Артур Конан-Дойль - Торговый дом Гердлстон
В ответ на звонок в комнату вошла неряшливая служанка в стоптанных башмаках и, получив заказ вместе со всем объединенным капиталом двух приятелей, вскоре вернулась с пенящимися пинтовыми кружками. Покуривая папиросу, майор погрузился в какие-то размышления - по-видимому, неприятные, потому что лицо его посуровело, а брови сдвинулись. Наконец он выругался и сказал:
- Черт побери, Баумсер! Этот щенок Гердлстон доводит меня до белого каления. Придется мне с ним раззнакомиться. Это такая бездушная, черствая, расчетливая скотина, что... - Окончание этой фразы утонуло в пивной кружке майора.
- Так для чего же вы сделали его своим другом?
- Да видите ли, - признался старый воин, - мне показалось, что раз уж он хочет спускать свои деньги за картами и другими такими же развлечениями, так Тобиас Клаттербек может ими попользоваться не хуже другого. Да только он хитер, как сотня обезьян. Играет осторожно и по маленькой, а уж своего никогда не упустит. Черт подери! Пожалуй, мне от этого знакомства одни убытки. А уж репутация моя от него наверняка пострадала, тут сомнений нет.
- А чем он такой плохой?
- Чем! Когда он старается быть приятным, это получается неестественно, а когда он ведет себя естественно, то становится весьма неприятным. Я себя за святого не выдаю. Я жил весело, да и в будущем, надеюсь, поживу не хуже, но есть вещи, до которых я не унижусь. Если я и живу на карточные выигрыши, так играю-то я честно! И расчет у меня один - на свое умение, а оно меня не подводит, если взять итоги не за один вечер, а за весь год. И пусть на бильярде я не всегда играю так, как мог бы: это называется стратегией. Незачем показывать всем и каждому, какого ранга ты игрок. Нет, я соломинки в чужом глазу не считаю, но этот молодчик мне не нравится, и его красивая наглая физиономия мне тоже не нравится. Я всю жизнь разгадываю характер людей по их лицам и ошибаюсь, надо сказать, редко!
Фон Баумсер ничего не ответил, и некоторое время приятели молча курили, иногда прикладываясь к своим кружкам.
- А в обществе он меня только компрометирует, - вновь заговорил майор. - Если бы он хоть умел молчать, так еще ничего бы, но из него так и лезет торгаш. Попади он в рай, так сразу открыл бы там прокатную контору с арфами и венками. Я вам рассказывал, что сказал мне в клубе высокородный Джек Гиббс? Черт, он говорил без всяких экивоков! "Милый мой, - сказал он, против вас я ничего не имею. В конце-то концов вы человек нашего круга, но если вы когда-нибудь еще познакомите со мной субъекта вроде этого, то в дальнейшем я перестану кланяться не только с ним, но и с вами". А я познакомил их, чтобы привести этого мерзавца в хорошее расположение духа, рассчитывая произвести у него маленький заем, что было бы, как вам известно, весьма желательно.
- Как, вы сказали, его фамилия? - вдруг спросил фон Баумсер.
- Гердлстон.
- Его отец кауфман?
- Что это еще за кауфман, черт подери? - с досадой осведомился майор. - Может быть, торговец?
- А, да! Торговец. Тот, кто торгует с Африкой?
- Он самый.
Фон Баумсер извлек из внутреннего кармана объемистую записную книжку и принялся проглядывать длинный список каких-то фамилий.
- Да-да, верно! - воскликнул он наконец с торжеством и, захлопнув книжку, вновь положил ее в карман. - "Гердлстон и К°", кауф... то есть торговцы, ведущие торговлю с Африкой, Фенчерч-стрит, Сити.
- Все так.
- И вы говорите, что они богаты?
- Да.
- Очень богаты?
- Да. - Майору начало казаться, что его приятель злоупотребил в его отсутствие каким-то горячительным напитком: на его лице заиграла загадочная улыбка, а рыжая борода и спутанная шевелюра, казалось, дыбились от снедавшего его возбуждения.
- Очень богаты! Хо-хо! Очень богаты! - И немец расхохотался. - Я их знаю. Не как друзей, избави бог! Но я их знаю и все их дела.
- К чему вы клоните? Объясните! Ну объясните же!
- Я вам скажу, - ответил немец, вдруг обретая глубокую серьезность и взмахами руки подчеркивая каждое произносимое им слово. - Три-четыре месяца, но только не больше года, и фирма "Гердлстон" больше не будет существовать. Они прогнили, еле стоят - фу-у-у! - И он подул на воображаемую пушинку, чтобы показать всю непрочность этой фирмы.
- Вы с ума сошли, Баумсер! - воскликнул майор. - Да ведь у них безупречная репутация. В Сити они слывут солиднейшим предприятием.
