Коллектив авторов - Великая Отечественная – известная и неизвестная: историческая память и современность
В отечественной историографии изучение проблем коллаборационизма стало возможным, главным образом, после «перестройки». Причиной этого были идеологические табу советских времен, недоступность западных работ по этой теме, слабая изученность остававшихся секретными трофейных немецких документов и материалов советских спецслужб.
В настоящее время коллаборационизму в СССР посвящена обширная отечественная и зарубежная литература[140], включающая исследования, публикации источников, научно-популярные издания и сайты в сети Интернет. Особенно много работ вышло за последние 20 лет[141], тем не менее, исследованы далеко не все вопросы. Современные исследователи обращают внимание на разные типы коллаборационизма, классифицируя его на «сознательный» и «вынужденный (принудительный)», а также на «экономический (хозяйственно-административный)», «идейный (политический)» и «военный (военно-полицейский)». Типичный пример вынужденной работы на Рейх – миллионы «остарбайтеров», насильно вывезенных в Германию с территории СССР.
В работах последних лет отмечается, что корни сознательного коллаборационизма следует искать в ошибках и «перегибах» советской социальной и национальной политики 1920–1930-х годов, вызвавших недовольство в обществе. Речь идет, в частности, об издержках классовой борьбы, о насильственной коллективизации, «расказачивании», массовых репрессиях (в том числе «национальных операциях» НКВД и выселениях, затронувших целые народы), о преследовании церкви и верующих в рамках антирелигиозных кампаний.
В литературе активно дискутируется вопрос о масштабах и причинах сотрудничества с врагом советских военнопленных. С ним тесно связана проблема степени добровольности сдачи в плен в начальный период войны, а также о масштабах дезертирства из РККА. По официальным данным, до конца 1941 г. в плен попало более 2,3 млн. советских солдат и офицеров. Часть из них, стремясь спасти свою жизнь, а в некоторых случаях действуя сознательно, согласились пойти на службу к оккупантам. Дискутируется и статистика людей, вернувшихся из плена, в том числе подвергшихся фильтрации, отправке в ГУЛАГ, а также оставшихся за рубежом[142].
Следующей историографической проблемой является численность формирований из бывших советских граждан, с оружием в руках служивших в составе войск СС, вермахта, в полицейских и разных вспомогательных частях. Наибольшее распространение получила точка зрения, что в период войны на стороне противника служило около 1,3 млн. советских граждан. По данным К. Александрова, среди них были люди разного социального происхождения и национальности: более 400 тыс. русских (в том числе 80 тыс. в казачьих формированиях), 250 тыс. украинцев, 180 тыс. представителей народов Средней Азии, 90 тыс. латышей, 70 тыс. эстонцев, 40 тыс. представителей народов Поволжья, 38,5 тыс. азербайджанцев, 37 тыс. литовцев, 28 тыс. представителей народов Северного Кавказа, 20 тыс. белорусов, 20 тыс. грузин, 20 тыс. крымских татар, 20 тыс. русских немцев и фольксдойче, 18 тыс. армян, 5 тыс. калмыков и т. д.[143]
Большой интерес ученых вызвала тема коллаборационизма во время фашистской оккупации Крыма, в том числе в контексте германской национальной политики в СССР вообще, и в отношении мусульманского населения в частности[144]. Исследованы документы, связанные с деятельностью т. н. «Туркестанского легиона», воевавшего на стороне Гитлера. Много и работ, относящихся к сотрудничеству эстонцев, литовцев и латышей с фашистами в период оккупации Прибалтики[145].
Важное место в работах занимают вопросы белорусского и украинского коллаборационизма, в том числе сотрудничества украинских националистических организаций ОУН, УПА и отдельных украинцев с нацистской Германией во время Второй мировой войны[146]. Не меньше внимания уделяют исследователи и изучению причин и обстоятельств русского коллаборационизма в частности, «власовского» движения и истории так называемой «Локотской республики», где действовали формирования РОА[147]. Обсуждается учеными и тема казачьего коллаборационизма, а также обстоятельства и размеры сотрудничества с врагом ряда кавказских народов.
