Джузеппе Боффа - От СССР к России. История неоконченного кризиса. 1964-1994
27. An End to Silence... — P. 235-239; Политический дневник. — T. I. — С. 630-638.
28. Фильм «Зеркало». Режиссер - один из тех деятелей искусства, кто глубоко обдумывал русскую историю.
29. Shevardnadze E. Il futuro e nella liberta. — Milano, 1992. — P. 93. См. также XXIV съезд... — Т. I. — С. 8.
30. Ахромеев С.Ф., Корниенко Г.М. Указ. соч. — С. 24; XXV съезд... — Т. I. — С. 164-169, 222.
31. XXIV съезд... — Т. I. — С. 43-44.
32. Там же. — С. 44. Любопытное свидетельство: Galluzzi С. La svolta. Gli anni crusiali del Partito comunista italiano. — Milano, 1983. — P. 221-234.
33. Все основные документы в кн. Conferenza internazionale dei partiti comunisti e poerai. Mosca 5-17 giugno 1969. Testi e documenti. — Roma, 1969. — P. 187-228 (выступление Брежнева).
34. Kremlin-PCF... — P. 169-216.
35. Boffa G. Storia dell'Unione Sovietica. — Vol. II. — P. 537-538.
36. Шахназаров Г. Указ. соч. — Гл. 7. — С. 53.
37. Kremlin-PCF... — Р. 72.
38. Правда. — 1968. — 11 сент.; XXIV съезд... — Т. II. — С. 35-36; Conferenza internazionale... — P. 213-214.
39. Brandt W. Memorie. — P. 235; Политический дневник. — Т. I. — С. 405; Nenni P. Diari 1967-1971. — P. 220-232, 332-333.
40. Cм. Brus W. Bucharin e i problemi attuali del socialismo// Bucharin tra rivoluzione e riforme, Atti dell'Istituto Gramsci. — P. 187-198.
41. Conferenza internazionale... — P. 196-198, 207-208 e passim; XXIV съезд... — Т. I. — С. 44-45.
42. Brandt W. La politica di un socialista. — P. 621; Шахназаров Г. Указ. соч. — Гл. 7. — С. 19-21.
43. Jaruzelski W. Op. cit. — P. 147-151.
44. Brus W. Op. cit. — P. 197-198.
45. Jaruzelski W. Op. cit. — P. 135,
46. Medvedev Z. Op. cit. — P. 122; Медведев Р. Личность и эпоха... — С. 196-197.
47. Сахаров А.Д. Указ. соч. — С. 11, 36, 140; Sakharov Speaks. — N.Y., 1974. — P. 203.
48. Medvedev Z. Op. cit. — С 109, 138-139; Гефтер М. Указ. соч. — С. 35; L. Karpinsky// S.F. Cohen, К. vanden Heuvel... — P. 291; Solzenicyn A. Op. cit. — P. 268.
49. Smith H. I russi. — Milano, 1977. — P. 430. К этому свидетельству можем добавить наблюдения автора.
50. Yanov A. The Russian New Right. Right-wing Ideologies in the Contemporary USSR. — Berkeley, 1978. — P. 1-3.
51. Smith H. Op. cit. — P. 461-462.
52. Характерный пример этой тенденции: Бурлацкий Ф. Мао Цзэ Дун. — М., 1976.
53. Сахаров А.Д. Указ. соч. — С. 29-30, 53-54; Солженицын А. Письмо вождям Советского Союза. — Р., 1974. — Р. 11-14; Medvedev Z. Op. cit. — P. 389. Nenni P. (Diari 1967-1971. — P. 297) в то время писал: «Чем станет в этих условиях социализм, чем станет интернационализм?».
54. Boffa G. Componente nazionale e componente socialista nella rivoluzione russa e nella esperienza sovietica// Moraenti e problemi della storia dell'URSS. — Roma, 1978. — P. 15-32.
IV. Общество меняется, не сознавая того
Проигранные пари
Термин «застой» начал применяться во второй половине 80-х годов для определения целого периода брежневского правления, и особенно — 70-х годов. Это было политическое определение, использовавшееся в тот момент в целях борьбы между различными политическими группировками, и оспаривалось оно также в ходе борьбы[1]. Не вникая в суть этих споров, сейчас можно констатировать, насколько это слово оказалось непригодно сегодня при вынесении первой исторической оценки. В эти годы советское общество все-таки не оставалось неизменным: согласно анализу, проведенному тогда молодым независимым ученым, в нем даже происходили «фундаментальные» изменения[2]. Точнее говоря, решающая проблема этого периода рождается именно из разрыва между происходящими изменениями и официальной политикой, все менее отвечающей этим изменениям.
