Егор Иванов - Негромкий выстрел (Вместе с Россией - 1)
- Второе. Это особенно касается тебя, Генрих, - обратился император к принцу Прусскому, - поскольку ты являешься Великим мастером германских масонских лож...
Тут все присутствующие обратились в слух: о сугубо конфиденциальной и сверхсекретной теме, как масонство, говорить во всеуслышание не полагалось. Правда, в интимном кружке императора можно было высказываться совершенно откровенно, но даже и здесь, в святая святых германской политики, слова "масонство", "масоны" употреблялись чрезвычайно редко и то применительно к французской ветви. К той самой ветви масонства, которая пыталась, хотя и безуспешно, захватить главенство над своими германскими собратьями.
- Я полагаю, - властно обратился Вильгельм к своему брату, - что ты должен направить деятельность своих масонов таким образом, дабы они принесли пользу германской идее, подрывая изнутри славянские и галльские государства. Прежде всего Россию!
Эффект новой идеи кайзера был велик. Мольтке и Николаи дружно оценили ее восхищенным цоканьем, министр двора закивал головой и в восторге повторял, придыхая: "Колоссаль, колоссаль!", принц Генрих вскочил и бросился к гениальному брату, дабы обнять его величество.
Тем временем Филипп Эйленбург, как бы развивая идею императора, негромко дополнил:
- Особенно российских масонов следует подстрекать к проникновению во все поры государства. Затем, когда нужные связи будут ими установлены, вы, господин майор, - он обернулся к Николаи, - должны использовать их не только в целях агентурной разведки, но и для оказания влияния на все государственные процессы в Российской империи - к пользе империи Германской.
Вильгельм, который не скрывал восторга по поводу нового плана, стал усиленно развивать его принцу Генриху. Он поручил ему, спустя несколько дней, которые потребуются кайзеру и его гостям, чтобы немного отдохнуть на лоне природы и вернуться в Берлин, принять здесь же, в Роминтене, проезжего русского масона Кедрина и попытаться его очаровать. Надлежало довести до сведения русских масонов мысль о том, что в Европе есть только одна сила, способная понять и оценить масонство, а заодно и финансировать оное, - это кайзер Германской империи.
- Приручите русских масонов, и мы без труда взорвем эту империю изнутри, - закончил Вильгельм свое поручение принцу Генриху.
- Намекните также, - раздался скрипучий голос личного советника государя, - что в случае европейской войны русские масоны смогут прийти к власти. Германский император гарантирует им долгое и успешное правление.
При этих словах его величество благосклонно кивнул.
- Если Кедрин пойдет на сотрудничество легко, - продолжал Филипп Эйленбург, - то поставьте ему в качестве первой, хотя и трудной задачи, от которой, заметьте, будет зависеть благорасположение германских масонов к их российским собратьям, прояснение путей, по которым в петербургский Генеральный штаб просачиваются, скажем, секреты Австро-Венгрии. Таким пробным заданием мы привяжем Кедрина и русофобов, стоящих за ним, к германским интересам, а заодно получим новый рычаг воздействия на Вену...
От того, что глобальные планы так легко развертывались в этот чудесный вечер, что ближайшие и любимейшие сотрудники столь быстро оценили идеи императора, Вильгельм Гогенцоллерн снова пришел в хорошее настроение. С бокалом в левой руке он присел на ручку кресла, в котором покоился многомудрый Эйленбург, и обнял личного друга правой рукой.
Гости поняли, что его величество намеревается высказать еще одну гениальную мысль. И, как всегда, не ошиблись.
- Когда вы вдохнете новую жизнь в масонские ложи России, когда оторвете российское масонство от французской ветви этой тайной организации, тогда-то и дайте задание раздуть фигуру этого сумасшедшего попа - Распутина, дабы внести беспокойство и сомнения в общественную жизнь Петербурга!
- Колоссаль! Колоссаль! - запридыхал министр двора, а принц Генрих опять кинулся обнимать его величество.
- Неважно, если при этом немного поблекнет доброе имя моей сестрицы Аликс, - благодушно разрешил Вильгельм. Несмотря на показную дружбу и семейственность, которую германский родственник всячески демонстрировал в своих письмах к кузенам Романовым, любезный братец Вилли уже давно дал установку прусским офицерам-разведчикам компрометировать Александру Федоровну, российскую царицу гессенского происхождения. Вильгельм тщательно собирал через свою агентуру сплетни, имевшие хождение в Петербурге, и бывал как-то особенно счастлив, если Эйленбург приносил ему очередные пикантные новости об отношениях царицы со своими фаворитами. В кружке императора давно уже говорили о вздорности и истеричности русской царицы, о предметах ее совместного с Николаем мистического обожания - проходимцах и авантюристах наподобие чародея француза Филиппа, о попах Иоанне Кронштадтском, Серафиме Саровском, Дмитрии Козельском и, наконец, о "советнике" и "друге" семьи Романовых, "божьем человеке", "старце" Распутине.
