Андрей Васильченко - 100 дней в кровавом аду. Будапешт — «дунайский Сталинград»?

20 декабря в 9 часов 20 минут части 3-го Украинского фронта под командованием маршала Толбухина начали наступление на «Линию Маргариты». Началось оно с 40-минутной артиллерийской подготовки. Наступающие части Красной Армии имели 5-кратное превосходство по пехоте и артиллерии, а также почти 4-кратное преимущество в танках и самоходных артиллерийских установках. Группа армий Фретттера-Пико не была застигнута врасплох, но явный недостаток в пехоте не давал ей возможности успешно вести оборону. Никакого ложного оптимизма по поводу положения на фронте не испытывал и генерал-майор Ласло Кешшео, командующий венгерскими частями, располагавшимися между озером Веленцай и местечком Бараска. В итоге, когда 19 декабря линия обороны была прорвана советскими войсками, он не пожелал нести ответственность за дальнейшую гибель своих солдат. Он сложил с себя командование, распустил войска и скрылся в неизвестном направлении.

Тем временем почти вся линия фронта обстреливалась, на 1 километр приходилось от 100 до 160 орудий и минометов. Такой ураганный огонь вызвал в памяти образы Первой мировой войны. Казалось, что советские генералы собирались устроить форменный конец света. В дневнике боевых действий гусарской дивизии так рассказывалось о прорыве позиций под Каполнашнвеком, этот городок находился как раз на острие советского наступления. «В прорыв устремилась советская пехота, которая действовала так стремительно, что мы ничего не успевали объяснить нашим гусарам, находящимся в окопах. Те успевали заметить русских буквально за несколько секунд до своей гибели или пленения… Было слишком поздно выскакивать из домов и спрашивать, что случилось, так как многие дома рушились, погребая под собой его жителей».

Третий этап окружения Будапешта. Охват советскими войсками с севера и запада

Но в итоге советской пехоте удалось за первый день наступления продвинуться вперед лишь на 5–6 километров. Ясский прорыв был приостановлен контратакой немецких танков. Во время этой немецкой вылазки было уничтожено около 30 советских танков. Но, тем не менее, натиск советского стрелкового корпуса смог проломить немецко-венгерскую оборону. По сути, у немцев и венгров не было достаточного количества пехоты, которая могла бы удержать отвоеванные позиции. 23 декабря 1944 года маршал Толбухин отдал приказ пустить в бой механизированные части. Это должно было окончательно смять оборону противника. Его план оказался действенным. Буквально на следующий день 82 танка из состава 2-го механизированного корпуса и 228 танков из состава 18-го танкового корпуса мощным броском прорвали оборону на участке фронта шириной 60 километров, углубившись на 30 километров в глубь вражеских позиций. Критическая для немцев ситуация сложилась под Секешфехерваром, который был атакован силами 20-го и 31-го гвардейских корпусов, которые поддерживались войсками 7-го механизированного корпуса 4-й гвардейской армии. Всего же в штурме города принимало участие 107 танков и самоходных артиллерийских установок. В тот же самый день советские войска смогли проникнуть в город. Завязались кровопролитные уличные бои. Немецкое командование решило применить специальные части, которые были облачены в советскую форму (у них были на вооружении даже несколько Т-34). Эти части, сформированные для собственного немецкого наступления, смогли сдержать советское продвижение лишь на недолгое время.

Но все-таки прорыв немецко-венгерской линии обороны проходил медленнее, чем было запланировано советским генералитетом. Начал сказываться недостаток резервов, прежде всего пехотных частей. Однако группа армий фреттера-Пико не смогла воспользоваться этим обстоятельством. Лишь непосредственно перед Секешфехерваром удалось чуть-чуть сдержать лавинный поток частей Красной Армии. 21 декабря 1944 года маршал Толбухин на основании имеющихся сведений пришел к выводу, что было бы очень выгодно ускорить наступление на правом фланге его участка фронта. По этой причине он отдал 2-му гвардейскому механизированному корпусу приказ уклоняться от навязываемых ему боев и как можно быстрее продвигаться в северном направлении. К вечеру 22 декабря эти войска должны были овладеть округом Этьек, железнодорожной станцией Херцегхалом и местечком Бичке. В то же самое время советская пехота должна была выйти на линию Пустазамор — Альчут. С этих позиций должен был быть нанесен Удар по Ловашберени. По сути, речь шла о том, чтобы, сделав небольшой крюк с 10–15 километров, выйти к Будапешту с запада.

