Империя свободы: История ранней республики, 1789–1815 - Гордон С. Вуд
Американская революция разорвала многие тесные узы, традиционно связывавшие религию и правительство, особенно англиканскую церковь, и превратила религию в добровольное дело, дело свободного выбора каждого человека. Но вопреки опыту европейцев XVIII века, чей рационализм подрывал верность религии, религия в Америке не пришла в упадок с распространением просвещения и свободы. Более того, как вскоре заметил Токвиль, религия в Америке приобрела авторитет именно благодаря тому, что была отделена от государственной власти.
Во времена Революции мало кто мог предсказать такой исход. Произошедшая в просвещённую и либеральную эпоху, Революция, казалось, не имела места для религии. Хотя некоторые из основателей, такие как Сэмюэл Адамс, Джон Джей, Патрик Генри, Элиас Боудинот и Роджер Шерман, были довольно набожными христианами, большинство ведущих основателей не были глубоко или страстно религиозны, и лишь немногие из них вели активную духовную жизнь. Как просвещённые джентльмены, обращающиеся друг к другу в учёных обществах, многие из ведущих дворян отвращались от «мрачного суеверия, распространяемого невежественными нелиберальными проповедниками», и с нетерпением ждали того дня, когда «призрак тьмы будет рассеян лучами науки и яркими чарами восходящей цивилизации». Большинство из них в лучшем случае лишь пассивно верили в организованное христианство, а в худшем — частным образом презирали и высмеивали его. Хотя немногие из них были откровенными деистами, то есть верующими в Бога-часовщика, который не имеет никакого отношения к откровениям и просто позволяет миру функционировать в соответствии с природными силами, большинство, как, например, историк из Южной Каролины Дэвид Рамзи, склонны были описывать христианскую церковь как «лучший храм разума». Как и главные источники либерализма вигов — философ Джон Локк или публицисты Содружества Джон Тренчард и Томас Гордон, писавшие под именем «Катон», — основатели рассматривали религиозный энтузиазм как своего рода безумие, тщеславие «разогретого или чрезмерно раздутого мозга». Во всех своих сочинениях Вашингтон редко упоминал Христа и вообще старательно избегал свидетельствовать о вере в христианское Евангелие. Многие лидеры революции были протоунитариями, отрицая чудеса и божественность Иисуса. Даже пуританин Джон Адамс считал, что аргументы в пользу божественности Христа — это «ужасное богохульство» в новый просвещённый век.
Ненависть Джефферсона к духовенству и организованной религии не знала границ. Он считал, что представители «священничества» всегда находятся в союзе с деспотами против свободы. «Для этого, — говорил он, разумеется, приватно, а не публично, — они извратили самую чистую религию, когда-либо проповеданную человеку, превратив её в тайну и жаргон, непонятные всему человечеству и потому являющиеся более надёжным двигателем для их целей». Троица была не чем иным, как «абракадаброй» и «фокусом-покусом» «…настолько непостижимая для человеческого разума, что ни один честный человек не может сказать, что имеет о ней хоть какое-то представление». Высмеивание, по его словам, было единственным оружием, которое можно было использовать против неё.
Большинство главных основателей, похоже, были заинтересованы главным образом в обуздании религиозных страстей и продвижении свободы. Они приложили к своим революционным конституциям штатов 1776 года звонкие декларации о свободе вероисповедания, как, например, конституция Вирджинии, гласившая, что «все люди имеют равное право на свободное исповедание религии в соответствии с велениями совести». И они использовали эту просвещённую веру в свободу совести, чтобы оправдать повсеместное упразднение англиканской церкви.
Самая продолжительная и ожесточённая борьба за ликвидацию церкви велась в Виргинии. Хотя конституция Вирджинии 1776 года гарантировала «свободное исповедание религии», а законодательное собрание штата приостановило взимание религиозных налогов, англиканская церковь в 1776 году фактически не была упразднена. Многие лидеры Вирджинии, такие как Патрик Генри, были готовы согласиться на некое подобие множественных установлений, но другие, во главе с Джефферсоном и Мэдисоном, хотели покончить с любой формой государственной поддержки религии. Они хотели выйти за рамки призыва Джона Локка к религиозной терпимости; им нужна была религиозная свобода, а это совсем другое дело. В результате законодательное собрание штата зашло в тупик почти на десять лет. В конце концов, тупик был преодолён в 1786 году принятием знаменитого Статута о религиозной свободе Джефферсона, который упразднил англиканский истеблишмент в Вирджинии.
Поскольку многие основатели придерживались либеральных и просвещённых убеждений, политика в эпоху революции, как правило, преобладала над религиозными вопросами. Во время революции в прессе стали преобладать политические, а не религиозные труды, а духовенство потеряло часть своего возвышенного статуса в пользу юристов. Революция разрушила церкви, прервала обучение священнослужителей и политизировала политическое мышление людей. Старые церкви оказались не в состоянии справиться с быстро растущим и мобильным населением. Доля выпускников колледжей, принимавших участие в служении, упала, а число прихожан резко сократилось. По оценкам, едва ли один из двадцати американцев был официальным членом церкви. Всё это привело к тому, что не один историк пришёл к выводу, что «в своей основе Революция была глубоко светским событием».
Многие религиозные лидеры сами искренне одобряли эту предположительно светскую революцию и её либеральные импульсы. Большинство протестантских групп не могли представить себе большей угрозы для религии, чем Англиканская церковь, и поэтому просвещённым рационалистам не составило труда мобилизовать протестантских диссентеров против устоявшейся Англиканской церкви. Немногие священнослужители почувствовали какую-либо опасность для религии в многочисленных декларациях о свободе вероисповедания и деструктуризации Англиканской церкви, которые имели место в большинстве штатов к югу от Новой Англии. Даже в Массачусетсе и Коннектикуте, где религиозные учреждения существовали, но были пуританскими, а не англиканскими, конгрегациональные и пресвитерианские священнослужители ссылались на просвещённую религиозную свободу против тёмных сил-близнецов британской гражданской и церковной тирании, не боясь нарушить свои собственные особые союзы между церковью и государством. Исходя из всего этого просвещённого и либерального мышления, создатели Конституции 1787 года, естественно, запретили религиозные тесты для получения любой должности или общественного доверия в Соединённых Штатах.
В то же время влияние просвещённого либерализма подтачивало основы кальвинизма, да и всех ортодоксальных христианских верований. Просвещение говорило людям, что они не грешны, а от природы добры, обладают врождённым нравственным чувством, и что зло кроется в порочных институтах церкви и государства. Рациональный деизм Просвещения не ограничивался гостиными утончённого дворянства, а выплескивался на улицы. Антирелигиозные труды Итана Аллена, Томаса Пейна, графа де Вольнея и Элиху Палмера обратились к новой популярной аудитории и дали многим простым людям понять, что разум и природа так же важны (и загадочны), как откровение и сверхъестественное. По крайней мере, на какое-то время Просвещение, казалось, подавило религиозные страсти американского народа.
Однако
