А. Лысев - Ложь от советского информбюро
19 и 20 апреля немцы наступают. Открыли по нам усиленную орудийную стрельбу. Канонада идет день и ночь. Пустили 400 танков и 200 бронетраспортеров, но все их атаки отбиты. Наши на плацдарм подтянули много артиллерии. Пушки занимали все свободные места. На каждой полянке рядами почти вплотную стояли наши орудия. Снаряды из Сланцев возили день и ночь по двадцатикилометровому настилу на грузовых машинах к реке Нарве. Берег реки около моста был превращен в большой склад без крышй. При появлении немецких самолетов дымовая завеса прикрывала все ящики со снарядами. На плацдарм пришли танки и «катюши». Возможность переездов с одного места на другое, более удобное, была ограничена. Большая насыщенность разного рода войск на таком небольшом клочке территории не позволяла выбирать безопасные места. Я видел недалеко от дороги мелкий лес и в нем стояла сгоревшая «катюша».
От Советского Информбюро
24 апреля 1944 года
На фронтах существенных изменений не произошло.
25 апреля получил письмо от бойца нашего взвода Ильи Луппова. «Добрый день, Василий Васильевич! Счел долгом сообщить Вам как хорошему товарищу по службе, что я нахожусь в госпитале.
7 марта получил тяжелое сквозное ранение разрывной пулей с переломом кости правого бедра. Лежу в госпитале уже два месяца. Чувствую себя неважно. Находился в Ленинграде, теперь лежу в госпитале вблизи Вологды. Напиши мне о судьбе Макарова и Коновалова. Передай привет Шульгину, Верховскому, Струкову, Бодягину, Харченко и другим. Василий Васильевич, сообщи, пожалуйста, адрес Родина и Шинырева. Луппов Илья Пл.»
Получил письмо от жены брата Анны Семеновны. «Здравствуй, многоуважаемый Василий Васильевич! Деньги твои 250 руб. мы получили, большое спасибо за них. Сообщаю Вам нерадостную весть. На Вашего сына Толю пришло извещение. Вместе прислали его медаль, удостоверение и записную книжку с фотографиями. Он умер от ран и похоронен западнее 200 метров населенного пункта Темнистол Хундач Ленинградской области, могила № 11, ряд второй слева. Аня».
Вот и рухнула моя последняя надежда. Один. Совсем один остался. В горле горе комом. Я так был убежден, так верил, что мы еще встретимся с Толей.
1 мая получил письмо от невестки А. С. Она пишет, что получила нерадостное письмо из части. В нем лейтенант Бобров сообщал о гибели ее мужа, моего брата Дмитрия. Он погиб в Белоруссии в Гомельской области под дёревней Волкошанка. Немецкий снаряд пробил броню танка и угодил ему в грудь.
8 мая обстрела почти нет. Погода хорошая, солнце светит. Сегодня жду оформления в командировку в Ленинград с капитаном Герасимовым и майором Широковым.
9 мая погода замечательная, солнце яркое. Самолеты не появляются, обстрела нет, тишина. Говорили, что немцы отступили за Петровский вал.
10 мая получил открытку от Аси. Поздравляет меня с праздником 1 мая.
13 мая в 5 часов переезжаем в тыл за 7–8 километров по настилу за переправу. Погода стоит хорошая, солнечная. Тихо, обстрелов нет. Ночью на 13 мая была слышна стрельба.
18 мая вечером с Ведерниковым ходил к могиле сына Толи. Над могилой столбик, а к нему приколочена доска и на белом ватмане написаны тушью фамилии схороненных. Среди них мой сын: «младший сержант Чуркин Анатолий Васильевич, второй ряд слева». Эх, Толя, Толя, дорогой мой сыночек, оставил ты меня одного. Как же теперь быть мне, родной мой? Сколько надежд было у нас обоих, что мы еще увидим друг друга, и вот ты ушел от меня. Никогда уж больше, никогда мы не встретимся с тобой. Прощай навсегда, любимый мой, дорогой сыночек. Мы подняли стволы автоматов вверх и, нарушая тишину, над могилой две автоматные очереди прощального салюта подвели зловещую черту безвременно ушедшему из жизни в цветущем возрасте моего сына Толе.
Рассматривая незавидную местность, мелколесье и кустарники совсем недалеко от нас я заметил сидевшую на тонком сучке большую серенькую птичку. Мы с Ведерниковым заторопились обратно и уже сделали несколько шагов, как вдруг раздался свист, щелканье соловья. Озадаченные таким неожиданным разливистым пением в нескольких метрах от нас, мы остановились и стали слушать его волшебные трели. «Путевка в жизнь» мелькнуло в моей голове. Я устремил свой взор в сторону могилы, где во втором ряду слева лежал сын мой, незабвенный Толя, и слезы обильно текли по моим щекам. «На мою на могилку никто не придет, только раннею зарею…», — звучало в моих ушах. В тот же вечер мы вернулись в свою часть.
