Надежда Соболева - Очерки истории российской символики. От тамги до символов государственного суверенитета
Попытки сравнительного анализа образа Георгия Победоносца в произведениях, относящихся в разным видам искусства, предпринимались еще в XIX в. Например, К. Я. Тромонин, интерпретируя некоторые изображения св. Георгия, известные ему в русском искусстве, привлекал для сопоставления западноевропейскую скульптуру (изваяния Донателло), живопись Джотто и Рафаэля, гравюры Дюрера[316]. А. А. Куник с той же целью обобщил различные типы изображений этого святого воина на русских и иностранных монетах и печатях, крестах, сосудах и других вещественных памятниках[317].
В. Н. Лазарев и М. В. Алпатов исследовали живописный образ Георгия-воина на широком историографическом фоне[318]. В контексте общих представлений о судьбах иконографических типов св. Георгия В. Н. Лазарев рассматривает развитие образа этого святого на Руси. Он считает, что на русской почве почитание Георгия Победоносца прошло три четко выраженных этапа:
1) период почитания святого как покровителя князей, их ратных подвигов (X–XI вв.);
2) проникновение культа св. Георгия в народную среду и в результате превращение его в эпический образ покровителя земледельцев и скотоводов (XII–XV вв.);
3) изъятие образа из народной среды, придание ему черт исключительности, утонченности, усиление церковно-дидактических тенденций (конец XV–XVI в.).
В иконографии в соответствии с идейным содержанием образа можно, по мнению ученого, фиксировать следующие моменты: стоящий воин с копьем (мечом) и щитом; всадник с копьем, являющимся не разящим оружием, а атрибутом святого в «Чуде о змие» (он пассивен по отношению к дракону, не стремится его убить); наконец, всадник, которого ангелы увенчивают короной, или стоящий святой с многочисленными воинскими атрибутами[319].
М. В. Алпатов, не исключая иконографической классификации как традиционного метода в изучении образа св. Георгия, делал, однако, акцент на его изобразительном воплощении, которое зависит от художественного стиля эпохи, от индивидуальности художника, от своеобразия его «региональной» школы. «Среди многочисленных русских икон Георгия, – пишет он, – почти не встречается точных повторений. Едва ли не в каждой иконе есть нечто новое».
Эти основополагающие работы, посвященные иконографии св. Георгия в русской живописи, дополняются новыми воззрениями на отдельные детали образа как в иконописи[320], так и в других формах изобразительного искусства[321].
В целом исследователи признают его типичные черты: молодой человек с прямым носом, тонкими изящными бровями, выразительными глазами, вьющимися волосами, образующими на голове буклевидную шапку. Конный святой всадник с обязательным нимбом имеет характерные признаки: левая рука его согнута и придерживает поводья, копьем он колет дракона (змея) в пасть, на нем длинное одеяние, почти закрывающее ноги, отчего те кажутся короткими. Эти признаки характерны для конного Георгия на Руси вплоть до XVI–XVII вв. Особенно они устойчивы в новгородской иконописи.
Другой вид искусства, где воплощается образ Георгия Змееборца в XV в., – это скульптура, деревянная и каменная. В настоящее время известны четыре деревянные скульптуры и каменное изваяние, использовавшееся в качестве надвратного иконного образа. Вместе с изображением другого святого воина – Дмитрия Солунского – оно было помещено на Фроловской башне Московского Кремля, о чем сообщалось в летописи под 1464–1466 гг. Создание каменных скульптурных изображений, согласно летописным известиям, связывают с именем архитектора и подрядчика В. Д. Ермолина[322]. В настоящее время художественные особенности всех пяти скульптурных изображений изучены[323]. Несмотря на некоторые индивидуальные черты, все пять памятников очень близки. Однотипность их может свидетельствовать о том, что они изготовлены в Москве в одной мастерской, но разными мастерами[324]. При этом специалисты усматривают в них руку мастера, «воспитанного европейской культурой и практикой», который трактует Георгия как «кавалерный» образ, как воина – покровителя рыцарства. Однако следует заметить, что для подобного толкования конь слишком статичен (его задние ноги не отрываются от земли), да и в целом фигура всадника, в отличие от скачущих рыцарских коней, недостаточно динамична. Более того, скульптуры XV в. несут черты иконописного облика св. Георгия, сохраняя согнутую левую руку, длинное одеяние, укорачивающее ноги, и копье, разящее змея в пасть.
