Скрипка Льва - Хелена Аттли
МУЗЫКА НАСТРОЕНИЯ
Жития церковных скрипок и их музыкантов
Какой была жизнь скрипки в церковном оркестре? Когда я задумалась об этом, мне внезапно вспомнился странный случай, произошедший в Падуе много лет назад. Было жаркое утро, и туристические автобусы, как обычно, медленно пробирались по переулкам, высаживая пассажиров везде, где могли ускользнуть от внимания дорожной полиции. Оказавшись на тротуаре, туристы небольшими группами направлялись к площади перед базиликой Сан-Антонио. Утреннее солнце согревало улицы, а на площади уже собрались шумные толпы у киосков, где лик Святого Антония успешно распродавался в виде магнитиков для холодильника и открыток. Повернувшись спиной к площади, я толкнула дверь базилики. До сих пор помню момент, когда дверь закрылась, и прохладная тишина накрыла меня. Я вошла внутрь, чтобы укрыться от толпы, но быстро поняла, что в огромной, насыщенной запахом ладана тишине уже находились сотни людей. Они выстроились в очередь, извивавшуюся по всему зданию, и достаточно было одного взгляда, чтобы понять, что нет никакой возможности как-то обойти её.
Когда я оглядываюсь назад, на годы посещений многих и многих церквей в Италии, я понимаю, что меня всегда тянуло присоединиться к очередям в них, даже когда я не знала, где они заканчиваются, и что случай в Падуе не был первым, что закончился серьезными неприятностями. За много лет до этого я случайно зашла в боковую часовню Сан-Марко в Венеции, стремясь найти уединенное место, чтобы поплакать о какой-то безответной подростковой страсти. Там тоже была очередь, и я помню, как присоединилась к ней почти автоматически, вероятно, шумно шмыгая носом. Мне все еще неудобно рассказывать вам, что случилось, когда я поняла, что участвую в поминальной службе, слушая мессу вместе с близкими родственниками усопшего, и как мне потом удалось избежать общения с семьей покойного. И вот я опять повторила ошибку, заняв место в церковной толпе, как всегда иступленно невежественной. И через полчаса послушания я обнаружила, что меня поджидало: я оказалась первой в очереди, чтобы поцеловать язык Святого Антония. Все это стало мне более понятным позже, когда я узнала, что святой Антоний был непревзойденным проповедником, умершим в 1231 году. Первоначально он был похоронен в скромной местной церкви в Падуе, но тридцать лет спустя, как только строительство новой базилики было завершено, его перезахоронили на новом месте. Именно тогда явилось чудо, ибо тело его, как и ожидалось, разложилось, но язык, произносивший эти волшебные проповеди, был таким же розовым и влажным, как и при жизни. В конце концов время естественным образом сказалось на предмете в форме языка под стеклянным куполом реликвария, сделав его желтовато-коричневым и зубчатым по краям, так что он выглядел как комок глины в пышном окружении золота.
И вот подходила уже моя очередь, и счет пошел за секунды. Я могла бы преклонить колени и склонить голову, чтобы поцеловать этот священный объект, как и все остальные, но вместо этого я прошла мимо, а затем выскочила за дверь, чтобы вернуться в современный мир. Оглядываясь назад, я жалею, что не запечатлела на стекле реликвария свой поцелуй среди множества других поцелуев сомнительной чистоты: в этот момент встретились бы настоящее и прошлое, как это произошло с каждым, чей поцелуй позволил преодолеть 750-летний промежуток между жизнью святого Антония и их собственным существованием. Хотя мой поцелуй, правда, не был бы предназначен Святому Антонию. Точно так же можно сказать, что некая высшая связь с прошлым сделала и скрипки центром религиозного действа и дала им возможность изменить окружающий мир.
Музыка скрипки Льва в церковном оркестре была бы всего лишь одной из составляющих в огромном, богатом, красочном, летургическом ритуале поклонения, в представлении, которое воздействовало на все пять чувств верующих потоком звуков, образов и ароматов, прекрасных форм и завораживающих цветов, неповторимых вкусов и ощущений. Поклонение в Италии преобрело форму именно такого сопереживания, сопереживания всей сущностью верующих со времен средневековья, когда вместо того, чтобы рассматриваться мешающими возвышенному духу чувства были наделены религиозным значением и воспринимались как инструменты осознания абстрактных духовных концепций, описывающих духовный опыт и способствующих постижению божественного. Можно было бы ожидать, что роль чувств уменьшилась к тому времени, когда скрипка Льва была передана в аренду церкви в начале восемнадцатого века, когда философы-просветители по всей Европе формировали более рациональный и научный подход к жизни. Однако в начале восемнадцатого века в Италии время, казалось, остановилось, и, как выразился историк Джулиано Прокаччи, даже Рим с его классическими руинами и толпами священников и нищих, «казалось, олицетворял полную противоположность всему, что должно было присутствовать в «цивилизованном» обществе в соответствии с идеалами просвещенного восемнадцатого века»[23]. Если даже Ватикан и Папская область так сильно отстали от времени, то не удивительно, что церкви на всем итальянском полуострове были невосприимчивы к изменениям, их старомодный чувственный стиль служения не поддавался никаким новациям «неудобоваримых» новых философий.
Единственный способ для церкви заставить чувства паствы работать на религиозное поклонение – это использование материальных предметов, поэтому не имело значения, принадлежала ли скрипка скромному ансамблю небольшого прихода или оркестру огромного монастырского учреждения - она всегда была частью большого набора предметов. Конечно, в оркестре было много других инструментов, но все они жили рядом с драгоценной и красивой утварью, используемой во время богослужений и других церковных ритуалов, окружены дорогими тканями, покрывавшими алтарь, и ризами священников, а также картинами, скульптурами, мозаиками, библиями и молитвенниками, церковной мебелью. Чарльз Диккенс посетил Сан-Марко в середине девятнадцатого века, но его описание интерьера вполне соответствует сегодняшнему убранству. Он оказался в базилике со старинной мозаикой, украшенной золотом, наполненной благовониями и затуманенной дымом ладана; перед ним были сокровища из драгоценных камней и металлов, сверкающие сквозь железные прутья; раки с мощами святых; радужные переливы света, проникающего сквозь витражи из цветного стекла; полумрак, скрывающий резное дерево и цветной мрамор; загадочную высоту купола; сияние серебряных лампад и мигающих свечей - мир нереальный, фантастически торжественный, немыслимый во всем»[24]. Подобное сознательное манипулирование ощущениями всегда широко использовалось Церковью, а во время Контрреформации она сделала это заботой общины, возлагая на каждого прихожанина личную ответственность за демонстрацию своих собственных проявлений преданности. Это заставляло прихожан покупать такие материальные атрибуты, как четки, реликвии, молитвенники, изображения святых и распятия, которые, как считалось, помогали им молиться. Говорят, что, однажды соблазнившись на такие
