Руслан Скрынников - Начало опричнины
В регентстве Захарьиных недовольные бояре усматривали прямое нарушение старинных прерогатив Боярской думы. Многие из них предпочли бы видеть на царском престоле двоюродного брата царя и внука Ивана III князя В. А. Старицкого. Со своей стороны Старицкие пытались использовать благоприятную ситуацию и втайне готовились захватить власть. Подробности заговора Старицких стали известны правительству спустя год во время суда над участником заговора боярином князем С. В. Ростовским. Перед судом ближней думы в 1554 г. Ростовский сделал следующее важное признание. Когда в марте 1553 г. «государь недомогал, и мы все думали о том, что только государя не станет, как нам быти, а ко мне на подворье приезживал ото княгини Офросиньн и от князя Володимера Ондреевича, чтобы я поехал ко князю Володимеру служити, да и людей перезывал; да и со многими есмя думали бояре, только нам служити царевичю Дмитрею, ино нами владети Захарьиным, и чем нами владети Захарьиными, ино лутчи служити князю Владимеру Ондреевичу...»[373]. Заговорщикам удалось привлечь на свою сторону очень многих членов Боярской думы[374].
Но Старицкие не ограничились тем, что тайно вербовали себе сторонников среди боярства. Судя по некоторым их действиям, они подготавливали дворцовый переворот. В дни кризиса Старицкие вызвали в Москву удельные войска и стали демонстративно раздавать им жалование[375]. Когда ближние бояре потребовали у князя Владимира объяснений, тот стал «велми негодовати и кручинится» на них. В конце концов, удельному князю был воспрещен доступ в покои больного царя.
В дни кризиса правительство не располагало полной информацией относительно интриг Старицких, но слухи о заговоре переполняли столицу, и под влиянием их власти поторопились привести к присяге Боярскую думу.
События, происшедшие в Боярской думе 12 марта, получили крайне тенденциозное освещение в приписках к Царственной книге. В думе будто бы был «мятеж велик и шум и речи многия в всех боярех, а не хотят пеленечнику (царевичу Дмитрию.— Р. С.) служити»[376]. Среди общего шума и брани тяжело больной царь будто бы дважды обращался к боярам с увещеваниями. Тех, кто отказывался целовать крест, он убеждал, что присягают они его сыну царевичу Дмитрию, а не Захарьиным. После того Иван обратился к верным членам думы с просьбой спасти его сына от крамольников: «не дайте бояром сына моего извести никоторыми обычаи, побежите с ним в чюжую землю, где бог наставит»[377]. Видя испуг Захарьиных, царь принялся стыдить их: «а вы, Захарьины, чего испужалися? Али чаете, бояре вас пощадят? вы от бояр первыя мертвецы будете! и вы бы за сына за моего да и за матерь его умерли, а жены моей на поругание бояром не дали!»[378].
Царские речи произвели магическое действие на крамольных членов думы: «бояре все от того государского жестокого слова поустрашилися и пошли в переднюю избу (крест.— Р. С.) целовати»[379].
Ближайшее рассмотрение обнаруживает ряд противоречий в летописном рассказе. Утверждение насчет мятежа в думе автор летописи не смог подтвердить ни одним конкретным фактом. Во-первых, он не мог назвать ни одного члена думы, который бы отказался от присяги наследнику. Во-вторых, из его собственного рассказа с полной очевидностью следует, что прения в Боярской думе в день присяги носили вполне благонамеренный характер.
Перед началом церемонии боярин князь И. М. Шуйский с полным основанием протестовал против нарушения традиций, принесения присяги в отсутствие царя: «им не перед государем целовати не мочно: перед кем им целовати, коли государя тут нет?»[380]. Протест старшего из бояр носил формальный характер и вовсе не означал отказа от присяги по существу[381]. Причиной недовольства Шуйского и других старейших бояр было то обстоятельство, что руководить церемонией присяги было поручено не им, а молодым боярам князьям И. Ф. Мстиславскому и В. И. Воротынскому. Влиятельный член думы князь И. И. Пронский вслух усомнился в том, что князь Воротынский может приводить к кресту других, поскольку его отец, да и сам он «после великого князя Василия первой изменник»[382]. Но стоило Воротынскому заявить, что Пронский не хочет присягать наследнику, как боярин поспешил опровергнуть его слова и «исторопяся» поцеловал крест[383]. Пронский был одним из самых решительных приверженцев Старицкого, но даже он не осмелился открыто отказаться от присяги наследнику.
