Андрей Буровский - Правда о «золотом веке» Екатерины

Тем более Дмитрий Голицын (при всем аристократическом благородстве интонаций в своих высказываниях) вполне мог обвести вокруг пальца эти многотысячные толпы, в которых, в конце концов, были люди и умные, и деловые, и искушенные. Почти уже обвел, да не сумел довести дела до конца, так некстати обмолвился 25 января.

Так Анна Ивановна, делая наивные глаза, ахала вместе с гвардейцами о бесчинствах верховников, а потом «позабыла» дать дворянству право выбирать своих представителей и высших должностных лиц.

Дмитрий Михайлович Голицын предсказывал верно, в том числе и свою судьбу: он пострадал за Отечество и пал жертвой своей неудачи. Назначенный сенатором, он старался жить тихо, незаметно в своем подмосковном Архангельском, но, конечно же, не уберегся. В 1736 году Д.М. Голицын привлечен к суду за злоупотребления, приговорен к смертной казни, замененной пожизненным заточением в Петропавловской крепости. 4 апреля 1737 года его сердце остановилось в заточении, а знаменитая библиотека после этого оказалась «конфискована» — фактически разворована приближенными Анны Ивановны.

Но и вторая часть предсказаний Дмитрия Михайловича сбылась на славу. Сам он умер, в конце концов, в возрасте 72 лет, после славной и богатой жизни, в которой он вершил громадные по значимости дела. А дворянство, не пошедшее за ним, плакало и впрямь дольше и горше него. Русское «шляхетство» очень дорого заплатило за свою наивность и близорукость. Анна Ивановна кинула жирный кусок дворянам: ограничила срок службы дворян 25 годами, окончательно отменила дурной указ Петра о единонаследии, но конечно же, никаких выборных учреждений, никакого выбора должностных лиц, никакой конституции так и не возникло…

КОНСТИТУЦИОННАЯ ВИРТУАЛЬНОСТЬ

Тут таится интереснейший вопрос: а если бы князь Дмитрий Михайлович Голицын не был так по–хамски, так безобразно зациклен только на верхушку дворянства, на титулованную потомственную знать? Что, если бы он немного больше уважал остальное дворянство и подготовил другой проект конституции… Такой, за которым пошла бы большая часть дворянства? Да, тогда бы российская конституция, скорее всего, состоялась! Но в каком виде могла бы состояться конституция? Что это могло бы быть?

Большинство историков более или менее уверенно заявляют: если бы даже конституция родилась как аристократическая, «вельможная», вопрос только времени, как быстро распространится она на все остальное население.

Тут, конечно, есть одна закавыка, одно исключение из правила… И это исключение, конечно же, Польша! Потому что в ней привилегии дворянства, режим дворянской республики сочетался с крепостным правом и униженным положением крестьянства. В России ведь тоже все идет одновременно и к усилению крепостного права, и к рождению дворянской конституции. Проекты конституционного устройства 1730 года очень хорошо отражают именно такое состояние умов.

Бессмысленно пытаться просчитать все варианты, но при введении конституции для верхних 2% населения, при бесправии остальных 98%, это могло бы привести только к чудовищных масштабов взрыву. Взрыву, целью которого могло быть с равным успехом и получение конституционных прав, и уничтожение этих верхних 2% вместе с их конституцией и прочими барскими затеями.

Итак, положительная перспектива: через какое–то время дворянская конституция начинает распространяться не только на дворянство, но и на какие–то слои богатых и чиновных не дворян. Другие сословия начинают включаться в конституционный строй, пусть и не в качестве равноправных партнеров (в конце концов, еще в XX веке избрание депутатов в Думу проводилось по куриям — то есть по категориям населения, и каждая курия выставляла депутатов от разного количества своих членов: по землевладельческой курии — от 2000 человек, от 4000 человек по городской, от 30 000 человек — по крестьянской, от 90 000 человек — по рабочей).

Отрицательная перспектива: формирование такого раскола между верхушкой населения и его основной массой, что сама возможность взаимного понимания утрачивается. И к концу (может быть, даже в середине) XVIII века гремит такой социальный взрыв, что пугачевский бунт в сравнении с ним кажется детскими игрушками. Идеология мятежа — православный фундаментализм и возвращение к нормам Московского великого княжества. А всякие там конституции, европеизации и прочие выдумки бесящихся с жиру бар должны быть отброшены беспощадно.

Результат? Кровавый хаос, провал всего государства и общества в очередную утопию (как Чехия в XV веке). Годы, а то десятилетия развала, распада, разрушения. А потом одичавшие, а то и обезлюдевшие земли начинают прибирать к рукам соседи…

Устрашающая перспектива?! Но ведь любое разделение народа на две разные по своему материальному и общественному положению, даже разные по культуре группы ведет именно к тому же самому. Даже если конституционные права одних покупаются ценой рабского бесправия других.

