приговоры, а в 1937 году их расстреляли. «Можно предполагать, что так Сталин хотел скрыть следы настоящих организаторов убийства Кирова», – говорил Хрущев. Он видел главную причину массовых репрессий в совершенно неумеренном и беспрецедентном насаждении Сталиным своего культа личности.

Услышанным делегаты съезда были абсолютно потрясены, в зале стояла глубокая тишина. Не было слышно ни скрипа кресел, ни кашля, ни шепота, никто друг на друга не смотрел. Лишь несколько раз участники съезда прерывали Хрущева возгласами изумления или возмущения.

Доклад о культе личности и его последствиях был закрытым. Впрочем, вскоре с его содержанием ознакомили делегации компартий ряда соцстран и предупредили, что содержание документа не должно разглашаться. Но доклад между тем по указанию Хрущева начали зачитывать на открытых партийных и комсомольских собраниях на предприятиях, в учреждениях и вузах по всему Советскому Союзу.