Присяга в Боярской думе обнаружила наличие известных разногласий среди лиц, вошедших в состав регентского совета. В частности, Адашевы открыто высказывали опасения насчет того, что переход власти к Захарьиным приведет к возрождению в стране боярского правления. В день присяги 12 марта 1553 г. окольничий Ф. Г. Адашев заявил, что целует крест царю и его сыну, «а Захарьиным нам Данилу з братиею не служивати: сын твой, государь наш, ещо в пеленицах, а владети нам Захарьиным Данилу з братиею, а мы уже от бояр до твоего взрасту беды видели многия»[384]. Заявление Ф. Г. Адашева не имело ничего общего с поддержкой Старицких. Царский любимец А. Ф. Адашев присягнул наследнику без всяких оговорок со всей ближней думой еще 11 марта. Несмотря на разногласия с Захарьиными, лояльность кружка Адашевых по отношению к династии не вызывала никаких сомнений.
Критический анализ летописного рассказа обнаруживает, что даже самые рьяные заговорщики из бояр не осмелились открыто возражать против присяги наследнику. Следовательно, царь не имел достаточного повода для того, чтобы обращаться к верным боярам с отчаянными призывами о спасении сына[385]. Помимо всего прочего, царь едва ли мог произносить речи и следить за прениями в думе, поскольку в день присяги он «изнемогал велми». Чтобы не беспокоить больного, бояре целовали крест в передней избе.
Отчет о прениях в думе и царских речах представляется наименее достоверной частью летописного рассказа. Составителю приписок весь рассказ о «мятеже» в думе понадобился лишь для того, чтобы выставить героем событий юного царя. Ему одному принадлежит заслуга подавления мятежа: это он «жестоким словом» заставил замолчать всех крамольников. Тенденциозность подобного рассказа очевидна. Что касается царских речей к думе, то можно определенно утверждать, что они никогда не были произнесены в такой именно форме и в значительной мере были сочинены самим же Иваном в начале 60-х годов.
После того, как прения в Боярской думе благополучно закончились и вся дума присягнула наследнику, правительство распорядилось вызвать в царские покои князя В. А. Старицкого. Последний сначала наотрез отказался целовать крест и даже угрожал Воротынскому немилостью. Но протест Старицкого, который мог бы послужить сигналом к открытому мятежу всех недовольных, оказался запоздалым. Все члены думы уже присягнули наследнику. Время было упущено. Ближние бояре припугнули семнадцатилетнего князя Владимира тем, что не выпустят его из хором, и после непродолжительной перепалки принудили его целовать крест поневоле[386]. Более упорной оказалась мать Владимира княгиня Ефросинья Старицкая[387]. Ближние бояре трижды ходили к ней во дворец, прежде чем она согласилась скрепить крестоцеловальную запись княжеской печатью.
К исходу дня 12 марта стало ясно, что планы дворцового переворота потерпели неудачу. В ближайшие недели царь выздоровел и вопрос о престолонаследии утратил свое значение.
Династический кризис был вызван к жизни действиями влиятельных боярских группировок. Попытаемся теперь определить более точно состав этих группировок.
Прежде всего, факты не подтверждают гипотезы А. А. Зимина и И. И. Смирнова относительно выступления на стороне Старицких князей Шуйских. В показаниях С. В. Ростовского о заговоре никто из Шуйских не назван, зато в числе главных заговорщиков названы известные противники Шуйских князья П. М. Щенятев, Куракины и т. д. Напомним, что Шуйские, придя к власти, захватили московский двор, а также часть имущества Старицких, отправили в ссылку их ближайшую родню князя П. М. Щенятева, что они продолжали держать в тюрьме Старицких, хотя и освободили их бояр[388].
Вследствие враждебности к Старицким, а также и к Захарьиным, Шуйские не примкнули в момент кризиса ни к одной из сторон и предпочитали дождаться исхода столкновения. Раскол внутри правящей коалиции помог Шуйским восстановить прежнее влияние в Боярской думе.
Раздор внутри царской семьи и столкновение между Захарьиными и Старицкими были главной причиной династического кризиса. Князь В. А. Старицкий не играл самостоятельной роли в период династического кризиса[389]. Этому не очень смышленому, вялому юноше едва исполнилось семнадцать лет. Душой боярского заговора была мать князя Владимира Ефросинья Хованская, обладавшая неукротимым характером и глубоко ненавидевшая своего племянника царя Ивана.
