Михаил Ошлаков - Сталин их побери! 1937: Война за Независимость СССР
Дело, конечно, не в какой-то особенной кровожадности евреев-чекистов или их специфической ненависти к русскому народу. Скорее при проведении репрессий евреи в области государственного управления показали себя тем самым «голоштанным сынишкой». Не имея своего государства, обладая чисто книжным представлением о том, как им управлять, и в то же время снедаемые запредельным революционным самомнением, многие из них действовали, как ребенок, в руки к которому попал микроскоп.
Если говорить об антисемитизме Сталина, имея в виду, что он не любил евреев, то такого не было, если иметь в виду, что он в интересах народа (в т. ч. и евреев) оторвал от власти паразитов, прикрывавшихся еврейством как иммунитетом, то да – такое было. Как он считал? Если человек – советский патриот, если для него Родина – эта земля, на которой мы живем и работаем, то это наш человек, его национальность – наш брат, будь он по рождению хоть индеец кечуа. Если же человек по наущению понаехавших из-за границы раввинов или шаманов, не имеет значения, начинает любить не Родину, его вскормившую, а мифический всемирный Израиль или еще что-то такое, значит, это не наш человек, и мы ни ответственности за него не несем, ни из одного котелка с ним хлебать не желаем. Именно на этом принципе построена национальная доктрина в великом и наиболее успешном в истории многонациональном государстве – США.
И миллионы наших, советских, евреев при такой позиции Сталина продолжали спокойно жить и работать на благо НАШЕЙ Родины. Они не «прислушивались по ночам к шороху лифта» (как теперь утверждают лоббисты теории антисемитизма Сталина), поскольку и имелись-то лифты только в пределах Садового кольца Москвы и поскольку наши евреи крепко спали после честных трудовых смен.
Сталин поступал совершенно правильно, убирая евреев из органов власти и внутренних дел. У каждого народа, как мы уже убедились, должно быть свое, определенное судьбой место и роль в государстве. Евреи и при Сталине продолжали занимать доминирующее положение в различных сферах культуры страны. Вот вполне типичное газетное сообщение, относящееся к началу 1940 года:
Творческий коллектив Государственного ордена Ленина академического Большого театра СССР заканчивает работу над новой постановкой оперы Мусоргского «Хованщина». Уже в ноябре ее премьера будет показана на сцене филиала Большого театра. Спектакль поставлен режиссером Раппопорт. Дирижирует оперой народный артист СССР Штейнберг. Оформление постановки исполнено по эскизам заслуженного деятеля искусств Юона.
Пример патриотизма продемонстрировали советские евреи во время Великой Отечественной войны. Возьмите замечательный фильм «Два бойца» – там в титрах из русских только Борис Андреев. Однако почему этот фильм, сделанный, по существу, евреями, имеет такую огромную художественную и нравственную силу? Потому что он сделан патриотами нашей страны, такими людьми, за которых Сталин стоял горой. Однако Сталин стремился к тому, чтобы наши народы обретали чувство патриотизма к России не только под угрозой холокоста, но и во все иные времена. Разве это не отвечает интересам каждого из нас?
ГУЛАГ у нас и у «них»
Проблемы статистики репрессий
Однажды в разговоре со своим другом, членом Коммунистической партии Греции (КПК), я упомянул о Сталине и переоценке его личности, происходящей в русском обществе. Совершенно неожиданно мои слова вызвали у собеседника сильнейшее возмущение. Переходя с английского на греческий, он возбужденно заговорил, то и дело повторяя «GULAG, GULAG». Замечу, что Коммунистическая партия Греции – это боевая и влиятельная сила в своей стране, а не то , к чему привыкли мы в нашей стране.
Что же такое? Почему я – не коммунист, должен убеждать его, коммуниста, в том, что сталинский СССР вовсе не был гигантским концлагерем? До чего же сильны в человеческом сознании стереотипы о нашей стране!
На Западе ГУЛАГ давно уже превратился в стопроцентный символ, не подвергаемый сомнению, как существование Римской империи или распятие Христа. Так, в одном из недавних голливудских фильмов герой Леонардо Ди Каприо, как о чем-то само собой разумеющемся, говорит: «Нацисты проводили эксперименты над евреями, а русские – над узниками ГУЛАГа».
Что же поделать! Раз американцам так сказал Голливуд, мы, конечно, спорить не станем – это бесполезно. Беда в том, что фактом существования ГУЛАГа возмущены и многие вполне достойные наши люди, нередко переживающие в связи с этим комплекс, подобный тому, что испытывали немцы по окончании Второй мировой войны.