- Не спорю, не спорю, - невозмутимо ответил немец. - Только я знаю, что знаю, и говорю, что говорю.
- А откуда вы это знаете? Неужто вы станете утверждать, будто вам известно больше, чем биржевым воротилам и фирмам, которые ведут с ними дела?
- Я знаю, что знаю, и говорю, что говорю, - повторил немец. - Этот табачник Бергер есть мошенник. В этой жестянке табака - треть одна вода. Только и делает, что гаснет.
- Так вы не скажете мне, где вы слышали, что Гердлстоны на краю разорения?
- Вам это не объяснит ничего. Достаточно, что мои слова - это верно. Скажем только, что имеются люди, которые должны говорить другим людям все, что они знают, о чем бы они ни знали.
- Теперь вас и вовсе понять невозможно, - проворчал старый воин. Наверное, вы имеете в виду, что всякие там тайные общества и социалисты сообщают друг дружке все свои новости, располагая к тому же особыми способами получать тайные сведения?
- Может быть, так, а может быть, не так, - ответил немец все тем же торжественным тоном. - Я подумал, мой добрый друг Клаттербек, что я вам, как бы то ни было, предоставлю, как это у вас говорится, первоисточные сведения. Всегда полезно иметь первоисточные сведения.
- Спасибо, мой милый! - весело сказал майор. - Ну, если дела фирмы плохи, этот молодчик либо ничего не знает, либо он прирожденный актер, каких свет еще не видывал... Черт побери! Звонят к ужину; поторопимся, не то весь хлеб с маслом уже съедят.
Миссис Робинс кормила своих жильцов ужином, взимая за это довольно незначительную сумму с головы. Однако хлеб с маслом подавался к столу в весьма ограниченных количествах, и опоздавшие видели перед собой лишь пустое блюдо. Наши приятели придавали этому обстоятельству столь существенное значение, что, отложив на время обсуждение гердлстоновской фирмы, торопливо спустились в обеденный зал.
ГЛАВА XI
СТАРШИЙ И МЛАДШИЙ
Хотя в коммерческих кругах никто ничего не подозревал, все же пророчества фон Баумсера, касавшиеся судьбы прославленного торгового дома "Гердлстон", имели некоторые основания. Последнее время положение фирмы стало весьма шатким. Если же зоркий глаз майора Тобиаса Клаттербека не сумел подметить ничего странного в манере и поведении младшего партнера, то объяснялось это полной неосведомленностью Эзры относительно нависшей над ним угрозы. Он искренне считал, что их предприятие процветает и преуспевает, как в год смерти Джона Харстона. Роковой секрет был надежно укрыт в груди его сурового отца, который, подобно спартанскому мальчику, спрятавшему под одеждой лисицу, ни словом, ни жестом не выдавал тревоги, грызшей его сердце. Зная, что надвигается разорение, Гердлстон отчаянно боролся, пытаясь предотвратить его, но действовал хладнокровно и осторожно, используя все средства. Но больше всего он старался - и старания его увенчались успехом - помешать тому, чтобы в Сити узнали о критическом положении фирмы. Старый коммерсант прекрасно понимал, что стоит возникнуть неблагоприятным слухам, и его уже ничто не спасет. Говорят, раненого бизона добивает его же стадо, и точно так же попавший в тяжелое положение делец должен оставить всякую надежду на спасение, если это станет известно его собратьям. Однако до сих пор, несмотря на то, что фон Баумсер и несколько других таких же изгнанников без роду и племени каким-то образом проведали об истинном положении дел, в коммерческих кругах имя Гердлстона по-прежнему оставалось символом деловой честности и солидарности. В конторе на Фенчерч-стрит, казалось, заключалось гораздо больше сделок, а жизнь в особняке на Эклстон-сквере обставлялась еще большей роскошью, чем в прежние дни. И только суровый, молчаливый глава фирмы знал, как обманчив этот блеск и какую бездну он скрывает.
На краю банкротства они оказались по многим причинам. Фирму постигло несколько значительных неудач, часть которых была известна всем, а остальные - лишь старшему Гердлстону. Несчастья, известные миру принимались с таким глубочайшим стоицизмом и бодростью, что они скорее даже упрочили репутацию торгового дома. Но неизвестные беды были гораздо серьезнее, и переносить их было значительно тяжелее.
Теперь западное побережье Африки регулярно посещали многие прекрасные суда из Ливерпуля и Гамбурга, и в результате конкуренции фрахтовые цены снизились до минимального уровня. Там, где прежде Гердлстоны были чуть ли не монополистами, в последние годы у них появилось множество соперников. Да и местные жители за это время кое-чему научились и начали разбираться в делах, так что о прежних колоссальных прибылях не могло быть и речи. Те дни, когда кремневые ружья и манчестерские ситцы можно было обменивать по весу на слоновую кость и золотой песок, безвозвратно ушли в прошлое.
