Шапи Казиев - Имам Шамиль
К тому времени город заполнили зеваки, среди которых замечены были злостные жалобщики. В приемных толпились отпрыски знатных семейств, нахлынувшие на Кавказ в поисках чинов и крестов и искавшие аудиенции с государем в надежде получить выгодное назначение. Канцелярия трещала от челобитных, в которых излагались все безобразия, чинимые пьяными офицерами в местных заведениях. Да к тому же сам начальник тифлисской полиции принял для храбрости так много горячительного, что, когда протрезвел, оказался уже уволенным от должности.
Дела в крае шли из рук вон плохо. Интриги, доносы и очковтирательство стали местным обыкновением. Казнокрадство не только превышало мыслимые пределы, но и принимало причудливые «военные» формы. В надежде, что война все спишет, некоторые командиры устраивали набеги на мирные аулы, если узнавали, что мужчины ушли на подмогу мюридам. Набег выдавался за победу, награбленное имущество спускалось на базаре и пропивалось, фураж и скот употреблялись на воинские нужды, а полагающееся на это денежное содержание тихо присваивалось. Маркитанты кутили с чинами, от которых зависели подряды, и не забывали щедро одалживать их из своих барышей. Население принуждали строить дороги и крепости, забывая платить за работу. Не говоря уже о торговле с горцами порохом, свинцом и прочим казенным имуществом.
Одним словом — война. И казалось, что конца ее желают лишь царь да гибнущие на ней солдаты.
Чтобы как-то спасти положение и умилостивить государя, известного своим крутым нравом, Розен устроил великолепный военный парад на Дидубийском поле под Тифлисом. Но тут-то его и ожидал главный конфуз. Оказалось, что Николай весьма осведомлен о творящихся на Кавказе злоупотреблениях. И первой жертвой монаршего гнева пал зять самого Розена — уличенный в казнокрадстве командир Эриванского гренадерского полка флигель-адъютант князь А. Дадиани. Князь располагал большими суммами, предназначенными для особых поручений — наград, выкупа, подкупа, но, как выяснилось, не все деньги использовал по назначению и жил в Тифлисе на широкую ногу.
Перед всем строем император самолично сорвал с него аксельбанты и тут же надел их на сына барона, Александра Розена. Дадиани был отправлен в Бобруйск, в крепость 3-го класса, охранять армейские склады и арестантов. А сам Розен не снес унижения и подал в отставку. Прошение его было удовлетворено 30 ноября 1837 года На посту командира Отдельного Кавказского корпуса его сменил генерал-лейтенант Е. Головин.
ПУТЕШЕСТВИЕ ИМПЕРАТОРА
Покинув Тифлис, Николай направился по Военно-Грузинской дороге во Владикавказ. По пути в Аксайскую станицу, где его ждал наследник цесаревич атаман всех казачьих войск, царь посетил Пятигорск, Георгиевск и Ставрополь.
В ту ночь в номере губернской гостиницы пировала компания молодых офицеров. Были среди них и два поэта — М. Лермонтов и А. Одоевский. И свел их здесь недавно погибший на дуэли А. Пушкин. Лермонтов был сослан на Кавказ за стихотворение "На смерть поэта", а декабрист Одоевский попал сюда из сибирской ссылки, где прославился ответом на пушкинское "Послание в Сибирь". Строка Одоевского "Из искры возгорится пламя" вошла в историю и даже украсила в виде эпиграфа ленинскую "Искру".
Встречать царя вышли толпы ставропольчан. Была даже устроена иллюминация вдоль дороги горели смоляные бочки. Наконец показались казаки с факелами, сопровождавшие царский поезд. Одоевский объявил, что это похоже на похороны, и вдруг прокричал в темноту на манер гладиаторов, салютующих императору: "Ave, Caesar, morituri te salutant! (Славься, Цезарь, идущие на смерть приветствуют тебя!)" Встревоженных приятелей он успокоил тем, что "русская полиция по латыни еще не обучена". Возможно, тогда друзья припомнили и другие строки его знаменитого стихотворения:
…И вновь зажжем огонь свободы,И с нею грянем на царейИ радостно вздохнут народы.
После Аксаевской император посетил Новочеркасск — столицу войска Донского, а затем, через Воронеж и Москву, вернулся 10 декабря в Царское Село.
Вскоре и друзья-поэты оставили Ставрополь, направляясь к местам своего предписания на беспокойном Кавказе. А гладиаторское приветствие Одоевского, к сожалению, оказалось пророческим.