При этом никого почему-то не волнует факт феодальной раздробленности в России, когда брат травил брата ради нескольких гектаров пашни, или резня, учиненная в Новгороде и Твери москвичами в годы объединения. У нас хватает здравого смысла (пока, по крайней мере) понять, что большинство указанных событий были свойственны в той или иной степени всем странам и являются частью исторического процесса, эволюции общества, а рассматривать их вне контекста времени – просто глупо . Почему же события советского периода развития России должны быть на особом положении? Какие у нас, простых людей, к этому основания? Ровным счетом никаких.
Было бы бессмысленно утверждать, что ГУЛАГа не было или что в лагерях было хорошо, но представлять себе цветущий мир ХХ века и посреди него СССР, пылающий огнем репрессий и пожирающий своих граждан, – рабская точка зрения. Да разве же это Россия развязала Первую мировую войну? Первую мировую войну развязали Англия и Германия. Конечно, если сочинить басню о том, что Сталин убил 60 миллионов человек в ГУЛАГе, то жертвы Первой мировой в количестве 30 миллионов покажутся детской забавой. Не совестно ли нам, русским, идти на поводу у подобных уловок, рассчитанных на примитивное, козье сознание?
Никакое государство не обходится без проведения политических репрессий. Особенно остро встает вопрос подавления инакомыслия, угрожающего основам существующего строя, в период обострения классовой борьбы или нарастания угрозы войны. Кто станет спорить, что 1930-е годы – именно такой период?
Внутриполитическая борьба в те сложные годы шла во всех странах. Причем капиталистические государства сталкивались с ней не в меньшей степени, противостоя давлению и рабочего движения, и националистских, профашистских сил. Что же они, не решали этих проблем? Что случилось в тех странах, где у правительств не хватило политической воли и твердости для подавления оппозиции? Там к власти пришел фашизм, и произошло это более чем в десяти европейских государствах!
Англо-американцы были не такие простачки, как венгры или болгары, чтобы разводить в условиях политической борьбы сопли. Они подавляли инакомыслие железной рукой. Другое дело, что репрессии в буржуазном государстве имели иной характер, нежели в государстве социалистическом.
Основная особенность буржуазного общества – личная свобода граждан, открыто посягнуть на которую для капиталистов все равно, что срубить под собой сук. Попытались американцы открыто судить Сакко и Ванцетти и поняли, нет, себе дороже! Вот и пришлось правительствам западных демократий маскировать политические репрессии, уводить их в те сферы, где ответственность властей не прослеживалась. Если говорить о 1930-х годах, то в этот период для политических репрессий на Западе использовались два основных способа.
Первый был в основном характерен для США и заключался в негласном союзе правительства с мафией. Именно при помощи мафии оказывалось, в частности, давление на избирателей. Помимо этого власти, по сути, поощряли захват бандитами профсоюзов с условием подрыва ими внутри этих структур оппозиционного политического потенциала. К середине 1930-х годов американские профсоюзы оказались почти под полным контролем коза ностра, превратившись в придаток олигархии. Позднее, уже после Второй мировой войны, этот опыт Соединенные Штаты перенесли и в Европу, реализовав его в рамках секретной военизированной сети Stay Behind, речь о которой еще пойдет ниже. В частности, итальянская структура сети – Gladiо (Меч), по признанию бывшего премьер-министра Италии Д. Андреотти, направляла террористические удары мафии (а по некоторым данным, и неонацистов) против участников рабочего движения в Италии, устраивая коммунистам в преддверии выборов настоящие ночи длинных ножей. Вместе с тем, естественно, никто не мог связать указанные акты террора с позицией официальных властей.
Второй способ репрессий был скрыт внутри самих производственных отношений капиталистического мира и представлял собой систему разного рода штрафов и увольнений. Вряд ли оказаться в начале 1930-х годов без средств к существованию в «чреве Нью-Йорка» было многим легче, чем попасть в спецпоселение в результате раскулачивания. Применительно к Западу, переживавшему в 1920-е и 1930-е годы сильнейший экономический кризис, мы должны говорить о десятках миллионов таких несчастных. Только в США в 1933 году было 17 миллионов безработных. Кто способен подсчитать, какое их количество было уволено за участие в забастовках, то есть по политическим мотивам? Разве не имеем мы права, следуя логике самих американцев в отношении ГУЛАГа, причислить к жертвам политических репрессий все 17 миллионов? Кстати, американские безработные жаждали попасть в Советский Союз, где им была бы гарантирована занятость и социальная защищенность. Это не следует скрывать, это привлекательность нашей страны – не завоевание абстрактных каких-то коммунистов, но достижение нашего народа.
