Андреа Жапп - Ледяная кровь
Жильбер неторопливо направился к конюшне, что-то нашептывая кобыле на ухо. До чего же все животные и даже пчелы любили Жильбера! Казалось, их связывала невидимая нить.
Быстрее! Что можно сделать? Тайком пробраться в свои апартаменты и привести себя в порядок? Нет. Граф слышал, как она приехала и звала на помощь. Она могла бы продемонстрировать недовольство и упрекнуть его за неожиданный визит. Аньес сдержала улыбку. Граф поступил так намеренно. Тем не менее она не сомневалась, что он придумал один из тех невразумительных предлогов, которые используют все мужчины, даже самые умные. Неужели им приятно от одной только мысли, что, ведя подобную игру, они сбивают женщин с толку? Аньес прыснула со смеху: право же, мсье, мы так привыкли к уловкам, что чувствуем их издалека! Она изобразит удивление и волнение. Впрочем, что касается волнения…
Аньес поправила манто и вуаль, подняла рукой короткий шлейф и поспешила к большой двери, ведущей в общий зал. Едва войдя, она крикнула:
– Адели…
Граф резко встал с сундука, где хранилась посуда. Он чувствовал себя смущенным.
– Вы, мсье?
– Хм… В самом деле, мадам. Решительно, я вновь веду себя как грубиян. Я опять приехал к вам без предупреждения.
– Мсье, вы меня оскорбляете. Как, разве мой сеньор не будет желанным гостем в моем доме, какие бы причины… или любопытство его сюда ни привели?
Граф улыбнулся, потупив взор. Под комплиментом был едва заметно скрыт легкий упрек. Впрочем, он этого ожидал и в противном случае был бы разочарован.
– Я пренебрегаю своими обязанностями, мсье. Предложили ли вам освежительный или, вернее, бодрящий напиток, более подходящий для этого морозного вечера?
– Разумеется. Ваша стряпуха попотчевала меня золотистой выпечкой с тертым сыром – я забыл, как называется этот рецепт, – и теплым вином с корицей и имбирем.
– Это гужер. Он у нее получается на славу. Кому или чему я обязана счастьем видеть вас, если это не секрет? – наивным тоном спросила Аньес.
– Городу Ремалар, куда я и направляюсь. Я уже не в том возрасте, чтобы совершать длительные поездки верхом, – небрежно ответил граф, не сводя глаз с Аньес. – Ожье по-прежнему ретив, но, признаюсь вам, у меня бывают боли в спине.
Аньес изобразила улыбку, которую поспешила прикрыть рукой.
– Вы смеетесь, мадам?
– Нет, что вы, мсье…
– Тогда к чему эта улыбка?
– Потому что… Вы сочтете меня дерзкой, но в байку о вашей стареющей спине я не верю.
Граф сделал вид, что не заметил лести. Надо были идти до конца.
– Прозорливость дам восхищает меня, вернее, беспокоит. Признаю, предлог был не самым удачным. Я просто хотел узнать, как вы поживаете. Тем более что мессир Жозеф, мой лекарь, дал мне неотложное поручение. Я должен передать послание Клеману, которого еще не видел.
– Клеман! Немедленно иди сюда, пожалуйста! – крикнула Аньес.
Дверь, ведущая в отхожее место для слуг, мгновенно распахнулась, и красный как рак подросток появился словно по мановению волшебной палочки.
– Тысячу извинений, монсеньор, – забормотал Клеман, кланяясь. – Если бы вы меня позвали, я тут же прибежал бы, клянусь вам.
– Но ты предпочел шпионить, спрятавшись за дверью, не так ли?
Почтительным, но обиженным тоном Клеман оправдывался:
– Я никогда не шпионю за союзниками моей дамы. Я просто наблюдаю.
– Шалопай! Исчезни немедленно, иначе я надеру тебе уши, – пригрозил мальчику граф, впрочем, без особой суровости в голосе.
Клеман подчинился, но Артюс удержал его:
– Подожди, я привез для тебя письмо. Но в будущем вам, хитрым сообщникам, все же придется искать других посланцев.
Клеман взял запечатанный квадратик бумаги и исчез за той же дверью, бросив на прощание заговорщический взгляд на Аньес.
Воцарилось молчание. Аньес не подобало прерывать его, и она терпеливо ждала, немного сердясь на саму себя. Артюс д'Отон никак не мог выйти из затруднительного положения, в которое он попал из-за своего неожиданного визита и, главное, из-за нежности, питаемой им к Аньес. Она же не спешила ему на помощь. Этот умный, достойный, соблазнительный – весьма соблазнительный! – и немного неуклюжий мужчина манил ее к себе. Несомненно, со стороны Аньес было бы презренным кокетством позволить ему слишком долго терзаться сердечными муками. Но тем хуже! Она смаковала его душевные переживания, в которых ей было отказано. Аньес овдовела более десяти лет назад. Что касается душевной нежности, галантных игр влюбленных, она никогда не знала их, ибо ее покойный муж Гуго был, несомненно, достойным и куртуазным человеком, но совершенно лишенным нежности. Вдруг ей захотелось пошалить, ей, столь рассудительной и печальной. Со сладостным удивлением она чувствовала, что в присутствии этого мужчины ею постепенно овладевает шутливое настроение. Но Аньес продолжала ждать.
