Виктор Темушев - Первая Московско-литовская пограничная война: 1486-1494
Вот так проходят перед нами события той малоизвестной войны, войны во время мира… Сведения не обо всех событиях отражены в посольских книгах. Что-то дополнено материалами разрядных книг, взято из летописей, но, очевидно, остались и пробелы. Тем не менее собранной информации хватает, чтобы исследователи могли сделать выводы о характере войны, ее общем ходе, последствиях и т.д.
§ 1.5. Итоги войны
Необходимо рассмотреть условия «вечного мира» 1494 г., но предварительно — к обстоятельствам их принятия и споров вокруг них.
Стремление к установлению мирных отношений и закреплению их через династический брак проявилось с литовской стороны в первых же после смерти Казимира Ягайловича дипломатических контактах с Москвой. Точнее, попытки восстановить связи сначала шли не напрямую в Москву, а косвенным путем через Новгород и лично его воеводу Якова Захарьича. В середине лета 1492 г. полоцкий наместник пан Ян Заберезинский через писаря Лаврина сообщил новгородскому воеводе Якову Захарьичу о намерении осуществить сватовство{336}. Московского воеводу, действия которого полностью контролировались из центра, сначала предостерегли от посольства в ВКЛ, но позже изменили позицию, поскольку «межи государи съсылка бываеть, хоти бы и полки сходилися»{337}. Якову Захарьичу была направлена инструкция о поведении. Линия, выработанная с самого начала и которой в дальнейшем придерживалось московское правительство, заключалось в следующем. Чтобы начать переговоры о браке дочери Ивана III с Александром Казимировичем, необходимо было сначала заключить мирное соглашение («абы межи государей згода была»){338}. Литовская сторона поддержала такое условие, с пожеланием, «ино бы межи ихъ милостью была любовь и докончанье по тому, какъ отци ихъ жили въ любви и въ докончаньи; а ыто здавна слушало ко обоимъ паньствомъ, то бы и ныне было по тому»{339}. На осень 1492 г. литовско-московская граница, очевидно, претерпела уже значительные изменения, и возврат к первоначальному ее состоянию вряд ли встретил бы понимание.
Официальное посольство со стороны ВКЛ во главе с панами Станиславом Глебовичем и Иваном Яцковичем Владыкой (Владычкой) появилось в Москве в начале ноября 1492 г. Целями посольства были объявление о появлении на престоле ВКЛ нового великого князя Александра Казимировича и «обидных» делах на пограничье{340}. Интересно, что еще одна цель посольства (сватовство и заключение мира) была представлена сначала «кулуарно» на пирах, в беседе с московскими боярами, и объяснялась инициативой исключительно рады литовского господаря{341}. Посредником между послами и великим князем московским выступил князь Иван Юрьевич Патрикеев. Через последнего было передано желание Ивана III принять со стороны ВКЛ послов, которые получат полномочия на заключение соглашения, и только после утверждения мира можно будет начать разговор о браке{342}. С этим послы отъехали из Москвы.
Через несколько дней (16 ноября) письмо, которое отражало уже определенную позицию московской стороны, было отправлено от имени князя Ивана Юрьевича трокскому пану и полоцкому наместнику Яну Юрьевичу. В письме, в ответ на пожелание правительства ВКЛ сохранить старые границы («что здавна слушало ко обоимъ панствомъ, то бы и ныне было по тому») и чтобы предотвратить возможные от него претензии, отмечалось: «Ино государь нашъ князь велики великого княжества Литовского за собою не дръжитъ ничего, а дръжитъ зъ Божьею волею земли свои, что ему далъ Богъ»{343}. Ответ пришел в конце декабря 1492 г. Великий князь литовский был готов прислать в Москву «свои послы великий», но пан Ян Юрьевич был обеспокоен, чтобы послы не вернулись «без доброго конца»{344}.
Наладилась переписка, но до реальных шагов по установлению мира дело не доходило. В декабре 1492 г. Ян Юрьевич выразил настороженность в успехе переговоров. В начале января 1493 г. Иван Юрьевич Патрикеев объявил, что только тогда, «коли промежи государей великiе люди ездят», дело и движется{345}. В то время происходила активизация военных действий (поход войск ВКЛ, а потом московской рати в Верхнеокский регион и, возможно, захват Москвой Вязьмы), поэтому московско-литовские контакты прекратились.
