Анатолий Корольченко - Битва за Кавказ
В конце августа меня тяжело ранило в голову и грудь. Весь день лежал без помощи, в окружении врага. Единственная надежда была на ночь. Разведчики установили единственный путь выхода в том месте, где река Маруха выбивается из-подо льда. Там вода кипела в камнях, шумела, заглушая все другие звуки, и находившиеся неподалёку немецкие сторожевые посты не могли слышать наших шагов.
Таким образом, раненые, в том числе и партизанка-комсомолка, жительница Карачая, сумели выбраться и попасть под утро в полевой госпиталь». Так писал лейтенант Дмитрий Гладченко.
На Клухорском перевале
Непосредственно Клухорский перевал обороняли подразделения 815-го стрелкового полка. Он входил в состав 394-й дивизии, которая дислоцировалась в районе Сухуми. Дивизия лишь формировалась. Не хватало многого: оружия, боеприпасов, обмундирования, обуви. Солдаты в большинстве были необученными, с ними велась напряжённая учёба. Часто проводились тревоги, личный состав спешно выдвигался к берегу моря и занимал там позиции для обороны. Дивизия имела боевую задачу: прикрывать побережье от высадки вражеского десанта.
А в первых числах августа 1-й батальон полка направили в горы, для обороны Клухорского перевала. После трудного и долгого пути батальон вышел к цели.
Одна рота закрепилась непосредственно на перевальном участке, а две другие на его обратных скатах. Такой боевой порядок, приемлемый на равнинной местности, был совсем непригодным в горах, вследствие чего необходимой устойчивостью оборона перевала не обладала.
Вышедшие к перевалу передовые подразделения противника попытались с ходу им овладеть им. Им удалось приблизиться к охранению, однако попытка дальнейшего продвижения была отражена пулемётным огнём роты старшего лейтенанта Жукова и роты противотанковых ружей лейтенанта Крыжановского. Бой продолжался до вечера, попытки гитлеровцев прорваться к перевалу были безуспешными.
А затем пошёл мелкий промозглый дождь. Из низины потянуло холодом. Даже не верилось, что внизу, у побережья, люди изнемогают от зноя, а здесь настоящая осень, в недалёких озёрцах плавает лёд.
Время тянулось бесконечно долго. Порой выл пронизывающий ветер, откуда-то доносился плеск горного потока.
Ночь была без сна, и Сергей Беляев, укрывшись в камнях, с досадой думал, что до утра ещё долго и хорошо было бы, если бы к утру доставили еду, а заодно и дрова для обогрева. Здесь, среди снега и камней, не найти ни веточки.
Потом молодой солдат вспомнил о последнем письме матери. Она писала, что получила недобрую весть о старшем сыне Алексее, который погиб весной под Харьковом. А не писала о том раньше оттого, что отец хотел скрыть от неё извещение и не показывал...
Незаметно наступил серый рассвет. Над озёрцами, что голубели впереди, поднялось облачко. Медленно стало расти, затягивая пологий каменистый склон с клочками травы. По склону тянулась едва заметная тропа. У перевала она соединялась с дорогой, что шла справа по карнизу обрывистого склона. Объединившись с тропой, дорога скрывалась за гребнем перевала: там она круто уходила вниз, к землям Грузии.
— Эй, Серёга! — услышал Беляев голос. К нему шёл взъерошенный, с нахлобученной по уши пилоткой Слёзкин, наводчик ручного пулемёта. — Закурить найдётся?
Сергей молча достал кисет, захватил из него щепоть махорки, насыпал на подставленную бумажку.
Сетуя на старшину, что тот долго не доставляет еду, они выкурили цигарки, поговорили о пустяках, недобрым словом вспомнили фрицев, которые сегодня непременно атакуют их.
— Уж очень долго вчера облётывала нас «рама», — высказался Слёзкин.
«Рамой» солдаты называли двухфюзеляжный немецкий самолёт-разведчик.
— Ладно, пойду к себе, — решил Слёзкин.
Огневая позиция его пулемёта располагалась среди камней, в десятке шагов от окопа Беляева. А вскоре послышался гул. Вдали появился самолёт. Опять «рама»! Самолёт летел, едва не задевая каменные громады гор. Он деловито облётывал перевал, пренебрегая открывшейся по нему стрельбой.
А часа через полтора показались гитлеровцы.
Вначале Сергей никак не мог понять, почему впереди вспыхнула стрельба, потом увидел красноармейцев батальона. Они находились впереди, в охранении. Перебегая от укрытия к укрытию, отстреливаясь, они приближались к боевой цепи, залёгшей у перевала.
А где же фрицы? Но, всмотревшись, Сергей увидел и их. Они были и на дороге, и у озёр, и налево, на склоне подступающей к перевалу высоты.
