Борис Григорьев - Повседневная жизнь российских жандармов
175
Как не вспомнить при этом страстных обличений революционными изданиями произвола и бесчинств полиции при разгоне студенческих беспорядков! В протоколе о них, подписанном петербургским обер-прокурором, черным по белому написано следующее; «По прибытии студентов в Павловский манеж они были напоены чаем с булками во избежание нареканий на притеснения и обращение полиции… Ни одной жалобы на стеснения, оскорбления или физическое насилие со стороны полиции и войск не было от студентов».
176
Не исключено, что командир Новочеркасского полка, флигель-адъютант полковник Оржевский состоял в родстве с товарищем министра внутренних дел с 1882 по 1887 год (при графе Д. А. Толстом) генералом П.В. Оржевским (1839–1897), портить отношения с которым было не в интересах Черевина.
177
Фактический материал для такого вывода содержится в делах фонда № 1670 (П. А. Черевина) РГИА.
178
Печатать эту пьесу Л. Н. Толстого все-таки было дозволено.
179
Читателей, интересующихся степенью грамотности царя, отсылаем к журналу «Голос минувшего» (1918. № 1–3) или к книге О. Барковец и А. Крылова-Толстиковича, где цитата приведена в соответствии с правилами русской грамматики и пунктуации. Александр III не отличался особой грамотностью, и советские историки в своих работах с удовольствием отмечали такие «перлы» его орфографии, как «брошюры при дерзкия», «идеот» и «а вось». В конце предложения после точки царь любил ставить длинное тире.
180
Охота и рыбалка были любимыми видами отдыха Александра III и всей его большой семьи. Любящий муж и отец, император сумел привить охотничью и рыбацкую страсть не только своей августейшей супруге, стоявшей вместе с ним на охотничьих номерах и ловко орудовавшей удочками, но и детям, включая великих княжон Ксению и Ольгу, которая позже с удовольствием вспоминала: «Ему так хотелось, чтобы мы научились читать книгу природы так же легко, как это умел делать он сам».
181
Полагаем, что приезд депутации из Москвы в Гатчину для вручения царю образа был связан с днем его рождения 26 февраля и днем тезоименитства 17 марта. Приведенные выше записки Александра III являются уникальным явлением в истории охраны российских самодержцев, ибо никто из них (ни до него и, тем более, после него) не высказывался так подробно по этой для многих из них крайне нелюбимой и неприятной теме.
182
Нам удалось установить, что саркастически прозвучавшее в устах Александра III слово «мушар» было русской калькой с французского «mouchard», что означает «шпик», «соглядатай». Оно происходит от слова «mouch» — муха и, очевидно, ассоциировалось с назойливыми, как мухи, «шпиками».
183
Во время первой поездки царской четы в 1882 году на Промышленную выставку в Москву железную дорогу, по которой следовал царский поезд от столицы до Москвы, охраняло 30 тысяч солдат. Все улицы, по которым двигался царский кортеж, были оцеплены плотными рядами войск. Все дома на этих улицах заранее проверялись полицией, а их владельцы давали письменные обязательства, что их жильцы не будут высовываться из окон и смотреть на проезжающего мимо царя. А. С. Суворин с иронией отмечал в своем дневнике: «„Зашейные“ билеты! Такие билеты выдавались во время коронации, без них никуда не пускали. Эти билеты выдумал один из членов дружины при Воронцове-Дашкове, какой-то морской офицер. Так и говорил: „Зашейные билеты“».
184
В городе Котке установлена памятная доска с надписью: «Строитель мира Александр III в 1888–1894 годах вкушал здесь покой и отдохновение, окруженный заботой верного ему народа». Она до сих пор цела и сохранила следы пуль, выпущенных в нее во время Гражданской войны.
185
«И водку!» — добавим мы с не меньшим пиететом.
186
Официальный портрет генерала Черевина при ленте, всех орденах и регалиях опубликован на 46-й странице изданной в Париже до революции кадетом В. П. Обнинским «разоблачительной» книги о династии Романовых под названием «Последний самодержец».
187
А. С. Суворин по этому поводу в своем дневнике в 1893 году писал: «Наследник посещает Кшесинскую и вы… ее. Она живет у родителей, которые устраняются и притворяются, что ничего не знают. Он ездит к ним, даже не нанимает ей квартиры и ругает родителя, который держит его ребенком, хотя ему 25 лет. Очень неразговорчив, вообще сер, пьет коньяк и сидит у Кшесинских по 5–6 часов, так что очень скучает и жалуется на скуку».