Глава 3

БИРОНОВЩИНА

Бирон царил при Анне.

Он сущий был жандарм.

Сидели мы, как в ванне,

При нём… Das Gott erbarm!

Ещё в XVIII веке режим Анны Ивановны окрестили «бироновщиной», и достаточно справедливо, потому что, действительно, её фаворитом и ближайшим к ней человеком все десять лет правления был Эрнст Иоганн Бирон, мелкий прибалтийский дворянчик. Он находился при дворе Анны Ивановны с 1718 года и, будем справедливы, сделал для неё много доброго.

Жертва политики Петра I, пытавшегося породниться со всеми монархами Европы, Анна в 1710 году была выдана замуж за герцога Курляндского Фридриха–Вильгельма.

Курляндское и Земгальское герцогство возникло при распаде Ливонского ордена. Последний магистр ордена Генрих Кестлер сумел договориться с Речью Посполитой — 28 ноября 1561 года подписан был договор, по которому из остатков орденских земель формировалось новое государство, вассал Речи Посполитой. Кровь диких баронов, огнем и мечом захватывавших и деливших земли Прибалтики, текла в Фридрихе–Вильгельме, но то ли сказалась разгульная жизнь предков, то ли по неизвестной причине именно этот герцог получился какой–то неудачный, а только был Фридрих–Вильгельм хилый и тщедушный, и очень может быть, что Пётр I не случайно выбрал его в мужья именно Анны… Потому что Анна была нелюбимой племянницей, дочкой нелюбимого брата Ивана.

Иван Алексеевич был сыном того же царя, что и сам Петр, Алексея Михайловича, но родились они от разных матерей. В 1682 году, строго говоря, возвели на трон сразу двух царей — Ивана и Петра, и Ивана, как старшего, даже «первым царем». Иван так и сидел на троне до 1696 года, пока не помер, и, уж будем справедливы, Иван никогда не мешал Петру и вообще был ограниченным, добрым, незлобивым и никому никогда не мешал.

Пётр не любил Ивана ровно потому, что добрый Иван его страшно раздражал и вообще, по оценкам Петра, был «дурак несусветный», а когда они вместе сидели на особом двойном троне, у Ивана, по словам Петра, «из ушей и из носу воняло».

Под стать царю Ивану была и царица Прасковья Салтыкова — по всем оценкам, женщина очень добрая, хозяйственная, но, как бы нам тут выразиться поаккуратнее… Выразиться так, как подобает, говорить о венценосных особах, и в то же время чтобы всё было понятно… В общем, не отличалась она обширным интеллект том, что тут и говорить, не отличалась… Это та самая Прасковья, которая назвала Остермана Андреем Ивановичем. Пётр I её тоже не любил, хотя и менее остро, чем брата. Скорее презирал, а ещё скорее — был равнодушен с оттенком пренебрежения: даже он не любил дураков…

А из трех дочерей этой царственной четы Анна Ивановна раздражала Петра больше других — нелюдимая, угрюмая девочка, неуклюжая, не умевшая нравиться. Попав в общество, маленькая Анна забивалась в угол и громко сопела, не желала и не умела ни с кем общаться. Ну, быть умницей ей было не в кого, а добрая маменька к тому же очень верила в целительную силу розги и дочерей воспитывала довольно просто чуть ли не до времени, когда они стали невестами. В XVIII веке был в большом ходу такой педагогический стишок:

Розгою Дух Святой детище бити велит,Розга убо ниже мало здравию вредит,Розга разум во главу детям вгоняет,Учит молитве и злых всех истязает;Розга родителям послушны дети творит,Розга божественного писания учит.

Насколько розга «разум во главу детям вгоняет», сказать трудно, вроде бы наука не знает таких достоверных свидетельств, но вот что на характеры людей она оказывает очень разное влияние — это факт. Сестры Анны, Екатерина и Прасковья, несмотря на маменькины педагогические убеждения, оставались девицами веселыми и бойкими, хотя и они как–то не блистали особенным интеллектом. Ну а вот Анна становилась не по годам угрюмой да к тому же и учиться очень не любила — добрая маменька, «не худа, а добра желая», очень внимательно следила за её занятиями. Результат? Анна училась у немецкого учителя с 6 лет, но до конца своих дней — после многих лет жизни в Митаве, после романа с Бироном, длившегося то ли 13 лет, то ли даже 22 года, словом, по–немецки Анна и к концу жизни говорила с акцентом и плохо, а писать почти что не могла (впрочем, как и по–русски). Странным образом педагогические приемы её маменьки не завострили ума Анны и нисколько не напрягли её памяти.