Владимир Бешанов - Кадры решают все: суровая правда о войне 1941-1945 гг.
Или к чему было производить 11.000 танков Т-26 с противопульным бронированием? Да просто потому масштабы были такие — социалистические, страна большая. Вон, Жуков будет жаловаться, что ему не хватает 25.000 танков новейших конструкций, и получит эти танки. Как всякий диктатор, Сталин имел склонность к гигантомании, ему нравились армады танков и самолетов. Он понимал, что для победы всего надо много: сто тысяч боевых машин, сто тысяч бомбардировщиков, побольше химического оружия.[4]
Трудно, однако, в 60 лет (юбилей гениального вождя и учителя всего прогрессивного человечества» отмечался в 1938 году), при немыслимой загруженности разными делами, не то, что вникнуть, а хотя бы понять суть таких проблем, как радиолокация, гидроакустика, радиосвязь, ракетостроение, криптография или, что за штука такая — деление урана? Проблема состояла в том, что принимать решения о вещах государственного значения больше никому не дозволялось, даже Георгию Константиновичу, хоть он и стал начальником Генштаба.
Давно стало банальным изречение — все генералы готовятся к прошедшей войне. На мышление Сталина и подавляющего большинства советских генералов наложили отпечаток, во-первых, нестандартный опыт Гражданской войны и, во-вторых, стереотип классового подхода.
Саму войну Иосиф Виссарионович считал менее сложным делом, чем коллективизация — главное, досконально подготовиться и правильно расставить кадры. Военных профессионалов он всерьез не воспринимал. Весьма характерна сталинская телеграмма Ленину от 16 июня 1919 года:
«Морские специалисты утверждали, что взятие Красной горки с моря опрокидывает морскую науку. Мне остается лишь оплакивать так называемую науку. Быстрое взятие Красной Горки объясняется самым грубым вмешательством со стороны моей и вообще штатских в оперативные дела, доходившим до отмены приказов по морю и суше и навязывания своих собственных. Считаю своим долгом заявить, что я и впредь буду действовать таким образом, несмотря на всё моё благоговение перед наукой».
С каждым новым годом уверенность Иосифа Виссарионовича в своих военных дарованиях только крепла. И то сказать, самые прославленные полководцы страны учились у него науке побеждать. «Я не могу хотя бы вкратце не вспомнить одного из классических уроков, который был дан нам с командной высоты царицынский полей великим стратегом классовых битв товарищем Сталиным». Так умилялся маршал А.И. Егоров (1883— 1939), сам командовавший фронтами и руководивший проведением стратегических операций. Но куда Егорову до «гиганта мысли»: «Боевые операции, проведенные товарищем Сталиным, неизгладимым уроком стоят в нашем сознании как образцы классического военного искусства эпохи Гражданской войны».
* * *Очень важной задачей Сталин считал, в преддверии Большой войны, наведение полного «порядка» в доме, то бишь, превращение СССР в единый военно-трудовой лагерь, сцементированный верой и страхом.
Поэтому 15 мая 1935 года он создал еще один орган, о котором до сих пор мало кто знает — Особую комиссию Политбюро по безопасности — для руководства делом ликвидации пресловутых «врагов народа». В состав комиссии вошли Сталин, Жданов, Ежов, Шкирятов, Маленков и Вышинский. Они руководствовались лозунгом: «Чтобы успешно бить врага на фронте, надо уничтожить сначала врагов в собственном тылу». Цель — обеспечить «морально-политическое единство советского народа».
Иосиф Виссарионович пятнадцать лет шел к вершине, преодолевая сопротивление реальных врагов, идейных противников, упирающихся и сомневающихся. Их происками он объяснял все трудности и все неудачи. Он привык искать врагов всюду и всюду их находил. Враги были среди «ленинской гвардии», правой и левой оппозиции, инженеров-вредителей, военных, дипломатов, народов-предателей и даже в собственной семье. Подобно якобинскому палачу Марату, он мог сказать: «Никакая земная сила не может помешать мне видеть изменников и изобличать их, вероятно, благодаря высшей организации моего ума».
Ленин рекомендовал убивать не только врагов, но и пособников, а также «могущих быть пособниками», «сомнительных и колеблющихся». Однажды начатое дело пора было довести до конца, а заодно — почистить ряды. Слишком много скопилось обиженных: отстраненных от кормила вождей, лишенных возможности властвовать военных, задвинутых на второй план «старых большевиков», «возомнивших себя незаменимыми» зазнавшихся и зажравшихся партийных вельмож, просто «шатающихся». Они переписывались, встречались, что-то обсуждали, а то и умышляли. Несомненно, были и такие, которые спали и видели товарища Сталина в гробу в белых тапочках.
