История человеческих жертвоприношений - Ивик Олег
Ревнивая Кибела погубила соперницу, а на Аттиса наслала безумие, и он стал сам наносить себе раны острым камнем.
Он голосит: «Поделом! Искуплю я вину мою кровью! Пусть погибают мои члены: они мне враги! Пусть погибают!» Вскричал и от бремени пах облегчает, И не осталося вдруг знаков мужских у него. Это безумство вошло в обычай, и дряблые слуги, Пряди волос растрепав, тело калечат себе…Впрочем, к чести как хеттов и фригийцев, так и самой Великой Матери — Кибелы — эти жертвенные оскопления были добровольными.
Финикийцы
На территории Ханаана (древнейшее название Палестины и соседних районов Сирии и Финикии) человеческие жертвоприношения были распространены, вероятно, не более чем по всему остальному древнему миру, но ужас потомков (а в значительной мере и современников) вызывал тот факт, что в жертву здесь очень часто приносили детей, причем не рабов и не пленников, а своих собственных. Впрочем, этот обычай тоже не был уникальным, но в финикийских городах он продержался до того времени, когда остальная Ойкумена давно от него отказалась.
Одним из крупнейших и древнейших городов Сирии была Катна. В середине четырнадцатого века до н. э. она была уничтожена хеттами; завоеватели сожгли царский дворец и храм, составлявшие единый архитектурный комплекс. Рухнувшие развалины надежно законсервировали для археологов подземные склепы и фундаменты. А под этими фундаментами исследователи обнаружили в специальных кувшинах жертвенные погребения детей в возрасте от двух месяцев до трех лет.
Впрочем, использование детей в качестве строительных жертв было достаточно широко распространено у многих народов. Но помимо этого у жителей Ханаана существовал еще один страшный обычай — принесение в жертву своих первенцев — их «всесожжение». Практиковался он, например, в Угарите — древнем городе-государстве, существовавшем на севере будущей Финикии в третьем — втором тысячелетиях до н. э. Сохранилась молитва, которую угаритцы возносили к своему богу Балу (он же Баал):
Когда осаждает сильный ворота ваши, витязь — стены ваши, глаза ваши к Балу поднимите: О Балу! Так! Прогони сильного от ворот наших, витязя — от стен наших! Тельца, о Балу, мы посвятим, посвящение по обету, Балу, мы выполним. Первородного, Балу, мы дадим! Добычу, Балу, мы дадим! Пиршество, Балу, мы устроим! К святыне, Балу, мы поднимемся, по дороге к храму, Балу, мы пойдем! И услышит Балу молитвы ваши, прогонит сильного от ворот ваших, витязя — от стен ваших.Корни этого обычая — приносить в жертву именно первенцев — вызывают споры среди исследователей. Ведь у большинства народов первенец, как правило, считается привилегированным ребенком и наследником. Возможно, древние жители Угарита пытались смягчить своих кровожадных богов, отдавая им самое ценное, что у них было. Впрочем, есть и другая точка зрения. Дело в том, что религия и мировоззрение семитских народов, населявших эти края, были достаточно тесно связаны с шумеро-аккадской религией и мировоззрением. А у тех была своя точка зрения на ценность первенцев. Сохранилась аккадская поэма, записанная в одиннадцатом веке до н. э. вавилонским жрецом-заклинателем Эсагилкини-уббибом (она носит условное название «Вавилонская теодицея»). В ней говорится, в частности, о том, что богиня-мать Аруру создала первенцев менее жизнеспособными, чем младших детей:
Творение рук Аруру все существа живые — Отпрыск их первый у всех не ладен: Первый теленок мал у коровы, Приплод ее поздний — двое больше; Первый ребенок дурачком родится, Второму прозванье — сильный, смелый. Видят, да не поймут божью премудрость люди! Перевод И. С. Клочкова.Греческий историк Филон Библский, ссылаясь на не дошедшую до наших дней книгу финикийца Санхунйатона Беритянина, описывает происхождение обычая детских жертвоприношений. Филон придерживался учения Эвгемера, считавшего, что прообразами языческих богов были реально существовавшие люди. Он пишет:
«У древних был обычай, по которому во время великих несчастий от опасностей властители городов или народа отдавали свое любимое дитя на заклание карателям-богам — в качестве искупления, вместо всеобщей гибели. Отданные на заклание убивались во время мистерий. Так, Крон, которого финикияне называют Элом и который царствовал над страною, а потом, после своей смерти, был обожествлен под видом священной звезды Крона, имел от туземной нимфы, называемой Анобрет, единственного сына, — его поэтому назвали Йехуд, так как еще и теперь у финикийцев это слово означает „единородный“, — его Крон, когда на страну обрушились величайшие несчастия вследствие войны, украсив царским нарядом и соорудив жертвенник, принес в жертву».
В другом отрывке Филон говорит: «Когда же случилась губительная моровая язва, Крон приносит в жертву отцу своему Урану единородного своего сына». Таким образом, согласно Филону, обычай детских жертвоприношений был освящен божественным почином. Филон отождествляет Эла (Илу) с Кроном и считает, что жертвы приносились его отцу Урану. Более традиционным считалось принесение жертв Балу (Ваалу, Баалу), который тоже отождествлялся с Кроном, а иногда — с Зевсом. А в культе карфагенян ведущую роль играл Баал-Хаммон («хозяин-жаровик»), олицетворение солнца, которого в римское время почему-то отождествляли с Сатурном.
Позднее возникла версия еще об одном божестве — Молохе. О нем говорится в Библии, причем Молох назван здесь «мерзостью Аммонитской», ему строятся капища и приносятся жертвы. Однако реальных следов кровожадного Молоха ученые не нашли; есть основания думать, что он появился на свет в результате ошибки переводчиков. Отечественный историк, профессор Новгородского университета Ю. Циркин, в своей книге «Карфаген и его культура» пишет: «…жертвоприношение, как полагают многие современные исследователи, называлось „молк“ (или „молек“). Это слово встречается в Библии. Неправильно понятое, оно послужило поводом для сконструирования несуществовавшего у финикийцев бога Молоха, пожирающего человеческие жизни». Версия эта, впервые выдвинутая немецким семитологом О. Эйсфельдтом, давно признана ученым миром, о ней говорится, в частности, и в солиднейшей энциклопедии «Мифы народов мира», написанной ведущими российскими учеными. Но это не мешает Молоху совершать победное шествие по множеству не только художественных, но и научно-популярных книг и словарей и даже иметь свои традиционные изображения.
Впрочем, как бы ни звали кровожадных ханаанских богов, требующих от своих последователей человеческих жертв, жертвы эти приносились. Детей сжигали в так называемых «тофетах» — небольших святилищах, вокруг которых простирались своего рода кладбища, здесь останки детей, помещенные в глиняные сосуды, зарывали в землю и над каждым ставили посвятительный камень с обращением к божеству, которому была принесена жертва. Но были и жертвоприношения другого рода. Сохранились египетские барельефы, на которых изображены сцены осады сиро-ханаанских городов. Их жители, совершая какой-то религиозный обряд, стоят над стеной и держат детей с вероятным намерением бросить их вниз. Это можно видеть, например, в храме Амона в Карнаке, где показано взятие южноханаа-нейского города Ашкелона в тринадцатом веке до н. э. Впрочем, поскольку это подозреваемое намерение на большинстве рельефов так и осталось неосуществленным (кроме, возможно, рельефа храма Бейт эль-Вали), исследователи не пришли к окончательному выводу о том, какой же обряд в действительности происходил на городских стенах.