ДЕКАБРИСТЫ НА КАВКАЗЕ. БЕСТУЖЕВ-МАРЛИНСКИЙ 4
Если бы всех декабристов, оказавшихся в разное время на Кавказе, удалось собрать вместе, они легко могли бы организовать тайное общество и составить новый заговор. С середины 1826 года около 70 офицеров и более трех тыс. рядовых участников было сослано на Кавказскую войну. Рассудив, что немалый военный опыт офицеров-декабристов более пригоден для баталий, чем для каторги, Николай позволил им искупать свою вину кровью на Кавказе.
Прослышав, что многие ранее сосланные на Кавказ декабристы сумели не только восстановиться в чинах, дворянских званиях и правах, но даже и вышли в отставку, большинство каторжан сами просили отправить их на войну. Конституционные иллюзии сменились романтикой кавказских сражений, которая, впрочем, тоже во многом оказалась иллюзией, к тому же весьма опасной для жизни. Но воевали они с горцами неохотно, "лишь для вида", считая их скорее союзниками в борьбе против самодержавия, чем врагами.
Вскоре оказалось, что вслед за бывшими каторжанами переместился на Кавказ и российский литературный Олимп. Воспетый Пушкиным Кавказ сделался местом паломничества литераторов. Именно здесь, под грохот пушек и в сиянии сабель, русская литература обрела новое свежее дыхание. Пасынки остывшего севера становились преданными сыновьями пламенного юга. Здесь, в чарующем калейдоскопе необычайных событий, писатели быстро получали известность. А наиболее удачливые стяжали громкую славу и даже составили себе приличные состояния. Но для многих из них вершины Кавказа стали и надмогильными памятниками.
Одной из самых ярких фигур кавказской литературной академии стал декабрист Александр Бестужев-Марлинский.
Штабс-капитан, известный писатель и соиздатель альманаха "Полярная звезда" за участие в мятеже был приговорен к 20 годам каторги. Почти пять лет пробыл он в Якутске, успев тем не менее издать пять томов своих сочинений. Двое его братьев — Михаил, тоже приговоренный к 20 годам, и Николай, которого, как деятельного заговорщика, приговорили к вечной ссылке, — маялись на Нерчинских рудниках, а третий — Петр, разжалованный из мичманов в рядовые, отслужив три года на Кавказе, уже возвращался домой.
Энергичный характер и пылкое воображение Бестужева звали его из леденящего душу Якутска в полные жизни и опасностей горы. Он несколько раз подавал повинную, прося отправить его на войну. И наконец в 1829 году разжалованный в солдаты Бестужев был брошен в пламенные объятия Кавказа.
Кавказ изменил его, а он изменил представление российского общества о Кавказе. "Я вижу Кавказ, — писал Марлинский, — совсем в другом виде, как воображают его себе власти наши". Прекрасная, окутанная чарующими легендами страна, ее воинственные жители, их героическое противоборство с северным титаном, смешение языков, рас, религий, политических интересов и человеческих страстей — все это стало для Бестужева бурным источником творческого вдохновения. Здесь в день приключалось столько необыкновенного, что иным краям хватило бы на годы. Герои Ф. Купера бледнели в сравнении с персонажами бестужевских произведений.
Кавказские произведения сделали Бестужева популярнейшим писателем. Его очерками из кавказской жизни, "Письмами к доктору Эрману", "Письмами из Дагестана", "Кавказской стеной", "Рассказом офицера, бывшего в плену у горцев", повестями «Аммалат-Бек», "Мулла-Нур", "Шах Гусейн" зачитывались все от сентиментальных девиц до императора. Начитавшись Бестужева, юноши стремились, а то и бежали на Кавказ, как на первое свидание.
Но героям Бестужева было далеко до популярности самого писателя, сделавшегося человеком-легендой. У всех на устах были его отчаянная удаль и головокружительные романы с местными красавицами, его грандиозные пиры и самые фантастические предприятия, на которые другие способны были решиться лишь в воображении. А образ декабриста-мученика добавлял славе Бестужева трагический ореол.
Его книги выходили огромными тиражами. Издатели боролись за его новые произведения. Размеры гонораров приводили в изумление публику и писателей, еще не привыкших находить в литературе средства к существованию.
Рядовому солдату Бестужеву завидовали генералы. Бестужева обходили заслуженными наградами, но не забывали одолжить у него денег. Его посылали в самые опасные экспедиции, а он и там бросался в самые рискованные дела, поражая сослуживцев бесшабашной отвагой. Но там, где другого ждали бы генеральские эполеты, Бестужев лишь вернул офицерское звание.