– Хм…
Граф прочистил горло, проклиная себя. Черт возьми, каким же неповоротливым стал его язык! Всю дорогу до Суарси он мысленно представлял их встречу. Куда девались изысканно построенные фразы, пусть и немного смелые, которые он повторял своему Ожье?
– Что вы говорите, мсье?
– Ну… погода портится.
– Что еще хуже, она не скоро улучшится. Ведь зима только началась.
Черт бы побрал его глупость! Боже мой, еще немного и он станет похожим на полного идиота со всеми вытекающими последствиями… Ну же, немного мужества! В самом худшем случае она резко одернет его, но он по крайней мере будет знать, как вести себя дальше. Когда зарубцуется глубокая душевная рана, когда уязвленная гордость оправится, он… Хватит! Он и сам не знал, что делает. Печаль… он пребывал в такой печали, что о гордыне не могло быть и речи.
Ему следовало спросить совета у Монжа де Брине, своего бальи. Разве тот не женился на веселой и все понимающей очаровательной Жюльене? Монжу пришлось ее соблазнить, поскольку молодая женщина, наследница огромного состояния отца, не собиралась принимать предложения первого встречного. Существуют ли рецепты обольщения, которыми могли бы делиться между собой мужчины, предварительно испробовав их? Старшие учили младших военному и охотничьему искусству, а также передавали секреты плоти. Странный поворот событий! Дичь превратилась в охотницу, а охотник испытывал лишь одно желание: стать ее добычей. Одним словом, классические правила больше не действовали. Он погиб.
Аньес вдруг открыла для себя мир знаков, о котором не подозревала всего час назад. Но выяснилось, что она в нем прекрасно ориентируется. Боже, до чего же графу было неуютно! С него градом лил пот, хотя в просторном зале было очень холодно. Она протянула ему руку помощи:
– Вы заночуете в Суарси? Я распоряжусь, чтобы вам приготовили комнаты.
– Мне не хотелось бы злоупотреблять вашим временем и гостеприимством, мадам, тем более что Ремалар находится недалеко от Суарси. Я могу добраться туда до наступления ночи.
– Мое гостеприимство всегда к вашим услугам. Вы окажете мне честь, приняв его, мсье.
– Ну, раз так… – с облегчением согласился граф.
Граф достаточно трезво мыслил, чтобы понять: испытываемое им облегчение рождалось из передышки, которую он предоставил самому себе. Он оставался в мануарии на ужин и на ночь, и поэтому ему не требовалось торопить события. Артюс сам удивлялся, почему вдруг начал трусить. Ему доводилось сражаться порой против трех врагов, не испытывая ни малейшего страха быть раненым или, что еще хуже, убитым. А сейчас он уже был готов спасаться бегством!
Надо воспользоваться передышкой. Восстановить дыхание, расслабиться, завести милую беседу о пустяках…
Но Аньес нисколько не заблуждалась. Граф отступил, чтобы дальше прыгнуть. Разве не так делают отважные скакуны, стремясь сохранить свои силы?
Они вели беседу за кубком подогретого вина. Аньес с восторгом рассказывала о любовных песнях рыцаря Гуго,[36] шателена Арраса, который трогательно прощался со своей возлюбленной, отправляясь в крестовый поход. А вот «Шасти-Мюзар»,[37] откровенно женоненавистническую поэму, пользовавшуюся уже на протяжении пятидесяти лет огромной популярностью в определенных кругах, она резко осуждала.
– Право, сколько же глупостей собрано в этих рифмованных строках! Набор общих фраз… А какая ненависть к женщинам! Мне стыдно за автора, который из осторожности или трусости предпочел остаться неизвестным! Какая грубость!
Плененный помимо собственной воли граф улыбался, не обращая особого внимания на увлеченность Аньес. Боже, как же ему не хватало ее! Боже, как же он скучал по ней. Ничто иное не имело для него смысла, радости, интереса. Как получилось, что его жизнь стала всецело зависеть от этой женщины, о существовании которой он не знал еще несколько месяцев назад? Впрочем, какая разница? Никакой.
– Вам скучно, мсье? Мне очень жаль. Порой я слишком увлекаюсь. Но мне так редко выпадает возможность поговорить с достойным собеседником. Я, несомненно, злоупотребляю вашим терпением.