— Рота-а! — послышалась команда. — К бою!
Приблизившись, егеря залегли, открыли стрельбу из автоматов, басовито застрекотал пулемёт.
Снизу послышались далёкие хлопки, а вслед затем вблизи цепи и за ней стали взрываться мины. Откуда-то громыхнуло орудие. Со скал ударили невидимые пулемёты. Над головой защёлкали пули, засвистели осколки рвущихся мин.
Совсем близко от позиции роты появились немцы. Сергей отчётливо увидел неподалёку от себя серую куртку, кепи с пером и самого гитлеровца.
— Рота-а! Огонь! Огонь! — звучала команда.
Беляев, как и остальные красноармейцы роты, стрелял и стрелял в эти серые фигуры, которые залегли, а потом начали отходить.
Стрельба стала утихать. На крутом склоне, подступающем к самому перевалу, показалась отара овец. Невидимыми тропками животные медленно приближались.
— Там немцы! Обходят! — закричал кто-то истошным голосом.
Сергей всмотрелся и заметил среди овец не чабанов с рогатыми герлыгами, а всё те же серые фигуры.
Вблизи того места, где находился Слёзкин с пулемётом, взорвалась мина. Крякнула — и пулемёт смолк.
— Пулемётчик! Пулемёт! Огонь! — послышалось разом из цепи, но пулемёт молчал.
Чувствуя неладное, Сергей бросился туда. Слёзкин и его помощник лежали, посеченные осколками.
Не раздумывая, Сергей упал к пулемёту, передёрнул затвор, нажал на спуск и пустил в сторону отары со скрывающимися немцами длинную очередь.
Битва продолжалась весь день. На боевом рубеже становилось всё меньше защитников. Недвижимо лежали сражённые, тяжелораненые взывали о помощи. Те, кто мог, через силу отошли за гребень перевала. Там была дорога в медпункт.
Забыв об опасности, часто меняя позицию, Сергей продолжал вести бой. Давно уже кончились патроны для пулемёта, и у него осталась лишь трёхлинейка и к ней в подсумках патроны.
А потом опять был миномётный налёт, близкий всплеск огня, и Сергей потерял сознание.
Первое, что он услышал, были тяжёлые шаги, чужая речь. Открыв глаза, он увидел над собой людей в незнакомой форме.
— Подняться! — скомандовал один из них, и Сергей начал с трудом подниматься, испытывая боль во всём теле.
Он стоял, едва держась на ногах, и не испытывал страха перед вооружёнными людьми.
— Пойдём!
И он пошёл с ними.
Поняв, что, несмотря на контузию, Сергей ещё может идти, они взвалили ему на спину походную рацию — металлический ящик с наплечными ремнями. Приказали следовать впереди.
Путь лежал через ледник. Глянцевито-холодно блестела его поверхность.
Радиостанция была тяжёлой, она стесняла движения. О том, чтобы освободиться от неё, нечего было и думать. «А что, если?..», — пронеслось в сознании. Возникшая мысль была навязчивой, даже прибавила сил.
Сергей понимал, что его ожидает позорный плен, с трудными испытаниями, голодом, болезнью. «Да лучше смерть, чем плен», — заключил он, принимая неожиданное решение.
Не раздумывая, он упал боком на лёд, и тотчас неведомая сила подхватила и понесла его по гладкой и скользкой поверхности. Его бросало, крутило. «Только бы не разбиться... Только бы!..» — мелькало в голове.
И вдруг сильный толчок... Удары в спину, в голову, в ноги... И стало необычайно тихо.
Сергей открыл глаза. Взгляд упёрся в лёд, в лицо пахнуло холодом. Сам он оказался зажатым, словно и тисках. В тёмных изломах, оплывшая ледяная стена уходила вверх и там скрывалась из глаз. Трещина! Стиснутый, Сергей беспомощно висел. «Всё. Конец!..» — решил он.
Попытка выбраться была безуспешной: мешала висевшая за спиной рация. Теряя всякую надежду выкарабкаться из ледяной могилы, Сергей закрыл глаза.
Сверху упал кручёный альпинистский шнур. Он судорожно ухватился за него. Пленного с трудом подняли из трещины, а когда он ступил на лёд, удар кулака свалил его с ног.
— Русиш звинья!
Немцы бросились к радиостанции, долго осматривали её, крутили ручки, проверяя исправность. Сергей знал, что, если она окажется разбитой, егеря наверняка сбросят и его, и рацию в расщелину, откуда их только что извлекли.
Рация уцелела, и её снова взвалили на плечи пленного.
Чрезвычайные меры
— Кто у вас в Генштабе ведает кавказским направлением? — спросил Сталин в конце телефонного разговора с начальником Оперативного управления Генштаба.