Новые попытки восстановления прерванных связей были осуществлены снова через Новгород. В марте 1493 г. под предлогом приобретения кречетов там появился сокольник пана Яна Юрьевича Забережского (Заберезинского){346}. Настоящая цель приезда сокольника была сразу осознана московской стороной: «не кречатов деля», а «передняго для дела», под которым понимались прерванные переговоры. Тем не менее в Москве были найдены кречеты, организован их эскорт к пану Яну, а также подготовлено челобитье ему от имени воеводы Якова Захарьича. В челобитье литовская сторона была обвинена в прекращении движения к установлению мирных отношений и в том, что «великiе зацепки съ вашie стороны състалися»{347}. О последних в письме пан Ян справедливо замечал: «Наш государь сягнул не по чюжее, по свое, что з веку слушало ко отчине осподаря нашего, великому князьству Литовскому» и призывал к возмещению потерь и заключению мира «по старине»{348}.
Стремление к миру, инициатором которого и на этот раз выступили власти ВКЛ, необходимо связать с событиями начала 1493 г., когда после локальных успехов в регионе Верхней Оки ВКЛ потерпело там значительное поражение и примерно тогда же утратило Вязьму Необходимо было как можно быстрее остановить дальнейшее московское наступление на ослабленной восточной границе ВКЛ.
Сразу за ответом на челобитье новгородского воеводы (18 мая 1493 г.) из ВКЛ было отправлено посольство во главе с Андреем Олехновичем и Войткой Яновичем. Оно прибыло в Москву 29 июня с грамотой от великого князя литовского от 18 мая{349}. Не имея полномочий на заключение мира, послы предъявили претензии в нарушении традиционно существовавших порядков («старину оставляете, а въ новые дела въступаете»){350}. Главным было возобновление переговорного процесса, и следующее посольство в том же составе прибыло в сентябре в Москву уже для организации приезда великих послов{351}.
17 января 1494 г. великое посольство во главе с панами Петром Яновичем Монтигирдовичем, воеводой трокским и маршалком земским, и Станиславом Яновичем Кезгайло, старостой жомойтским, достигло Москвы{352}. Первоначальная позиция посольства была очевидной: заключить мир по тому образцу, что уже был реализован Казимиром и Василием II Темным в 1449 г., и закрепить между государствами распределение владений, существовавшее со времен Витовта и Василия I Дмитриевича{353}.
Между тем в инструкции послам, отправлявшимся в Москву, великий князь Александр с панами-радой «намовил и установил» пойти на значительные уступки. Конечно, изначально нужно было ориентироваться на условия старого договора, по ходу переговоров замечать, «какъ тамъ тая речь пойдеть», чтобы вести к утверждению своей позиции. В случае же, если послы Петр и Станислав «не възмогуть к тому прыперети», планировалось оставить Великий Новгород в московской стороне, а зато в литовскую сторону внести Лифлянты (Ливонию). Твердо нужно было стоять и за Великое княжество Тверское (чтобы было записано так же, как в договоре 1449 г.), но затем оставить претензии на влияние в нем на Козельск, отчины Мезецких князей и Хлепень. Если же и на это условие великий князь московский не согласится, послы могли поступиться, «aby dokonczanie szto pred sia». To же касалось и великого князя рязанского. А вот князей Новосильских с их отчинами нужно было отстоять полностью или хотя бы указать согласно старым формулировкам (1449 г.). Планировалось просить московскую сторону отпустить в ВКЛ Вяземских, Мезецких и Мосальских князей и при этом сохранить за ними их отчины. Если же московский государь выразит обеспокоенность в возможной казни этих князей «za ich wystupy», то напомнить о князьях-эмигрантах из Москвы (Семен Иванович Можайский, Семен Иванович Шемячич, Василий Михайлович Верейский), чтобы Иван III «hniew swoy im otpustit», предоставил им старые отчины, а великий князь Александр их отпустит «iz swoieho panstwa»{354}. Обмен князьями подразумевал возврат ВКЛ значительных территорий с одновременным воссозданием в составе Великого княжества Московского крупных уделов. Неудивительно, что такой фантастический проект не был даже озвучен в ходе переговоров. Чуть позже (в 1495 г.) князей Вяземских и Мезецких великий князь Александр назовет уже предателями, которые «нашы были слуги, а зрадивши насъ через присяги свои и втекли до твоей м(и)л(о)сти земли, какъ то лихии люди»{355}.