19 мая в 12 часов выехали в Сланцы. Стоим в лесу. Недалеко река Плюсса. Погода стоит хорошая, солнечная. Около линии железной дороги стоят две больших березы. На одной из них на толстом суку лежала метров пяти длиной изогнутая рельса, взрывом оторвало от шпал и забросило так высоко на этот сук. Рельсу покачивало ветром, но она не падала на землю. Я ее на суку березы заметил еще, когда мы приехали сюда.
20 мая получил письмо из Торжка от Аси. «Здравстбуй, Вася». Твое письмо получила. Тысячу раз спасибо за него. Как была рада. У нас, Вася, уже начали готовиться к экзаменам. Работаем в подсобном хозяйстве, обрабатываем свои участки. Землю копаем лопатами. Сегодня с радостью узнала о взятии нашими войсками Севастополя. Теперь весь Крым освобожден от фашистской нечисти. Вася, пиши, как себя чувствуешь. Береги себя».
24 мая получил письмо от отца. «Здравствуй, дорогой сын Вася! Письмо твое получил, большое спасибо за него, очень рады, что ты жив и здоров. Теперь нам писем ждать не от кого, кроме тебя, и надеяться не на кого. Погода у нас стоит хорошая, сейчас идет яровая. Лошадей мало, всего восемь в бригаде и то все плохие. А раньше было 120 лошадей. Усадебный участок придется копать лопатой. Дрова возили на себе зимой. Я ездил 15 раз. Дров уже немного. Сделал тележку, чтобы дрова возить на себе. Но мне скоро восемьдесят».
26 мая получил письмо от Ильи Луппова. «Здравствуй, Василий Васильевич! Письмо Ваше получил, очень рад ему. Вот уже три месяца я нахожусь в госпитале. Нога не движима, лежать тяжело. Почти по горло в гипсе. Хотя бы поскорее ходить на костылях и выходить самому на улицу. Такая прекрасная сейчас погода, а лежать приходится в помещении. Но ничего, асилий Васильевич, как-нибудь переживем все трудности. Что же поделаешь, раз выпала такая судьба. Очень жаль, что Вы лишились всей семьи и даже последнего сына. Ведь хорошие были ребята. Вот что наделала проклятая война, унесла всю твою семью и моего отца и брата. Но ничего не поделаешь. Будем терпеливо и настойчиво все переживать».
28 мая в ночь на 29 мая в 1.30 поехал в Ленинград в командировку на 8 дней вместе с Козыревым и Климовским. В товарном вагоне было так много народу, как в бочке сельдей. В 4.30 стояли на станции Веймарн.
29 мая в 16.40 приехали в Ленинград на Варшавский вокзал. Живу на улице Пестеля, 27, кв. 54 у двоюродного брата Ст. Дм. Приходил в свой дом, на Рылеева, 6, кв. 1. В коридоре темно. Комната моя заколочена.
2 июня. Послал письмо Асе в Торжок. «Здравствуй, Ася. Я с 29 мая по 5 июня 1944 года в командировке в Ленинграде. Подъезжая к Ленинграду, радовался. Меня тянуло в свой родной город, не был 3 года. Но приехав в него, разочаровался. Настроение с первого же дня придавленное, угнетающее. Тоска грызет. Прямо скажу, Ася, не смогу прожить этих коротких дней отпуска. Пришел в свою квартиру, комната моя забита гвоздями, на дверях наклеена бумажка, печать на ней, но бумажка в створе разорвана. Пошел к двоюродному брату С. Д. на улицу Пестеля, 27, жил у него. Три дня собирался посмотреть свою комнату, но все не мог войти в нее, камень в груди лежит. На четвертый день решился сходить. Выдрал гвозди, вскрыл комнату. Там погром — хозяйничал вор. Костюмы, пальто, ценные вещи украдены. Из шкафов, что похуже — выброшено на пол. Но хищник еще не успел все унести. Внизу шкафа лежали белые в полоску брюки, два фотоаппарата, один из них большой, плоский штык, кинжал и еще кое-какое барахло. Книги с этажерки свалены на пол. Ценные книги — несколько томов справочника Хютте и учебники — утащены. Вор в комнату ходил много раз. Убитый горем, я в то время пропаже вещей не придал никакого значения, а лишь запечатлел все разбросанное на полу, на кроватях, на столе и на стульях. Когда я взял альбом с фотографиями, сразу же все восстановилось в памяти. Вот они, родные мои, смотрели на меня, но молчали. Теперь я их больше никогда не увижу. На душе у меня, Ася, стало так тяжело, я горько заплакал».
5 июня в 23 часа выехали на Балтийский вокзал на товарную станцию. Отправились на Гатчину в 0.30. 7 июня поехали в Сланцы: наша дивизия ушла по шоссе на Кингисепп, 25 км от Сланцев. Климовский пошел в 88 АП, за деревню Большие Поля, а я иду в Гостицы за 3,5 км в штаб 59 армии[25] и дальше — за 11 км в деревню Полоса.