Результаты голосования на съезде партии в 1933 году показали наличие скрытой оппозиции. Перед лицом новой опасности «верные ученики» еще теснее сплотилась вокруг Вождя. Летом 1936 года Сталин начал планомерную зачистку высшего эшелона партии. Николай Иванович Ежов (1895–1940), этот «кровавый карлик», уже примерял свои знаменитые рукавицы.
В результате кропотливого труда правильно ориентированных следователей НКВД вырисовывалась картина грандиозного заговора, опутавшего все государственные структуры. Во главе его стояли трижды исключенные из партии, осужденные на 10 лет заключения, но так и не разоружившиеся недобитки Зиновьев и Каменев. Тайные нити тянулись за границу, к Троцкому (к кому же еще?) «Заговорщики» уже осуществили убийство Кирова и теперь планировали захват Кремля, физическое устранение товарища Сталина и членов Политбюро, список прилагается. После чего в Москву въезжает Троцкий и «реставрирует капитализм».
Давно сломленный Зиновьев во всем сознался сразу и заявил о готовности сделать все, «чтобы заслужить прощение, снисхождение». С Каменевым пришлось повозиться, но и он быстро сдался. 19 августа 1936 года в Доме Союзов состоялся открытый процесс по делу «Объединенного троцкистско-зиновьевского центра». На суд вывели 15 человек, знаменитых в недавнем прошлом партийцев — Зиновьева, Каменева, Смирнова, Мрачковского, Рейнгольда…
Процесс прошел, как по маслу. Под тяжестью «неопровержимых улик» все обвиняемые признались в террористической деятельности, раскаялись и единодушно сами потребовали для себя расстрела. Зиновьев публично каялся: «Мой извращенный большевизм превратился в антибольшевизм, и через троцкизм я пришел к фашизму. Троцкизм — разновидность фашизма».
Их всех убили в ночь на 26 августа. Потом убили их детей. Под бурные аплодисменты номенклатуры, еще не осознавшей всю глубину замысла Вождя.
Пламенный большевистский публицист Карл Радек (1885— 1939) обличал:
«Уничтожьте эту гадину! Дело идет не об уничтожении честолюбцев, дошедших до величайшего преступления, дело идет об уничтожении агентов фашизма, которые готовы были помочь зажечь пожар войны, облегчить победу фашизму, чтобы из его рук получить хотя бы призрак власти. Люди, поднявшие оружие против жизни любимых вождей пролетариата, должны уплатить головой за свою безмерную вину. Главный организатор этой банды и ее дел Троцкий уже пригвожден историей к позорному столбу. Ему не миновать приговора мирового пролетариата».
Ради погромной публикации арест самого Карла на некоторое время отложили, умел, подлец, глаголом жечь сердца людей.
Вот и Георгий Пятаков просто задыхался от негодования:
«Не хватает слов, чтобы полностью выразить свое негодование и омерзение. Это люди, потерявшие последние черты человеческого облика. Их надо уничтожать, уничтожать, как падаль, заражающую чистый, бодрый воздух».
Что ж, скоро уничтожили и его — действительно, настоящую падаль.
Антонов-Овсеенко разразился статьей в «Известиях» об «особом отряде фашистских диверсантов, с которыми может быть только один разговор — расстрел!» и славил «товарища Сталина, который орлиным взором видит перспективу, обеспечивает единство, превратил СССР в могучий гранитный утес».
Забыл Владимир Александрович про свое троцкистское прошлое, так ему вскоре напомнили и тоже поставили к стенке.
Чекисты уже выдергивали на очные ставки участников будущих политических процессов, вместе с обвиняемыми редактировали показания, оттачивали формулировки, придумывали подробности. «Железный нарком» Ежов с восхитительной непосредственностью описывал механику следствия:
«Прежде, чем протокол давать на подпись обвиняемому, его вначале просматривал следователь, потом передавал начальству повыше, а важные протоколы доходили даже до наркома. Нарком вносил указания, говорил, что надо записать так, а не эдак, а потом протокол давали подписывать обвиняемому».
* * *23–29 января 1937 года состоялся еще один процесс над ленинскими соратниками — дело «параллельного троцкистского центра». В нем участвовали старые большевики, раскаявшиеся и прощенные оппозиционеры, заслуженные деятели партии «чудес» Пятаков, Радек, Серебряков, Сокольников, Муралов и другие — всего 17 человек. Как выяснилось, и они тоже убивали Кирова, занимались шпионажем, диверсиями, подготовкой террористических групп, строили планы поражения Советского Союза в войне с Германией. Одним словом, «портили чистый воздух» и мечтали о восстановлении «капиталистических порядков».