Для советской экономики начало 70-х годов, при всей неизбежной в таких случаях условности, может рассматриваться как критическая точка, на которой кончается фаза подъема и начинается спуск, постепенно переходящий в падение. С конца 20-х годов экономика Советского Союза основывалась на пятилетних планах. Ни один из этих планов, по правде говоря, никогда не был выполнен в объеме, указанном при его составлении. Каждый неизменно оставлял за собой существенные «хвосты». Однако в совокупности они рассматривались как успешные, поскольку каждый из них всегда знаменовал крупный прогресс страны. Общие цифры, провозглашавшиеся в планах в начале 70-х годов, были еще впечатляющими. Но именно начиная с этого момента отмечается изменение тенденции. На годы правления Брежнева пришлось составление трех пятилетних планов. Ни один из них не был выполнен. Соответственно в каждом последующем плане ставились задачи, заниженные по своим показателям по сравнению с предыдущим планом. Но даже и эти более скромные цели не были достигнуты. В начале следующего десятилетия вынуждены были констатировать, что рост советской экономики практически прекратился[3].
В декабре 1970 года, когда до Москвы дошли вести о массовом рабочем выступлении в Польше, здесь как раз был кульминационный момент разработки нового пятилетнего плана на 1971-1975 годы. Советское руководство всполошилось. Политбюро пришло к заключению, что опасно откладывать на потом улучшение народного благосостояния. /62/ Поэтому новый план отличался от предыдущих по двум признакам. Впервые намечался больший рост производства товаров народного потребления по сравнению с увеличением объемов производства средств производства, и этим опрокидывалась одна из сталинских догм, претерпевших первые изменения во времена Хрущева. Вторым признаком был упор, сделанный на необходимости технологического и научного прогресса и даже, как говорилось тогда, «научно-технической революции»[4]. Новые критерии провозглашались уже не только Косыгиным, но и самим Брежневым. Было бы естественным предположить, как тогда и делали, что именно на этих новых направлениях будет проверяться эффективность экономической политики правительства.
Однако довольно скоро стало понятным, что по обоим направлениям реалии не соответствовали намеченным планам. С самого начала отсутствовали предпосылки для успеха. В тот момент, когда планировалось обеспечить изобилие продуктов широкого потребления, большая часть внутреннего продукта страны уходила на военные расходы. Еще и сегодня мы не располагаем точными данными об этих расходах, но, судя по сделанным тогда расчетам, на 70-е годы приходилось увеличение таковых приблизительно на 50%, и цифры эти, по-видимому, недалеки от истины[5]. Стремление советских руководителей иметь, как говорили когда-то, одновременно и масло, и пушки вскоре оказалось несостоятельным. Уже в середине десятилетия с официальной трибуны было заявлено публично, хотя и невнятно (и это стало характерно для брежневского правления), что запрограммированный рост производства легкой промышленности и сферы обслуживания не достигнут. Такой же провал наблюдался и в традиционно считавшейся самой слабой отраслью советской экономики — сельском хозяйстве. С того времени дела пошли все хуже и хуже.
Однако правительство Москвы имело в эти годы в своем распоряжении ресурсы, которые, по крайней мере теоретически, могли облегчить решение стоящей задачи: оно могло получать драгоценную валюту за счет экспорта сырья. Препятствовать этому было не в интересах Запада. Наибольшую прибыль тогда получали от повышения мировых цен на нефть вследствие арабо-израильской войны 1973 года. Увеличение добычи топливно-энергетических продуктов, в основном благодаря использованию новых крупных месторождений в Заволжье и Западной Сибири, оказалось одним из наиболее крупных плюсов советской экономики, поскольку позволило СССР увеличить продажу сырья и газа за границу. Повышение цен на нефтепродукты, жестоко ударившее по богатым странам Запада, обернулось настоящей манной небесной для стран — производителей сырья, к которым относился и СССР. Москва могла пользоваться этим преимуществом лишь отчасти, /63/ ибо вынуждена была поставлять странам-союзницам энергетические ресурсы по ценам, ниже мировых. И все же экспорт в другие страны всегда приносил значительные доходы[7]. Еще одним значительным источником доходов была добыча алмазов. Месторождения алмазов, открытые в Якутии в середине 50-х годов, стали разрабатываться на полную мощность только в 60-х годах из-за труднодоступности рудных залежей. Теперь СССР почти половину добываемых алмазов мог реализовывать на мировом рынке[8].
Относительное финансовое благосостояние было использовано для импорта тех продуктов потребления, которые не производились в достаточной мере внутри страны, в частности для закупки сельскохозяйственных продуктов. Первым, кто прибегнул к такому решению, был Хрущев, старавшийся преодолеть последствия катастрофического неурожая 1963 года. Пришедшие ему на смену руководители надеялись обойтись без подобных мер. Однако в начале 70-х годов и они были вынуждены использовать тот же маневр, который когда-то ставили в упрек Хрущеву. В 1972 году, воспользовавшись недостаточной согласованностью между различными американскими структурами, СССР удалось закупить в Америке зерно по довольно приемлемой цене. Но в Вашингтоне быстро спохватились и в ходе переговоров о разрядке добились, что впредь советские закупки будут планироваться на несколько лет вперед и по ценам, назначенным американцами[9]. Импорт зерна, нередко значительный, стал с этого времени постоянной составляющей советской экономики.