Вероятно, методически наиболее правильным был бы поиск аналогий образа Георгия, известного по печати 1497 г., среди произведений мелкой пластики, исходя из того, что матрица печати принадлежала к таковым. Это самый распространенный из всех видов изобразительного искусства Руси, ибо вещи, выполненные резьбой или литьем, принадлежали не только Церкви, но и многим частным лицам. К ним относятся нагрудные иконки, амулеты-змеевики, панагии, ковчеги-мощевики и т. д.[325] На этот вид изобразительного искусства также оказывала влияние иконопись, но исследователи считают, что здесь больше отклонений от созданных Церковью канонов, ярче выражается индивидуальный почерк мастера. Играют роль и особенности материала. Образ св. Георгия в виде стоящего воина с копьем и щитом, а также в виде Змееборца широко распространен среди изделий из металла, кости, дерева, камня. Однако при всей специфике (например, конь святого в некоторых изделиях напоминает игрушечного, пряничного конька) сохраняются канонические признаки. В частности, исключается нанесение удара копьем двумя руками в шею (а не в пасть) дракона, присутствует нимб.
Иконопись как вид искусства, безусловно, являлась основополагающей, однако необходимо учитывать, что для русского мастера отступление от канонов было в принципе невозможным[326]. По-видимому, не только в иконописи, но и в других видах искусства русский художник до XVI–XVII вв. свято оберегал древнюю традицию в изображении святых.
Самой вероятной группой изделий, где могли бы обнаружиться иконографические аналогии печати 1497 г., являются современные ей монеты. Внутреннее родство печатей и монет, проявляющееся в сходстве изображений, не раз отмечалось в отечественной историографии. К тому же, как указывалось, на русских княжеских монетах святые не изображались, так что светский по виду всадник на печати действительно мог быть похожим на всадника, помещенного на монетах.
К сожалению, типологизация монет Ивана III находится еще в начальной стадии[327]. Между тем известно, что после присоединения Новгорода к Москве в 1478 г. новгородский денежный двор продолжал работать, создавая новые монетные типы. В 1480-е гг. в Новгороде выпускали более тяжелые, чем в Москве, монеты с изображением как бы летящего всадника с саблей и круговой легендой «Кн(я)зь велики Иванъ Васильевичь» на лицевой стороне и строчной надписью «Осподарь всея Руси» на оборотной. Другой тип новгородских монет этого времени: на лицевой стороне – всадник в короне, повернувший голову влево и назад, колющий копьем извивающегося змея (?), – излюбленный новгородский иконописный сюжет; на оборотной – круговая легенда «Осподарь всея Руси», а в центре – надпись арабскими буквами: «Иван». Исследователи считают, что со второй половины 80-х гг. XV в. и до конца правления сына Ивана III Василия III здесь чеканился единственный тип монет – с изображением вооруженного саблей всадника. В Москве в правление Ивана III Васильевича наблюдается смешение типов. К московским монетам 1460-1480-х гг. относится, например, монета с изображением всадника с саблей и круговой надписью «Кн(я)зь велики Иванъ Васильви» на лицевой стороне и маленькой звездочкой в круге с татарской надписью «Это денга московская» – на оборотной. По мнению В. В. Зайцева, 90-ми гг. XV в., датируется «московка», на лицевой стороне которой – всадник с саблей, а на обороте круговая надпись «Осподарь всея Руси» обрамляет голову в короне.
Таким образом, из приведенного нумизматического материала видно, что ни в одном монетном типе не может быть найдена какая-либо аналогия матрице печати 1497 г.
Однако в 70-80-х гг. XV в. в Москве чеканились монеты, надписи на которых выделяли их из общей монетной массы. Лицевую сторону этих монет занимал всадник с саблей и круговой легендой «Кн(я)зь велики Иван Василиевич», а на обороте содержалась строчная надпись, в одном случае – «Орнистотелес», в другом – «Мастер Александро»[328]. Принято считать, что эти монеты чеканили итальянские мастера, получившие откуп у Ивана III. К тому же циклу, по-видимому, относится и монета под названием «дозор» с изображением воина европейского вида.
Вопрос об «итальянском следе»[329] в русском денежном деле XV в. поднимался неоднократно. Прежде всего речь шла об авторах двух золотых монет времени Ивана III – «угорском золотом» и «корабельнике». По поводу их авторства и времени изготовления нет единого мнения, однако предположительно «угорский золотой» – подражание венгерскому дукату – чеканил итальянец Якопо[330], а «корабельника» выпустил в Москве, по мнению И. Г. Спасского, также, «скорее всего, итальянец»[331].