188
Свидетельство А. Е. Богданович — единственное в своем роде, которое ставит под сомнение устойчивую и незыблемую репутацию Александра III как безукоризненного семьянина и верного супруга. Вместе с тем единственным реальным источником подобного рода интимной информации мог быть, как мы уже видели на примере Ф. Ф. Трепова и В. В. Валя, именно петербургский градоначальник, который, наряду с личной охраной, обеспечивал безопасность императора во время его поездок по Петербургу. Как знать, не были ли «левые» похождения царя одной из причин, побудившей его обрушиться с гневными филиппиками в адрес градоначальников столицы, о которых мы писали выше? Ведь в их способности сохранять в непроницаемой тайне такого рода интимные секреты царь не мог быть до конца уверен.
189
В своих юдофобских настроениях, широко распространенных среди правящей дворцовой элиты в царствование Александра III, генерал Черевин был отнюдь не одинок. И здесь он в чем-то копировал императора, который, по определению О. Барковец и А. Крылова-Толстиковича, «не был воинствующим антисемитом или юдофобом». В основе юдофобских взглядов императора, как истинного христианина, лежало широко распространенное в русском православном обществе мнение о евреях как о «врагах Господа моего Иисуса Христа». Недаром, как об этом пишет советский историк П. А. Зайончковский, император начертал на письме богатого петербургского банкира и золотопромышленника, барона Г. О. Гинзбурга (1833–1909), ходатайствующего об улучшении положения евреев в России, следующую резолюцию: «Если судьба их и печальна, то она предназначена Евангелием». 11 мая 1881 года генеральша Богданович записывает в своем дневнике: «Государь принимал сегодня депутацию евреев, сказал им, что они также отчасти виноваты, что их бьют, что они эксплуатируют население…»
190
Карл Гогенлоэ (Хоэнлоэ) — канцлер Германии и прусский министр-президент (1894–1900), владел большими поместьями в Польше.
191
Имеется в виду дело о снятии опеки с состояния П. П. Дервиза-старшего, крупного финансиста и основателя многих коммерческих предприятий, которое как раз в это время рассматривалось в суде.
192
Сотрудничавший в «Колоколе» Герцена диссидент-аристократ П. В. Долгоруков, на котором лежало тяжкое подозрение в авторстве пасквиля, погубившего А. С. Пушкина, в своей изданной в эмиграции книге «Петербургские очерки» писал: «Его Величество наследовал от своих отца и деда тугость на пищеварение и в бытность свою на Кавказе в 1850 году, попробовав курить кальян, заметил, что кальян много способствует его пищеварению. Итак, Его Величество, воссев, где подобает, начинает курить кальян и курит, доколе занятие это не увенчается полным успехом. Перед Государем поставлены огромные ширмы, и за этими ширмами собираются лица, удостоенные, по особой царской милости, высокой чести разговором своим забавлять Государя во время куренья кальяна и совершения прочего… Лица эти получили в Петербурге прозвание „кальянщиков“… Между ними особенным искусством рассказывать и смешить Государя отличаются Александр Адлерберг и генерал-адъютант Огарев».
193
Вне всяких сомнений, Витте не мог ничего знать о существовании «Т. А. С. Л.», и поэтому описанный им ритуал приема в «Священную дружину» воспринял как мгновенную реализацию высказанного им в письме проекта (с момента его написания и до приезда в Петербург прошли считаные дни). Надо помнить: природной скромностью и застенчивостью граф никогда не страдал, о чем может судить каждый, прочитавший его «Воспоминания». Графине Клейнмихель он уже утверждает, что Александр III, ознакомившись с его письмом, «…открыл… письмо своему брату Великому Князю Владимиру, начальнику Петербургского военного округа, с предписанием испытать и разработать мой проект». В новом варианте Шувалов принимал его уже не один, а вместе с великим князем Владимиром Александровичем, начальником Генерального штаба, генералом, князем Щербатовым и кавалергардом ротмистром Панчулидзевым: «Меня приняли очень сердечно. Чествовали меня за мою гениальную идею и сообщили мне, что мой проект разрешен и составлен уже отдел (из 10 человек), что члены будут вербоваться как в России, так и за границей. Яне мог себе представить в то время, когда я писал моему дяде мое школьническое письмо, что оно могло дать результат такого государственного значения».
