Тит Ливий - Война с Ганнибалом
– Нет.
– Значит, мы так же далеки от победы, как в день, когда Ганнибал перевалил через Альпы!.. Вот мое мнение: истинным победителям помощь не нужна, а если нас обманывают и тешат лживыми надеждами – тем более неразумно помогать обманщикам.
Нетрудно догадаться, что Ганнона поддержали очень немногие. Решено было послать в Италию из Африки четыре тысячи нумидийцев и сорок слонов, а из Испании – десять тысяч пехоты и две тысячи конницы.
Нола – первый успех после Канн.
От Капуи Ганнибал двинулся в Ноле, другому городу Кампании. Он надеялся взять его без боя. И правда, простой народ, страшась бедствий осады, хотел союза с пунийцами, но сенаторы тайно отправили гонцов к претору Клавдию Марцеллу, сменившему консула Варрона во главе войска, и Марцелл тут же откликнулся на их зов. Ганнибал отступил, но положение Марцелла было не слишком надежным – из-за враждебности народа. Среди первых недоброжелателей Рима был Луций Бантий, человек еще совсем молодой и отчаянно храбрый. Он сражался при Каннах. Карфагеняне нашли его полуживым под грудою трупов, вылечили и отпустили, щедро одарив. Теперь он был надежным приверженцем Ганнибала и главным зачинщиком смуты. Марцелл видел, что нет иного выхода, как либо казнить его, либо переманить на свою сторону. Пригласив Бантия к себе, он сказал: – Наверное, у тебя здесь много врагов, если ни один твой земляк не захотел открыть мне, какой ты замечательный воин. Но если храбрец служит в римском войске, его доблесть не останется тайной. Твои товарищи по оружию не раз рассказывали, сколько опасностей ты перенес, защищая честь римского народа, рассказывали и о твоем подвиге при Каннах. Велики твои заслуги, но я позабочусь, чтобы они были вознаграждены полностью. Приходи ко мне почаще – и ты в этом убедишься.
Для начала претор подарил Бантию прекрасного коня и пятьсот денариев, а ликторы получили приказ беспрепятственно пропускать его к Марцеллу в любое время.
Такой обходительностью Марцелл до того растрогал Луция Бантия, что вперед не было у римлян союзника вернее и мужественнее.
Ганнибал возвратился к стенам Нолы, и Марцелл перенес свою стоянку в самый город – чтобы зорче наблюдать за склонными к измене ноланцами. Но ежедневно римляне выходили в поле и строились в боевой порядок. Выходили из своего лагеря и карфагеняне и тоже строились к бою. Большого сражения ни тот, ни другой командующий не желали, однако же мелким стычкам не препятствовали. В этих мелких стычках день следовал за днем, как вдруг сенаторы сообщили Марцеллу, что простой народ вступил в сговор с пунийцами: при первом удобном случае ноланцы захлопнут и запрут ворота, так что римские воины останутся по одну сторону стен – снаружи, а их обоз по другую – внутри. Тогда изменники обоз разграбят, город же сдадут Ганнибалу.
Марцелл решает, не откладывая, попытать военного счастья. Разделив свои силы натрое, он ставит их у трех ворот, обращенных к неприятелю. Ноланцам приближаться к стенам строго-настрого запрещается. Особые караулы следят за тем, чтобы это запрещение не нарушалось.
Ганнибал, как обычно, вывел и построил свое войско, но римляне не появлялись, не было видно даже дозорных на стенах и башнях. Прождав довольно долго, пуниец предположил, что заговор в Ноле раскрыт и что римляне просто-напросто скованы страхом, а если так, то лучших обстоятельств для штурма и желать нечего. Карфагеняне выкатили осадные машины, вынесли лестницы и прочее необходимое снаряжение и начали подвигаться вперед. В этот миг распахнулись средние ворота, и сперва пехотинцы, а за ними конники с оглушительным криком бросились на врага. Центр карфагенской боевой линии был уже расстроен, когда открылись боковые ворота и римляне ударили неприятелю во фланги. Как велики оказались потери обеих сторон, в точности неизвестно – некоторые утверждают, будто у пунийцев погибло около трех тысяч человек, а у римлян всего пятьсот, – но то была огромная победа, может быть самая важная во всей войне, – первая победа после Канн.
Казилин в осаде.
Отступив от Нолы, Ганнибал осадил Казилин. Этот городок был ближайшим соседом Капуи, и потому Ганнибалу представлялось важным выбить оттуда римский гарнизон.
Гарнизон составляли пятьсот с лишком пренестинцев[27] и союзническая когорта из Перузии[28] – четыреста шестьдесят воинов.