Высказав неожиданно столь плодотворную идею, Вильгельм тут же, должно быть, спохватился: не слишком ли много свидетелей его некорпоративной выходки в отношении других, хотя и русских, монархов? Насколько понял Николаи из последующей реплики государя, его величество хитро решил перевести разговор на иную тему, которая способна прочнее осесть в мозгу его соратников, несколько приглушив впечатление об императорской бестактности.
- Не забывать! Наша самая спешная задача - поймать предателей в Австро-Венгрии! - похлопал он по генерал-адъютантскому погону своего руководителя секретной службы. Затем поднял рюмку коньяку и провозгласил традиционный тост: - За грядущую победу Германии, хох! Боже, покарай Англию!
Гости дружно вскочили и осушили свои бокалы. Изволив выпить до дна, кайзер ласково улыбнулся приближенным и соблаговолил проститься: часы показывали ровно десять. Всегда в одно и то же время Вильгельм Гогенцоллерн начинал готовиться ко сну.
Майор Николаи, как младший в чине, покинул залу последним, дабы не спрашивать ни у кого разрешения. Полный душевного восторга перед мудростью императора и его советников, он вернулся в свою чистенькую спальню, аккуратно развесил мундир в шкафу, вынул из портфеля красиво переплетенный в сафьян дневник. Собственным шифром записал он на глянцевитые страницы все впечатления дня и поручения кайзера. Затем он вызвал звоночком слугу с кувшином воды и с удовольствием умылся над мраморным умывальником.
Ровно в одиннадцать майор принял на кровати благородную позу, приличествующую гостю императора, укрылся роскошной периной из гагачьего пуха и вскорости захрапел. Возбуждение, в которое он пришел незаметно для себя от вечера в Роминтене, не спадало с него даже во сне. Всю ночь перед ним вставала грозная фигура кайзера, который приказывал: "Поймать предателя! Поймать предателя!"
Изредка сквозь мрак и туман из-за спины Вильгельма показывалась страшная - бородатая и черная - физиономия Распутина, фотографию которого ему однажды доставили из Петербурга, подмигивала ему и, щеря зубы, орала те же слова по-русски: "Поймать предателя!"
11. Карлсбад, октябрь 1912 года
Самый знаменитый международный курорт Карлсбад* осенью расцветает багряными красками листвы, сияет лазурью неба над Рудными горами, шумит нарядной толпой, составленной из больных и здоровых подданных почти всех европейских стран. Англичане и голландцы, немцы и русские, испанцы и датчане - толстые, тонкие, желудочники, печеночники, хронические больные и не больные вовсе - все сталкиваются в своеобразном хороводе у источников, прогуливаются по набережной, уходят парочками в рощи, поднимаются на гору и возвращаются к водам речушки Тепль, где играет форель.
______________
* Так по-немецки назывались до 1918 года Карловы Вары.
Разноязычный густой рой, скапливающийся у курзалов и колоннад над источниками, возле бесчисленных табльдотов, в кургаузе и цветниках, ежедневные поезда, выбрасывающие из своих чрев толпы джентльменов, герров, мосье, сеньоров с их спутницами - законными или временными, - все это доставляло местному полицмейстеру и его немногочисленному штату столько хлопот в разгар курортного сезона, что лучше места, чем Карлсбад, для встречи с руководителем своей группы Филимоном Стечишиным полковник и не знал.
Уже несколько раз он назначал свидания со своим резидентом в этом городке, а затем, пользуясь положением руководителя австрийской разведки в Чехии, проверял по специальной регистрационной картотеке Эвиденцбюро донесения полицмейстера Карлсбада за соответствующие даты, но ничего подозрительного не замечал. Местные полицейские власти, работавшие в контакте с австрийской контрразведкой, весьма почитали полковника, помня о его прошлой деятельности на посту шефа и основателя контрразведывательной службы в Вене, оказывали ему всяческое содействие. Его имя заведомо не вносили в списки гостей курорта, которые каждый может видеть в городском архиве, и, естественно, он был избавлен здесь от какой-либо слежки.
