Экономика СССР в период с 1921 по 1929 годы. Деньги и Вторая мировая война. После Второй мировой войны: экономика ФРГ, Англии, Франции, США, Латинской Америки, Китая, Японии и Восточной Европы [ - Коллектив авторов -- История
В России в этот период острая борьба между двумя путями развития аграрного капитализма – «прусским» и «американским». Первый характеризовался установлением в системе аграрного строя господства крупного, помещичьего по своему происхождению, землевладения. Оно базируется на применении в производстве машин, наемного труда и отличается достаточно высоким уровнем агрокультуры и организации ведения хозяйства, что обеспечивает его высокую товарность и господство на рынке. Такой тип хозяйства был представлен в Прибалтийском, Литовско-Белорусском и Юго-Западном регионах. Классический «американский» тип подразумевает существование работающего на рынок фермера, имеющего землю в частной собственности и ведущего хозяйство с применением машин и наемного труда. Ему лишь отчасти соответствовало хозяйство русского крестьянина в Новороссии и Сибири.
В целом в начале XX в. Россия была страной со средним уровнем развития капитализма, интенсивно перерастающего в монополистическую фазу. В это время в России насчитывалось несколько десятков трестов, концернов и других типов монополистических объединений[35]. По степени концентрации производства Россия накануне Первой мировой войны вышла на 1-е место. В 1914 г. на предприятиях с числом рабочих свыше 500 было занято 56,5 % всех рабочих страны[36]. Темпы развития промышленного капитализма в России в пореформенный период были более высокими, чем в странах старого капитализма Западной Европы. И все же, несмотря на относительно быстрые темпы развития промышленности и высокую степень концентрации производства, Россия продолжала оставаться экономически отсталой, в основном аграрной страной, «в которой, – как указывал В. И. Ленин, – новейше-капиталистический империализм оплетен, так сказать, особенно густой сетью отношений докапиталистических»[37].
Русские банки были не в состоянии удовлетворить финансовые потребности развивающейся промышленности и экономики в целом. Поэтому царское правительство охотно привлекало иностранный капитал.
Иностранная доля общегосударственного долга русского царизма накануне Первой мировой войны значительно превосходила все иностранные капиталовложения в экономику страны[38]. Первым ростовщиком царизма и экспортером капиталов была Франция. Крупные капиталовложения французских банков стали направляться в Россию начиная с середины 1870-х годов. Они быстро проникли в угольную, нефтяную, горнодобывающую промышленность, пошли по широкому пути в виде государственных займов. На втором месте по капиталовложениям в России находилась Англия. Англичане вкладывали свои капиталы главным образом в русскую промышленность. Например, в нефтяную промышленность перед войной английские капиталисты вложили 134,6 млн руб., что составляло немногим более трети всего акционерного капитала этой отрасли и около 43 % заграничных вложений в нее[39]. По совокупности Россия стала слабейшим звеном в цепи империализма, наиболее созревшим для социалистической революции.
Ленин выявил жесткую зависимость между империалистической политикой и возникновением современных войн. Особая агрессивность монопо-диетического капитала в борьбе за раздел и передел мира в первую очередь вызвана крайне неравномерным развитием капиталистических стран, соотношение сил между которыми находится в постоянной динамике, выдвигая вперед те или иные государства. Государства, позже других вступившие на путь капиталистического развития, к числу которых Соединенные Штаты Америки, Германия и Япония, к концу XIX – началу XX в. сумели занять среди них лидирующие позицию. Они настойчиво стремились к переделу уже поделенного мира, к овладению новыми рынками сбыта и сферами влияния. Это вызвало резкое обострение напряженности в международной обстановке. С началом эпохи империализма, как отмечал В. И. Ленин, сравнительно спокойная и плавная полоса мировой истории становится «гораздо более порывистой, скачкообразной, катастрофичной, конфликтной»[40]. Конец XIX – начало XX в. ознаменовались первыми войнами новой империалистической эпохи, основной задачей которых являлся передел мира. В результате Испано-американской войны 1898 г. США отняли у Испании ее колонии – Кубу, Пуэрто-Рико и Филиппины. Затем последовала Англо-бурская война 1899–1902 гг. и Русско-японская война 1904–1905 гг. Борьба за передел мира резко обострила противоречия между империалистическими государствами, которые могли быть разрешены только «ценою всемирной войны»[41].
«При капитализме, – писал В. И. Ленин, – немыслимо иное основание для раздела сфер влияния, интересов, колоний и пр., кроме как учет силы участников дележа, силы общеэкономической, финансовой, военной и т. д.
А сила изменяется неодинаково у этих участников дележа, ибо равномерного развития отдельных стран при капитализме быть не может»[42]. Для устранения несоответствия между развитием производительных сил и накоплением капитала, с одной стороны, и разделом колоний и сфер влияния для финансового капитала, с другой – не могло на почве капитализма быть иного средства, кроме войны[43].
Английский экономист Дж. Гобсон в работе с одноименным названием «Империализм» (1902 г.) также обратил внимание на специфическую природу современного империализма, особую роль в ней финансового капитала, который ради получения сверхприбылей стал одним из главных адвокатов в проведении экспансионистской политики. Своеобразие политики империализма, по Гобсону, заключается в том, что оно склонно принимать форму активной территориальной экспансии, отвечающей интересам узкой группы магнатов, а не объективным потребностям политико-экономического развития страны. Рассматривая подобную политику как своего рода «социальную патологию»[44], Гобсон выявил существенные различия между современным империализмом и предшествующей эпохой колониализма.
В отличие от колониализма, выполняющего в том числе цивилизаторскую роль (колонисты несли с собой не только «меч», но и некоторые достижения материальной и духовной культуры), империализму присущ качественно иной характер. Он выражается в захвате или установлении контроля над новыми территориями, где «ничтожное меньшинство белых людей – чиновников, торговцев и промышленников – осуществляют свою политическую и экономическую власть над громадными ордами людей, рассматриваемых как низшая раса, неспособная пользоваться какими-либо реальными правами самоуправления в области политики или индустрии»[45]. Движущей силой империализма, по Гобсону, являются банки: «Богатство банкирских домов, размах их операций и их космополитическая организация делают их первыми и решительными сторонниками империалистической политики». При этом банки, «обладая самой большой ставкой в деле империализма и обширнейшими средствами, могут навязать свою волю международной политике»[46]. Гобсон в связи с этим подчеркивал: «Если частные интересы владельцев капитала могут столкнуться с общественными и привести к гибельной политике, то еще большую опасность представляют специфические интересы финансиста, главного дельца по размещению капиталов. Станет ли кто-нибудь утверждать серьезно, что европейские державы могут предпринимать большие войны или размещать крупные государственные займы без согласия банкирского дома Ротшильда или его союзников?»[47]
В свою очередь, Р. Гильфердинг, экономист и один из лидеров австро-германской социал-демократии, акцентировал внимание на то, что процесс монополизации постепенно охватывает сферу не только внутри-, но и межгосударственных отношений. Подобно тому как мелкие предприятия поглощаются монополиями, малые государства подпадают под влияние более крупных: «Дипломатия непосредственно состоит здесь на службе капитала, ищущего применения. Но пока мелкие государства еще не прочно «прибраны к рукам», они превращаются в арену необузданной конкуренции иностранного капитала. И здесь исход стараются решить политическими мерами. Политическая власть приобретает, таким образом, решающее значение в конкурентной