И те и другие попали в Казилин случайно: им следовало явиться в лагерь при Каннах, но они опоздали, и весть о поражении застигла их в пути. Страшась измены кампанцев, они однажды ночью перебили горожан и все собрались по одну сторону реки, которая делит Казилин пополам. Для обороны такой маленькой крепости их было вполне достаточно, даже больше, чем достаточно, если принять в расчет скудость хлебных запасов.
Когда передовой отряд Ганнибала приблизился к Казилину, воинам показалось, будто город пуст, – такая стояла над ним тишина. Начальник отряда решил, что римляне перепугались и ушли, и велел ломать засовы на воротах. Этого только и ждали защитники Казилина. Они высыпали наружу и уложили значительную часть отряда на месте, сами же вышли из боя почти без потерь.
Ганнибал выслал большие и лучшие силы, и снова без всякого успеха. Тогда он подступил со всем войском и начал осаду по всем правилам военного искусства, обложив город со всех сторон. Но со стен и башен били так метко, что он терял отборных воинов, и в немалом числе. Наконец назначается день штурма. Тому, кто взойдет на стену первым, обещан золотой венок. Полководец произносит речь, укоряя в трусости и лени покорителей Сагунта, остановившихся перед жалкою крепостцой на ровном месте. Но все тщетно! Мужество защитников сильнее и честолюбия нападающих и даже их алчности. Штурм отражен, и, оставив под Казилином для продолжения осады лагерь и лагерную охрану, Ганнибал уходит на зимние квартиры в Капую.
Карфагенское войско было закалено против всяческих трудностей и невзгод, зато к удобствам не привыкло вовсе. Теперь впервые оно проводило зиму под кровом, в тепле и довольстве, и тех, кому были нипочем любые беды, погубили роскошь и наслаждения – долгий сон, пьянство, обжорство, бани, безделье. Жадно набросившись на эти приманки, солдаты Ганнибала в самом недолгом времени изнежились – обессилели и телом, и духом, а главное – потеряли всякую охоту воевать и всякий страх перед начальниками.
Зимние квартиры в Капуе, по мнению знатоков военного дела, – роковая ошибка полководца, еще более непростительная, чем промедление под Каннами после битвы, потому что, промешкав под Каннами, он только отсрочил победу, а зимовкою в Капуе лишил себя всякой возможности выиграть войну. Воинов точно бы подменили: в течение следующего лета многие дезертировали, не желая терпеть ночевки в палатках, утомительные переходы, скудость солдатской пищи или даже просто разлуку с милыми дружками и подругами из Капуи. Но это случилось позднее.
А теперь, едва начало теплеть, Ганнибал вернулся к Казилину. Осада успела довести римский гарнизон до крайности. Иные, не в состоянии дольше терпеть голод, бросались вниз головою со стен, иные подставляли грудь под вражеские стрелы и дротики. Между тем выше по реке находился римский лагерь, которым командовал недавно избранный диктатор. Диктатор отбыл в Рим, оставив вместо себя начальника конницы и строго-настрого запретив ему, как когда-то Фабий – Минуцию, вступать в какое бы то ни было соприкосновение с врагом.
Ослушаться начальник конницы не смел, но слухи, доносившиеся из Казилина, могли взволновать даже камень. И вот он велит собрать и свезти полбу с окрестных полей, наполняет ею глиняные бочки. Бочки складывает на берегу реки и шлет к осажденным гонца – сказать, чтобы ночью они ловили эти бочки, когда их принесет течением. Три ночи подряд хитрость начальника конницы удавалась, и враги ни о чем не добывались. Потом зарядили дожди, воды в реке прибыло, течение ускорилось, стало неровным и даже бурным, и бочки прибило к неприятельскому берегу. Доложили Ганнибалу, и он распорядился зорче следить за рекою. Тогда римляне стали сыпать в воду орехи, а осажденные старались поймать их в большие плетеные корзины.
Голод все усиливался. Уже варили и ели ремни и содранную со щитов кожу, ловили мышей и прочих мелких зверьков, сорвали каждую травку, вырыли каждый корешок у подножия стены. Вся годная для вспашки земля в городе была вспахана и засеяна репой. Узнав об этом, Ганнибал воскликнул:
– Что же мне, сидеть под Казилином, пока репа поспеет?!
(Репа растет и созревает очень медленно. Несмотря на свое отчаянное положение, осажденный гарнизон явно насмехался над Ганнибалом.)
Хладнокровие и стойкость сделали свое дело: обычно непреклонный, Ганнибал вступил в переговоры и согласился отпустить всех свободных граждан, правда – за большой выкуп.