22 декабря 1944 года советские войска подошли вплотную к населенному пункту Бичке, который был важным железнодорожным узлом, связывавшим Будапешт с Восточной Венгрией. Кроме этого Красная Армия взяла Вертешачу, где были отбиты все отчаянные контратаки, предпринятые силами 8-й танковой дивизии. На следующий день после этого Пал и Бичке. Дорога на Буду была фактически свободна.

В отличие от военного командования ни немецкое, ни венгерское политическое руководство не могли смириться с мыслью о том, что Будапешт мог стать фронтовым городом. Почти сразу же после прихода к власти Ференц Салаши озвучил собственную концепцию правления: «Я склонен беспокоиться об обороне Будапешта только тогда, когда в его окрестностях будут идти наступательные операции. Но если это произойдет, то будапештское население надо эвакуировать, после чего нужно удалиться в выгодные с военной точки зрения дунайские горы».

Подобно многим фанатичным фашистам, Салаши был мечтателем, который не мог, подобно офицерам генерального штаба, реально оценивать сложившуюся ситуацию. Об этом говорит хотя бы один из ответов, который прозвучал из его уст на пресс-конференции, состоявшейся в ноябре 1944 года. «Благодаря обороне Будапешта немцы хотят выиграть время», — заявил Салаши редактору одной из газет.

2 ноября Салаши созвал в дворцовом замке совет. После того как он принес клятвы венгерской нации, был прочитан очень длинный доклад о предполагаемом развитии японско-венгерских отношений (!). О военном положении фактически не было сказано ни слова. Опешившие люди, присутствовавшие на этом мероприятии, могли наблюдать, как Салаши со своей свитой удалился, так и не дав вразумительного ответа на самые животрепещущие вопросы. Тем временем даже в замке можно было слышать с каждым днем приближающуюся канонаду орудий.

На следующий день Салаши позволил себе вызвать генерал-полковника Фрисснера. Немецкому военному было предложено передать его заявление в высшие инстанции Германии. Фрисснер вспоминал по этому поводу: «Ввиду того факта, что бои шли уже на подступах к Будапешту, он считал нужным подчеркнуть, что это являлось не его виной, а лишь наследством, доставшимся от прежнего режима. Злополучная внутриполитическая и внешнеполитическая деятельность (Хорти) парализовала волю нации и армии. Он сожалел о том, что Германия слишком поздно вмешалась в венгерские дела. Теперь его правительство могло только лишь заниматься исправлением отдельных недочетов. На время, пока идет борьба за нацию, подлинно восстановительные меры невозможны».

При этом Салаши не ограничивался гневными упреками в адрес своего предшественника. Он заверил, что мог бы, мобилизовать 300 тысяч человек, при условии, что Германия вооружит их. Салаши не ориентировался на оборону Будапешта. Это было связано не столько с возможным разрушением города, сколько из-за населения (на его жаргоне «сброд большого города»), которое могло ударить защитникам Будапешта в спину, а на подавление этого сопротивления не нашлось бы никаких сил. Кроме этого, для защиты пештской стороны потребовались бы военные части, в которых так нуждались немцы, чтобы противостоять Толбухину. Подобная точка зрения вызвала понимание у командования группы армий «Юг». 26 ноября 1944 года в Верховное командование сухопутных сил Германии даже был направлен запрос о том, стоит ли немецким частям участвовать в подавлении гражданских беспорядков в случае возникновения оных. Ответ не был обнадеживающим: «Сброд большого города» надо было своевременно эвакуировать или же держать под постоянным контролем. Фрисснер не был в восторге от подобной идеи. У него не было достаточного количества войск для выполнения данного задания. В итоге он обратился к генералу войск СС Винкельману, который в свое время возглавлял управленческую группу Главного управления полиции порядка. Этот эсэсовец больше смыслил в наведении порядка в городах, нежели кадровый военный. Кроме этого Фрисснер многозначительно намекнул, что ему «не помешали бы саперно-штурмовые батальоны, подобные тем, что действовали в Варшаве». Кроме этого, Фрисснер обратился с просьбой к Верховному командованию в случае прорыва линии обороны частями Красной Армии отвести немецкие войска на западный берег Дуная. В этом ему было отказано. Фрисснер любой ценой пытался избежать затяжных и кровопролитных уличных боев. В качестве предлога он использовал антинемецкие настроения, царившие среди жителей Будапешта. Но в данной ситуации ему надо было упирать на военные причины, так как ответственность за падение Будапешта была бы возложена на него, а не на абстрактное «население». Но, видимо, Фрисснеру не хватало смелости признаться в этом самому себе.