До начала 1990-х годов проблема «Холокост на территории СССР» относилась к числу малоизученных, несмотря на то, что уже в период войны Еврейским антифашистским комитетом был собран огромный документальный материал о злодеяниях фашистов против еврейского населения СССР. С началом «перестройки» и особенно в последние десятилетия эта проблема активно изучается отечественными и зарубежными учеными. К числу наиболее актуальных вопросов, получивших отражение в историографии, относится определение численности жертв Холокоста на оккупированной территории СССР и в рамках отдельных регионов. В 2002 г. была издана монография И. А. Альтмана, ставшая первым обобщающим исследованием по истории Холокоста на территории СССР[148].
Подводя итог краткому историографическому обзору современного состояния и приоритетных направлений изучения темы «Государство, общество и война», хотелось бы подчеркнуть, что по многим позициям ученые Института российской истории РАН, включая участников нашей конференции, являются лидерами. Это показала и работа над вышедшим в 2014 г. 10-м томом фундаментального издания «Великая Отечественная война, 1941–1945 годы», который был написан на базе Института. Эту важную и актуальную проблематику мы планируем развивать.
Д. В. Ковалев. К оценке соотношения людских потерь СССР и Германии в ходе Великой Отечественной войны
Определение масштабов людских потерь, анализ их причин, динамики, характера и соотношения являются ключевыми вопросами в исследовании истории войн. Вторая мировая и Великая Отечественная в этом смысле требуют к себе особо пристального внимания, хотя бы уже потому, что стоили человечеству беспрецедентно больших жертв. Между тем, данный аспект актуален не только с научно-исторической точки зрения, но имеет принципиально важное значение для самосознания современного поколения граждан, формирования их общественной позиции в условиях, когда по тем или иным причинам предпринимаются попытки переосмыслить и переписать историю великой войны в конъюнктурных политических целях.
Общеизвестно, что цена победы для Советского Союза, как главной силы, сокрушившей нацизм, оказалась чудовищно высокой: десятки миллионов жизней отдали советские люди за освобождение и своей родины, и народов Европы. Поэтому выяснение достоверных данных о потерях и доведение их до сведения широкой общественности как внутри России и бывших союзных республик, так и в дальнем зарубежье – наш долг перед памятью павших соотечественников. Тем более, что этот вопрос сегодня также становятся объектом всевозможных инсинуаций, искажений и, в частности, совершенно безосновательного завышения наших людских потерь, а, как следствие – утверждений о якобы полной бездарности и несостоятельности военного и политического руководства СССР, низкой боеспособности армии, в целом – ущербности страны и ее народа, способных защитить себя, лишь оказавшись на грани демографической катастрофы, обесценивающей любую победу. Причем подобным образом поступают не только политики, журналисты, публицисты со скандальной, провокационной репутацией, но и целый ряд авторов, причисляющих себя к научному сообществу. К примеру, в сочинениях некоторых историков называются цифры от 30 до 40 млн. и более человек на основании лишь косвенных и притом весьма сомнительных, не поддающихся перепроверке аргументов[149]. Хотя на сегодняшний день имеются достаточно убедительные, многолетние, подсчеты специалистов, показывающие полную несостоятельность таких оценок.
Еще в начале 1960-х годов в связи с подготовкой шеститомного издания «Истории Великой Отечественной войны Советского Союза» советскими военными историками были проведены обстоятельные подсчеты, по итогам которых общие потери определялись в 26 млн. Однако в то время руководство страны сочло их недопустимо высокими и «округлило» до десятков миллионов. В результате в обиход историков как в СССР, так и за рубежом надолго вошла «сверхприблизительная» оценка, высказанная главой партии Л. И. Брежневым на торжественном заседании, посвященном 20-летию победы, 9 мая 1965 г.: «более 20 миллионов»[150]. На три десятилетия эта цифра стала непреложной для всей нашей историографии. Уже на закате советской эпохи, в начале 90-х годов по итогам работы специальной комиссии Генштаба Минобороны, в распоряжении которой имелись важнейшие архивные источники (в том числе именные списки безвозвратных демографических потерь военнослужащих Красной армии за 1941–1945 гг.) были определены общие потери погибших граждан СССР – 26,6 млн. человек, в том числе потери советских вооруженных сил вместе с пограничными и внутренним войсками, составившие в общей сложности 8 млн. 668 тыс. человек[151]. И лишь в мае 1990 г. на заседании Верховного Совета СССР, к очередной годовщине Победы президент страны и генсек ЦК КПСС М. С. Горбачев заявил о «почти 27 млн. жизней» советских граждан, которые унесла война[152].
